Севастополист - Георгий Панкратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мудрено, – только и сказал я. – Но почему именно вам?
– А потому что других вариантов для всего этого, – он окинул взглядом ворох бумаг, – просто нет.
Наконец в разговор вступила женщина. Ее голос был мягче и отчего-то казался мне убедительней.
– Вы так и не поняли, что это? – наконец спросила она и тут же сама ответила: – Рукописи!
Пораженный, я переспросил:
– Рукописи? То есть это кто-то пишет и приносит вам сюда? Но зачем?
В Севастополе мало кто писал просто так – да я бы не ошибся, если бы сказал «никто». Кроме тех немногих, что выбирали себе такую стезю в жизни. Ведь для того, чтобы попасть на какие-нибудь страницы, что-то должно было происходить. А у нас мало что происходило – так о чем было писать этим несчастным?
– Вот зачем, – улыбнулась женщина и поднесла мне, держа на ладонях, невесть откуда взявшийся предмет, завернутый в платок.
Это выглядело странно, и я сперва колебался, но женщина поторопила:
– Ну же, берите!
Я развернул сверток и достал книгу в мягкой обложке. Повертел ее в руках в надежде обнаружить что-то необычное. Но так и не обнаружил.
– Книга как книга, – сказал я.
– Читайте внимательнее, – покачала головой женщина.
– «Старая Башня», – я прочел вслух название и заметил, что под этими большими буквами было еще несколько маленьких. Присмотрелся и прочитал их тоже: – «Писчий журнал».
– Правильно, – похвалила женщина. – Это журнал писчиков.
– Пищиков? – переспросил я. – Это что же, тех, кто пищит?
– Нет, – рассмеялась собеседница. – Тех, кто пишет. Хотя ваше наблюдение вполне в писчем духе.
«А мы в Севастополе и не додумались до такого». Я развернул журнал, пробежался взглядом по первым листам:
– Тираж… Содержимое… Номер посвящен… Безвыходные данные – Коктебель, Массандра. – Поднял на них вопросительный взгляд. – Что все это значит?
– Кстати, мы не познакомились, – спохватился мужчина. – Коктебель – это я.
– А я Массандра, – мило улыбнулась женщина. – Ну а безвыходные данные – означает, что без нас номер просто бы не вышел. – Она развела руками.
– Фиолент, – представился я и задумался. – А интересные у вас имена – они будто бы созданы для того, чтобы их обладатели рулили писчим процессом.
– Мы занимаемся здесь больше, чем просто писчим процессом, – мечтательно ответила Массандра. – Много больше.
Я спохватился:
– Но почему «старая»? Разве Башня может быть старой или нестарой? Разве это не просто Башня?
– Ну конечно же не может, – снисходительно улыбнулась Массандра. – Мир всегда одинаков. Но если говорить о писчем мире, о наших публикантах, то разница, конечно, есть.
– Публикантах? Каких еще публикантах?
Я уже допил чай и не знал, чем заняться. Вертел в руках журнал, пролистывал, выхватывая глазами имена и строки, но все больше глядел поверх них, не допуская информацию в свое сознание. Усталость мешала сосредоточиться.
– Публикант – это тот, кто получил у нас публикацию. Ну а мы, собственно, публикаторы. Мы храним те давние традиции, которые завели еще первые жители Башни, когда эти уровни только осваивались, и первые люди, еще видевшие настоящее строительство, обживались здесь… Они отстаивали свое право жить и творить на этом уровне, творить сам уровень. Если бы вы знали, сколько было трений, да что там – самых настоящих битв с теми, кого теперь называют «герои». Там была любовь и жизнь, и главное – умение писать. Первые писчики были такими, что нынешним и не снилось. Да и не приснится уже.
– Порой мне кажется, они вообще не видят снов, – вставил Коктебель.
– Не спят, все пишут. – Я хотел пошутить, но никто не засмеялся.
– Те великие писчики Башни, конечно, не дожили до нас с вами. Правда, некоторые смотрят на нас с портретов – и я уверена, что они все видят. Но дожили журналы – как хранители, отбирающие и сберегающие самое ценное, на что способны писчики, для вечности и новых поколений Башни. Мы наследники великих и благородных первопроходцев – тех, кто основал «Старую Башню», «Новую Башню» и несколько других, еще живущих, существующих журналов. Есть и относительно новые: «Снос Башни», «Без Башни». Они более дерзкие, конечно, но что же, им положено – новая поросль.
– И в чем же между вами разница? – спросил я, слегка удивленный всей этой информацией.
– Мы все занимаемся общим делом: стыкуем писчиков с Юниверсумом. Не сообща, а скорее каждый сам по себе. Между нами есть разногласия: к примеру, «Снос Башни» активно увлекся Майнд Дамном, что сказывается на тематике и личностях их публикантов. В журнал потянулись отпросы, которым у нас никогда не хватало места: все-таки хоть они и пишут, но никакие они не писчики. Попросту говоря, они лишь разжижают писчую среду, уводят ее не туда, в свои заблуждения, в мелкоту своей проблематики… Но в «Сносе Башни» не считают так, что ж, они публикаторы, их право. Тем более на фоне наших теперешних проблем… Кто бы знал, что отпросы покажутся благом в сравнении с новой страшной бедой.
Она замолчала, прикусив губу, но я ничего не отвечал, и Массандра продолжила:
– Но эти разногласия не в главном. Мы все придаем друг другу значения, а публикаторы и публиценты придают значение нам. На том и стоим. – Женщина развела руками.
– Публиценты? – переспросил я. Собеседники начинали вызывать у меня подозрения, но я убеждал сам себя: расслабься. Встретил ли ты здесь кого-то, кто бы их не вызывал?
– Это кандидаты в публиканты, – вступил в разговор Коктебель. – Все, что ты видишь здесь, написано ими.
– Они еще не писчики, – продолжила Массандра. – Но очень хотят таковыми быть. Они приходят сюда, приносят нам рукописи и, если мы их не берем – идут в ту же «Новую Башню» или куда-то еще. Так и бродят. Это неторопливые люди, у них своя жизнь. Мы часто можем о них ничего не знать.
– А где они все живут? – спросил я.
– Как где? – изумилась Массандра и стремительным движением выхватила из моих рук журнал. В этом было
