Солнечная лотерея (сборник) - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошее вино, – сказал Гейтс. – Из Испании. Настоящий херес.
Шугерман вернулся с полупустой бутылкой, отыскал три стакана и разлил в них вино.
– Выпьем, Перселл. За доброту, правду и… – Он подумал. – За нравственность.
Они выпили.
***
Сделав последнюю пометку, Мальпарто дал знак техникам. Решетку откатили в сторону, и в кабинете зажегся свет. Лежавший на столе пациент заморгал и слабо пошевелился.
– А потом вы вернулись? – спросил Мальпарто.
– Да, – сказал мистер Коутс. – Я выпил три стакана хереса, а затем полетел обратно в Новейший Йорк.
– И больше ничего не произошло?
Мистер Коутс с трудом приподнялся и сел.
– Я вернулся, поставил на место скиб, взял инструменты и банку красной краски и сделал из статуи посмешище. Оставил на скамейке пустую банку и отправился домой.
Первый сеанс закончился, а Мальпарто абсолютно ничего не выяснил. С пациентом ничего не случилось ни на Хоккайдо, ни до того; он повстречал каких–то мальчишек, попытался купить бутылку шотландского виски, увидел книгу – вот и все. Никакого смысла.
– Вы когда–нибудь проходили экстрасенс–тесты? – спросил Мальпарто.
– Нет. – Пациент поморщился от боли. – У меня разболелась голова от ваших медикаментов.
– У меня есть несколько дежурных тестов, я хотел бы проверить вас по ним. Сегодня уже поздновато; может, в следующий раз. – Он решил, что в ходе терапии больше не стоит обращаться к воспоминаниям пациента. Незачем вытаскивать на поверхность позабытые переживания и события прошлого. Теперь он станет работать, обращаясь к уму мистера Коутса, а не к потаенному содержимому его сознания.
– Удалось что–нибудь узнать? – спросил мистер Коутс, вставая; ноги у него не гнулись.
– Кое–что. Один вопрос. Меня интересует, к чему приведет ваша шутка. Как вы считаете…
– У меня из–за нее будут неприятности.
– Я не вас имел в виду. А общество МОРСа.
Мистер Коутс подумал.
– Ни к чему. Разве что полиция теперь найдет, чем заняться. А у газет появится материал для печати.
– А для людей, которые увидят карикатуру на статую?
– Никто ничего не увидит, статую обшили досками. – Мистер Коутс потер подбородок. – Ее видела ваша сестра. И кое–кто из бойцов когорты, их выставили вокруг статуи для охраны.
Мальпарто пометил это у себя.
– Гретхен сказала, что некоторые из бойцов когорты смеялись. Статуя приобрела своеобразный вид, вы, наверное, слышали об этом.
– Слышал, – сказал Мальпарто. Потом он справится на этот счет у сестры. – Значит, они смеялись. Интересно.
– Почему?
– Да ведь бойцы когорты – штурмовики общества МОРСа. Их бросают на самую грязную работу. Когорта – оплот бдительности. И они, как правило, не смеются.
Мистер Коутс задержался у дверей кабинета.
– Мне непонятно, что это значит.
Доктор Мальпарто подумал: ясновидение. Способность предугадывать будущее.
– Встретимся в понедельник, – сказал он и взял журнал приема. – В девять. Вас устроит?
Мистер Коутс подтвердил, что его это устроит, а затем в мрачном настроении отправился на работу.
Глава 10
Стоило ему войти в кабинет, как появилась Дорис:
– Мистер Перселл, что–то случилось. Гарри Прайар хотел бы поговорить с вами.
Прайар, возглавлявший художественный отдел, занял место Фреда Ладди и временно выполнял обязанности ассистента Аллана.
Вошел Прайар, вид у него был угрюмый.
– Речь пойдет о Ладди.
– Он разве не ушел? – спросил Аллан, снимая пальто. Он все еще пребывал под воздействием медикаментов Мальпарто, болела голова, и он плохо соображал.
– Он ушел, – сказал Прайар. – В «Блейк–Моффет». Как нам сообщили из ТИ сегодня утром, до вашего прихода.
Аллан застонал.
– Он в курсе всего, что у нас подготовлено, – продолжал Прайар. – Новые пакеты. Рабочие идеи. А значит, «Блейк–Моффет» тоже в курсе.
– Сделайте переучет, – сказал Аллан. – Посмотрите, что он взял. – Окончательно впав в уныние, он уселся за стол. – Сразу, как закончите, сообщите мне.
На переучет ушел весь день. В пять часов ему доложили о результатах.
– Обобрал нас вчистую, – сказал Прайар. И затряс головой от восхищения. – Наверное, не один час трудился. Мы, конечно, можем наложить на материалы арест и попытаться востребовать их через суд.
