Солнечная лотерея (сборник) - Филип Дик

Справа что–то тусклое светилось. Он пошел на огонек, который в конце концов превратился в Тома Гейтса, помахивающего фонариком.

– МОРС вам, – сказал Гейтс, костлявый тщедушный человечек с глазами навыкате, нечесаной шевелюрой и изогнутым, как у попугая ара, носом.

– Как дела? – спросил Аллан, пробираясь следом за щуплой тенью к круглому отверстию, служившему входом в подземное убежище, сооруженное во время войны и уцелевшее по сей день. Гейтс с Шугерманом укрепили и усовершенствовали его; Гейтс заколачивал гвозди, а Шугерман руководил.

– Я поджидал Шугги. На нашей стороне скоро уже рассветет, а он всю ночь закупал припасы. – Гейтс нервно хихикнул. – Торговля идет вовсю. На сегодняшний день у нас неплохой расклад. Куча вещей, которые, не будем лицемерить, нужны людям.

Спустившись по лестнице в убежище, они оказались в главном его помещении. Там царил беспорядок, повсюду – разномастная мебель, книги, картины, жестяные и стеклянные банки с пищей, продукты в коробках, ковры, безделушки и просто барахло. Проигрыватель ревел во всю мощь, звучал чикагский вариант «Не могу раскачаться». Гейтс улыбнулся и сделал музыку потише.

– Чувствуйте себя как дома. – Он бросил Аллану коробку с крекерами, а следом за ней кусок чеддера. – Они в порядке, абсолютно безопасны. Слушай, мы тут все копали, копали. Под пеплом, потом под землей. Гейтс и Шугерман нанялись в археологи.

Останки былого. Тонны обломков, годных к употреблению, полупригодных и не годных ни на что; предметы, которым нет цены, побрякушки и полный хлам. Аллан присел на ящик со стеклом. Вазы и бокалы, высокие стаканы, граненый хрусталь.

– Шустрилы–коробейники, – сказал он, разглядывая бокал с надбитым краешком, созданный кем–то из давно уже умерших мастеров двадцатого века. Бокал с рисунком: олень и охотник. – Неплохо.

– Могу продать, – предложил Гейтс. – Пять баксов.

– Слишком дорого.

– Ну, три бакса. Нам надо побыстрее двигать все это. Скорость оборота увеличивает прибыль. – Гейтс радостно захихикал. – Чего бы тебе хотелось? Бутылку шабли Беринжера? Тысяча долларов. Экземпляр «Декамерона»? Две тысячи долларов. Электрическую вафельницу? – Он принялся подсчитывать. – Зависит от того, какую ты хочешь. Если ту, что превращается в гриль для сандвичей, будет дороже.

– Ничего мне не надо, – пробормотал Аллан. Перед ним лежала огромная кипа полуистлевших газет, журналов и книг, обвязанная коричневой веревкой. На верхней значилось «Сэтердей ивнинг пост».

– «Пост» за шесть лет, – сказал Гейтс. – С тысяча девятьсот сорок седьмого по тысяча девятьсот пятьдесят второй. В прекрасном состоянии. Скажем, полторы штуки. – Он стал яростно рыться в груде неупакованных книг, лежавших рядом, разбрасывая их и обрывая страницы. – Вот милая вещица. «Йейльский вестник». Один из тех самых малоформатных литературных журналов. Есть статьи про Трумэна Капоте, Джеймса Джойса. – Глаза его лукаво блеснули. – Очень много секса.

Аллан принялся рассматривать линялую, пропитавшуюся водой книжку в дешевом переплете – разбухшее месиво из грязных страниц.

Джек Вудсби

НЕУТОМИМАЯ ДЕВСТВЕННИЦА

Аллан раскрыл ее наугад и наткнулся на захватывающий отрывок.

…Ее груди походили на два беломраморных конуса, обтянутых тонкой оболочкой порванного шелкового платья. Он потянул ее к себе и почувствовал, как жарко пышет в вожделении ее прекрасное тело. Тихо постанывая, она прикрыла глаза. «Пожалуйста», – проговорила она, задыхаясь, и сделала слабое движение, пытаясь оттолкнуть его. Платье ее совсем распахнулось, открывая взору биение крепкой, упругой, цветущей плоти…

– Господи помилуй, – сказал Аллан.

– Отличная книжка, – отметил Гейтс, присев на корточки рядом с ним. – Тут их еще много. Вот, – он выкопал другую и подпихнул ее Аллану, – почитай.

Я УБИЙЦА

Время и сырость стерли имя автора. Аллан открыл потрепанную книжку в мягком переплете и принялся читать.

…Я снова выстрелил ей в пах. Кишки с кровью вывалились наружу и насквозь промочили разорванную юбку. Мои ботинки скользили по полу, залитому кровью. Искромсанная грудь попалась мне под ноги, и я нечаянно наступил на нее каблуком, но какая, к черту, разница, она все равно мертва…

Аллан нагнулся, вытащил толстую, покрытую плесенью книгу в сером переплете и раскрыл ее.

