Огнем и мечом (пер.Л. де-Вальден) - Генрик Сенкевич

Богун ушел и начал готовиться в путь. Его молодцы, как это всегда бывало в подобных случаях, пили до бесчувствия; будем пить, "прежде чем нас приголубит смерть", — говорили они; он тоже пил с ними, бесновался, а под конец велел выкатить бочку дегтю и, как был в шелку и бархате, окунулся в нее раз, другой и крикнул:

— Я теперь черен, как ночь, и глаза ляхов не увидят меня!

И, вывалявшись затем на персидских коврах, вскочил на коня и помчался, а за ним двинулись в ночной темноте верные его казаки, сопровождаемые криками: "На славу, на счастье!"

Скшетуский между тем дошел уже до Ермолинцев и, встретив там сопротивление, жестоко расправился с горожанами, объявив, что завтра придет князь Ерема: здесь он дал отдых усталым коням и воинам, потом, собрав своих товарищей на совет, сказал:

— До сих пор Бог помогал нам. Я замечаю по страху, который овладевает мужиками, что они принимают нас за передовой отряд и уверены, что за нами следует вся сила князя. Нам надо устроить так, чтобы они не догадались о нашем обмане, видя, что всюду ходит один и тот же отряд

— А долго мы будем разъезжать так? — спросил Заглоба.

— Пока не узнаем, что решил Кривонос.

— Ба! В таком случае мы, может быть, не поспеем в лагерь, к битве?

— Быть может! — ответил Скшетуский.

— Мне это очень неприятно, — ответил шляхтич. — Моя рука наловчилась было немного на мужичье под Константиновом, но ведь это такой пустяк, как муха для собаки; а теперь у меня руки чешутся.

— Здесь вам, быть может, придется сражаться больше, чем вы думаете, — внушительно ответил Скшетуский.

— Это каким образом? — спросил с некоторым беспокойством Заглоба.

— Мы в любой день можем наткнуться на неприятеля и, хотя мы здесь не затем, чтобы оружием преграждать ему путь, однако нам придется защищаться. Но вернемся к делу: нам надо захватить как можно больший район, чтобы о нас знали одновременно в нескольких местах, кое-где наказать непокорных, чтобы внушить страх, и всюду распространить слухи, что за нами идет князь; я думаю, что нам поэтому следует разделить отряд.

— Я тоже так думаю, — сказал Володыевский. — У них будет двоиться в глазах, и те, которые убегут к Кривоносу, будут говорить о сотнях тысяч.

— Господин поручик, вы здесь начальник и можете распоряжаться, — сказал Подбипента

— Я пойду на Зинков к Солодковцам, а если можно будет, то и дальше, — сказал Скшетуский. — Вы, господин наместник, пойдете прямо к Татарникам, ты, Миша, поедешь в Кунин, а господин Заглоба дойдет до Сбруча около Сатанова.

— Я? — спросил Заглоба.

— Да. Вы человек смышленый и ловкий; я думаю, что вы охотно возьмете на себя эту обязанность, а если нет, то четвертый отряд я поручу вахмистру Космачу.

— Да, вы ему поручите, только под моей командой! воскликнул Заглоба, которого вдруг осенила мысль, что он будет начальником отдельного отряда. — Если я спрашиваю, то только потому, что мне жаль расстаться с вами.

— А опытны ли вы в военном деле? — спросил Володыевский.

— Опытен ли я? Вас, я думаю, еще на свете не было, когда я командовал отрядами побольше этого. Я бы служил в войске и до сих пор, если бы не проклятый заплесневевший сухарь, который застрял у меня в горле на целых три года, так что я должен был ехать лечиться в Галату; я когда-нибудь подробно расскажу вам об этом путешествии, а теперь мне надо торопиться.

— Так поезжайте и распространяйте всюду слухи, что Хмельницкий побит и что князь миновал уже Проскуров, — сказал ему Скшетуский. — Не берите в плен первого попавшегося, но если встретите отряды из-под Каменца, то постарайтесь взять в плен таких людей, которые могли бы сообщить нам что-нибудь о Кривоносе, потому что те, которых мы уже захватили, дают разноречивые показания.

— Если бы самому Кривоносу пришла охота пуститься в путь, вот задал бы я ему перцу с имбирем. Не бойтесь, господа, я научу это мужичье не только петь, но и плясать.

— Через три дня мы снова соединимся в Ермолинцах, а теперь каждый путь едет своей дорогой, — сказал Скшетуский. — Прошу вас, господа, берегите людей.

— Через три дня в Ермолинцах, — повторили Заглоба, Володыевский и Подбипента.

Глава VI

Когда Заглоба остался один в отряде, ему сразу сделалось как-то не по себе, им даже овладел страх, и он многое бы дал за то, чтобы здесь был теперь Скшетуский, Володыевский или Подбипента, при которых он чувствовал себя в безопасности, — так слепо верил он в их мужество и находчивость.