– «Блейк–Моффет» способен вести тяжбу годами, – сказал Аллан, вертя в руках желтый блокнот с длинными листками. – Когда мы получим пакеты обратно, они уже устареют. Придется нам сочинять новые. Лучше прежних.
– Это круто, – сказал Прайар. – Ничего подобного раньше не случалось. Мы видали, как пиратствует «Блейк–Моффет», мы теряли материалы, у нас перехватывали идеи. Но чтобы кто–то из высшего эшелона обобрал нас до нитки – такого с нами не бывало ни разу.
– Мы еще никогда никого не увольняли, – напомнил ему Аллан. И подумал о том, какую обиду он нанес Ладди этим увольнением. – Они могут здорово нам навредить. И вероятно, так и сделают, заполучив Ладди. У него на нас зуб. Раньше мы с этим не сталкивались. Личные чувства. Злоба, грызня не на жизнь, а на смерть.
Когда Прайар ушел, Аллан встал и заходил по кабинету. Завтра пятница, последний день, в течение которого можно раздумывать насчет должности директора ТИ. Проблема, связанная со статуей, до конца недели не разрешится, ведь Мальпарто сказал, что лечение растянется на неопределенный срок.
Либо он уйдет в ТИ в нынешнем своем состоянии, либо откажется от должности. В субботу он все еще будет оставаться непредсказуемой личностью, и когда–нибудь в глубине сознания может соскочить тот же рычажок.
Он с грустью подумал: сколь ничтожной оказалась на практике помощь санатория. Доктор Мальпарто витает в облаках, он намерен проводить тесты и проверять реакцию пациента на протяжении всей его жизни. А в это время реально существующая ситуация осложняется. Ему придется принять решение без помощи Мальпарто. И вообще без чьей–либо помощи. Он вернулся в исходную позицию, которую занимал до того, как Гретхен сунула ему клочок бумаги.
Он снял трубку и набрал номер своей квартиры.
– Алло, – донесся до него испуганный голос Дженет.
– С вами говорят из Объединения погребальных услуг, – сказал Аллан. – На меня возложена обязанность сообщить вам, что вашего супруга засосало в коллектор корабля автофакта и больше никаких известий от него не поступало. – Он взглянул на часы. – Это произошло ровно в пять пятнадцать.
Дженет в ужасе притихла, но после паузы сказала:
– Так ведь сейчас пять пятнадцать.
– Прислушайтесь, – сказал Аллан, – вам еще удастся уловить шум его дыхания. Он пока что не совсем пропал, но увяз уже основательно.
– Ты – бессердечное чудовище.
– Собственно говоря, я хотел узнать, – сказал Аллан, – что мы делаем сегодня вечером?
– Я веду Лининых детей в Исторический музей. – (Лина – замужняя сестра Дженет.) – А ты не делаешь ничего.
– Я составлю вам компанию, – решил он. – Хочу кое–что обсудить с тобой.
– Что именно? – тут же спросила она.
– Да все то же самое. – Исторический музей ничуть не хуже любого другого места, через него проходит столько людей, что никакой недомерок не выделит их из общей массы. – Вернусь домой около шести. Что на обед?
– Как ты относишься к бифштексу?
– Прекрасно, – хмыкнул Аллан и повесил трубку.
***
После обеда они зашли к Лине и забрали детей. Восьмилетний Нед и семилетняя Пэт радостно помчались по дорожке сквозь сумерки и поднялись по лестнице в музей. Аллан с женой шли не торопясь, рука об руку и почти не разговаривая. Наконец–то выдался славный вечер. Тихо, хоть по небу и разбросаны облачка. На улице много людей, которые вышли поразвлечься одним из немногих доступных им способов.
– Музеи, – сказал Аллан. – Выставки произведений искусства. Концерты. Лекции. И обсуждение общественных дел. – Ему вспомнился проигрыватель Гейтса, исполнявший «Не могу раскачаться», вкус хереса и, прежде всего, сор двадцатого столетия, собранный воедино в разбухшей от воды книге, в «Улиссе». – И всегда можно сыграть в «фокусника».
Дженет прижалась к нему и задумчиво проговорила:
– Иногда мне хочется снова стать маленькой. Смотри, как они побежали.
Дети уже скрылись в помещении музея. Экспонаты еще вызывают у них интерес, затейливые картины не успели им наскучить.
– Мне хотелось бы, – сказал Аллан, – отвезти тебя куда–нибудь, где ты сможешь сбросить напряжение. – Он стал думать, где бы найти такое место. Может, на далекой планете–колонии, когда они состарятся и выйдут на пенсию. – Чтобы вернулись дни твоего детства. Чтобы ты смогла скинуть туфли и пошевелить пальцами.