…Сквозь заплетенное паутиной окно Стивен Дедалус следил за пальцами гранильщика драгоценных камней; тот ощупывал потускневшую от времени цепочку, испытывая ее. Пыль легла паутиной на окно и на подносы с образцами. От пыли потемнели привычные к труду пальцы и схожие с когтями стервятника ногти…

– Крутая книжка, – сказал Гейтс, заглядывая Аллану через плечо. – Особенно в конце. Полистай ее.

– Почему она здесь? – спросил Аллан. Гейтс всплеснул руками:

– Приятель, это же та самая . Забористей всего, что тут есть. Знаешь, сколько я выручаю за один экземпляр? Десять тысяч долларов!

Он попытался забрать книгу, но Аллан вцепился в нее.

…Пыль спала на тусклых завитках бронзы и серебра, на залитых киноварью ромбах, на темных, как вино, рубинах, прокаженных каменьях…

Аллан положил книгу.

– Совсем неплохо.

У него возникло какое–то странное ощущение, и он еще раз внимательно прочел отрывок.

Ступеньки лестницы заскрипели, и в комнату вошел Шугерман.

– Что, недурно? – Увидев книгу, он кивнул. – Джеймс Джойс. Отличный писатель. «Улисс» нынче приносит нам немало денег. Гораздо больше, чем Джойс получил за всю жизнь. – Он опустил свою поклажу на пол. – Там, наверху, остались вещи, которые я выгрузил с корабля. Напомни, чтобы я не забыл. Мы можем перенести их вниз попозже.

И этот крупный человек с круглым лицом, заросшим синеватой щетиной, принялся стаскивать с себя шерстяное пальто.

Разглядывая «Улисса», Аллан спросил:

– Почему эта книга оказалась вместе с прочими? Она совсем другая.

– Слова в ней такие же, – сказал Шугерман. Он вставил сигарету в мундштук, искусно вырезанный из слоновой кости, и закурил. – Как идут дела, мистер Перселл? Как агентство?

– Прекрасно, – сказал он. Книга все не шла у него из головы. – Но ведь…

– Тем не менее книга порнографическая, – сказал Шугерман. – Джойс, Хемингуэй. Дегенеративный хлам. Первый Комитет по книгам, учрежденный майором, занес «Улисса» в черный список еще в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Вот. – Он подобрал пачку книг и стал бросать их Аллану на колени – одну, вторую. – Таких еще много. Романы двадцатого века. Теперь они все исчезли. Их запретили. Сожгли. Уничтожили.

– А для чего написаны эти книги? Почему их смешали с мусором? Раньше ведь так не делали, верно?

Последнее замечание позабавило Шугермана, а Гейтс загоготал и шлепнул себя рукой по колену.

– Какому МОРСу они учат? – спросил Аллан.

– Никакому, – сказал Шугерман. – Эти романы учат как раз анти–МОРСу.

– Вы их читали? – Аллан полистал «Улисса» и еще сильней изумился и заинтересовался. – Почему? Что вы в них нашли?

Шугерман задумался.

– В отличие от всего остального, это – настоящие книги.

– Что это значит?

– Трудно сказать. Они кое о чем говорят. – Лицо Шугермана расплылось в улыбке. – Перселл, я же яйцеголовый. Я назвал бы эти книги литературой. Так что меня лучше не спрашивать.

– Эти ребята, – объяснил Гейтс, дыша в лицо Аллану, – написали про то, как все было в эпоху Расточительства. – Он стукнул кулаком по книге. – В ней рассказано об этом. В ней есть все.

– Их следует хранить, – сказал Аллан. – А не выбрасывать вместе с хламом. Они необходимы как летопись истории.

– Конечно, – сказал Шугерман, – чтобы мы смогли представить себе, как люди жили в те времена.

– Это ценные книги.

– Очень ценные.

Аллан сердито воскликнул:

– В них правда!

Шугерман зашелся от смеха. Он вынул из кармана платок и вытер глаза.

– Все верно, Перселл. В них правда, единственная и неповторимая чистейшая правда. – Он вдруг перестал смеяться. – Том, дай ему книгу Джойса. В подарок от нас с тобой.

– Но ведь «Улисс» стоит десять штук! – изумился Гейтс.

– Отдай ему книгу. – Шугерман уперся, в голосе его послышались раздраженные, ворчливые нотки. – Пусть она будет у него.

– Я не могу ее взять, – сказал Аллан, – она слишком дорогая.

Он понял, что не в состоянии заплатить за книгу. У него нет десяти тысяч долларов. А еще он понял, что хотел бы ее иметь.

Шугерман долго и сердито смотрел на Аллана, чем привел его в смущение.

– МОРС, – пробормотал он наконец. – Никаких подарков. Ладно, Аллан, извини.

Он поднялся на ноги и прошел в соседнюю комнату.

– Не выпьешь ли стаканчик хереса?

– Хорошее вино, – сказал Гейтс. – Из Испании. Настоящий херес.