Он был мрачен, ехал впереди своего отряда, подозрительно оглядываясь во все стороны и раздумывая об опасностях, могущих встретиться ему по пути, и ворчал:

— Все-таки было бы лучше, если бы здесь был кто-нибудь из них. Каждый должен заниматься тем, для чего его создал Бог, а эти трое, кажется, только и живут на войне. Им так же хорошо на войне, как другим за кружкой меда или как рыбам в воде. Война для них — забава. Животы у них легкие, но зато руки тяжелые. Скшетуского я уже видел в деле и знаю, каков он. Он так же быстро уничтожает людей, как монах шепчет молитвы; это ведь любимое его ремесло. Литвин, хотя сам не имеет головы на плечах и ищет трех чужих, тоже маху не даст, меньше всех я знаю этого маленького франтика, но и он, должно быть, порядочная оса, если судить по тому, что я видел под Константиновом и что мне рассказывал о нем Скшетуский. К счастью, он идет неподалеку от меня, и лучше всего будет, если я присоединюсь к нему. Пусть меня забодают мухи, если я знаю, куда надо идти

Заглоба почувствовал себя таким одиноким, что ему даже сделалось жаль самого себя.

— Да, да, — ворчал or — У каждого есть кто-нибудь, а у меня? Ни друга, ни отца, ни матери. Сирота я и только!

В эту минуту к нему подъехал вахмистр Космач.

— Господин командир, куда мы идем? — спросил он.

— Куда мы идем? — переспросил Заглоба.

Потом вдруг выпрямился в седле и покрутил ус

— К самому Каменцу, если будет на то моя воля! Понимаешь?!

Вахмистр поклонился и молча отъехал к своим рядам, не понимая, отчего командир рассердился на него, а Заглоба, грозно посмотрев еще раз на окрестности, успокоился и снова заворчал:

— Я позволю дать себе сто ударов палками по пяткам, если я пойду в Каменец. Тьфу, тьфу! Если бы при мне был кто-нибудь из них, то я был бы смелее. Ну что я буду делать с этой сотней людей? Я предпочел бы лучше быть теперь один, тогда, по крайней мере, можно было бы придумать какой-нибудь фортель. А теперь нас слишком много, чтобы пускаться на хитрость, и слишком мало, чтобы защищаться. И пришла же в голову Скшетускому такая неудачная мысль разделить отряд И куда я пойду? Я знаю, что осталось за мной, но кто знает, что впереди? Кто поручится, что эти дьяволы не устроили какой-нибудь западни? Кривонос и Богун! Хорошая пара, нечего сказать, чтоб их черт побрал! Боже, спаси меня хотя бы от Богуна Скшетуский желает с ним встретиться — услышь же его, Господи! Я, как приятель, от души желаю ему этого. Аминь!.. Я дойду до Збруча и вернусь в Ермолинцы, а известий привезу им больше даже, чем они сами хотят. Это-то не трудно. Космач снова подъехал к нему.

— Господин начальник, за холмом видны какие-то всадники, — сказал он.

— Пускай едут к чертям! Где они? Где?

— Вот там, за горой. Я видел знамена.

— Войско?

— Кажется, войско.

— А, чтоб их собаки загрызли! Много их?

— Неизвестно, потому что они еще далеко. Нам надо укрыться за этими скалами, а когда они будут проезжать, неожиданно напасть на них А если их много, то Володыевский недалеко — услышит выстрелы и прискачет на помощь.

Заглоба вдруг сделался храбрым. Быть может, ему придало мужества отчаяние, а может, и то, что Володыевский был недалеко; он взмахнул обнаженной саблей и, отважно заворочав глазами, крикнул:

— Спрятаться за скалы! Мы неожиданно набросимся на них и покажем этим негодяям…

Опытные княжеские солдаты повернули с места за скалы и в одно мгновение стали в боевом порядке, готовые к неожиданному нападению.

Прошел час; наконец послышались приближающиеся звуки человеческих голосов и Юxo веселых песен, а через минуту до слуха скрывающихся долетели звуки скрипки, дудок и бубнов. Вахмистр снова подъехал к Заглобе и сказал:

— Это не войско, господин начальник, а свадьба

— Свадьба? — сказал Заглоба. — Ну, пусть они подождут, я им сейчас заиграю!

Сказав это, он пришпорил коня, за ним выехали и солдаты и стали все в ряд.

— За мной! — крикнул грозно Заглоба.

Вся линия тронулась рысью, потом галопом и, окружив скалу, остановилась вдруг перед толпой испуганных и встревоженных людей.

— Стой! Стой! — кричали с обеих сторон.

Это действительно была мужицкая свадьба. Впереди ехали верхом теорбанист, скрипач и два "довбыша", все они были уже навеселе и с азартом наигрывали плясовую. За ниш ехала невеста, в темном жупане и с распущенными по плечам волосами. Ее окружали "дружки" с венками в руках, распевавшие песни; все девушки сидели на лошадях верхом, по-мужски, украшенные полевыми цветами, издали казалось, что это отряд казаков.