Победа. Том 2 - Александр Борисович Чаковский

— Прошу вас, товарищи, проходите, — сказал Сталин, указывая на дверь своего кабинета, которую уже успел распахнуть Хрусталев.

Они остановились посредине кабинета. Все втроем. Сталин почувствовал, как учащенно забилось его сердце.

— Ну… как? — спросил он, стараясь заставить свой голос звучать спокойно.

— Мы посоветовались со всеми членами делегации, товарищ Сталин, — произнес Берут в глубоком волнении и на мгновение умолк.

— И что же? — нетерпеливо спросил Сталин.

— Мы настаиваем на границе по Одеру и западной Нейсе, — ответил Берут, делая ударение на слове «западной».

— Вся делегация?

— Весь польский народ…

Сталин слегка развел руками и опустил голову.

— Товарищ Сталин, поймите нас, — с необычной для него горячностью снова заговорил Берут, — мы понимаем, какие создаем для вас трудности и чем для всех нас может обернуться срыв Конференции! Более того, мы не удивимся, если вы скажете или только подумаете, что из-за упорства поляков не удастся закрепить результаты великой Победы Советского Союза. Предвидим, как этим будут разочарованы советский народ, Советская Армия, которая бок о бок сражалась с нами за освобождение Польши. И все же… прошу вас, поймите, мы не можем отказаться от западных земель. Они наши! В этих землях могилы наших предков. Именно на этих землях фашисты еще в мирное время начали истреблять поляков, топтать историю Польши, требовать, чтобы мы забыли польский язык! И вот теперь… Нет, товарищ Сталин, мы не можем. Мы настаиваем на нашей законной границе!..

Он умолк. Молчали Роля-Жимерский и Сталин.

В наступившей тишине из сада донесся резкий птичий крик. Он был настолько громким, что головы всех троих невольно обернулись к окну.

— Это сова, — сказал Сталин. Перевел взгляд с окна на поляков, все еще стоявших посреди комнаты, и произнес на этот раз в глубокой задумчивости: — Сова Минервы вылетает в сумерки.

Он чувствовал острую физическую боль в сердце, но превозмог ее усилием воли, подошел вплотную к полякам, стал между Берутом и Жимерским и объявил им, чеканя каждое слово:

— Хорошо. Я согласен. Мы будем и впредь отстаивать новую польскую границу. Чего бы это нам ни стоило. Границу по Одеру и западной Нейсе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

«БОМБА» ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

На другой день, 30 июля, заседание Конференции тоже не состоялось. И «подземные тектонические взрывы», казалось, достигли своей высшей точки.

С утра в разные концы Бабельсберга помчались машины. Они неслись без эскорта мотоциклов, без «виллисов» с охраной. По флажкам было видно, что эти автомобильные гонки как-то связаны с Конференцией. Но мчались они не к Цецилиенхофу, а сновали между особняками западных руководителей, из чего можно было заключить: сегодня Конференция опять не состоится.

В советскую протокольную часть первыми позвонили англичане. В ответ они услышали:

— К сожалению, генералиссимус еще не здоров, участвовать в Конференции не может. Просит его извинить.

Потом затрезвонили американцы. Ответ тот же.

Бирнс позвонил непосредственно Молотову и получил почти такой же формальный, холодный ответ.

— Вы ознакомили генералиссимуса с нашими предложениями? — торопливо спросил Бирнс, опасаясь, как бы его собеседник не успел сразу же повесить трубку.

— Да, к-конечно! — ответил Молотов.

— И что же?

— В к-каком смысле «и что же»?

— Каково его отношение?

— Он, п-по-видимому, принял к сведению, что вы предлагаете ему «принять или от-отвергнуть».

— Так принял он или отверг?

— Я не уполномочен товарищем Сталиным передавать его решение. Но лично д-думаю, что он ваше предложение отверг.

Бирнс беспомощно опустил трубку на колени и лишь потом положил ее на рычаг. Он окончательно сник. Ему не хотелось выходить из дома, не хотелось участвовать в совещании министров, которое вне зависимости от Конференции должно было состояться во второй половине дня…

В голову ему пришла мысль: разыскать Миколайчика., Он приказал, чтобы за Миколайчиком немедленно послали машину, две, три, но разыскали бы и доставили его как можно скорее.

…Миколайчик информировал Бирнса, что вчера ночью состоялось короткое заседание польской делегации. Обсуждался лишь один вопрос: дальнейшая позиция Польши в связи со спорами о новой границе. Все снова подтвердили: граница должна проходить по Одеру и западной Нейсе…

Беседа с Миколайчиком продолжалась еще час, после чего сотрудники американской охраны столь же незаметно увезли его, как и доставили сюда. Бирнс принял душ, переоделся и решительной походкой направился к президенту.

— Я пришел за инструкциями, сэр, — официально начал он, поздоровавшись с Трумэном. — Сегодня на заседании вновь возникнет этот проклятый «польский вопрос».

— Но сегодня же заседания не будет, — возразил Трумэн, уже информированный своим секретариатом о новой отсрочке встречи в Цецилиенхофе. — Кстати, вчера я послал Сталину записку с соболезнованием. Как вы полагаете, следует ли мне повторить это и сегодня, поскольку он все еще не здоров?

— Я говорю о подготовительном совещании министров, — пояснил Бирнс, — оно состоится. Среди нас все в добром здравии. Включая Молотова, — с усмешкой добавил он. — А относительно соболезнования решайте сами.

— Так чего же вы от меня хотите? — спросил Трумэн. — Каких еще инструкций? Разве мы не высказали своей точки зрения русским вчера, в этом самом кабинете?

— Политик должен смотреть в глаза реальности, — назидательно произнес Бирнс. — Сталин не пошел на уступки. Его требования в «польском вопросе» остаются прежними. Молотов мне это только что подтвердил.

— Что вы предлагаете? — резко спросил Трумэн.

— Ситуация оставляет нам ограниченный выбор. Мы должны или стоять на своем, или… уступить.

— Встать на колени?! — ужаснулся Трумэн.

— Сэр, предоставим журналистам и прочим пропагандистам подыскивать термины эмоционального характера. Я пришел поговорить с вами о деле. И времени у нас остается мало. Я только что виделся с Миколайчиком. Он сообщил, что вчера ночью состоялось заседание польской делегации. Сталин просил ее еще раз высказать свое окончательное мнение о границе.

— И что она решила, эта так называемая делегация?

— Одер — западная Нейсе.

— Единодушно?

— Да. Включая Миколайчика.

— И вы пришли мне сообщить, что даже наши ставленники голосуют против нас? Миколайчик же куплен Англией с потрохами!

— От Иуды невозможно требовать, чтобы он гордо потрясал перед другими апостолами своими сребрениками. И вы знаете, сэр, покупают лишь тех, которые способны соображать. Дураки не в спросе.

— Что вы этим хотите сказать?

— Только то, что положение, которое усилиями англичан занимает сейчас в Польше Миколайчик, заставляет его воздерживаться от публичных акций, не популярных в его стране.

— Что же предлагает этот теленок, сосущий двух маток?

— Я прошу, сэр, рассматривать то, что я скажу, как мое собственное мнение, пусть даже сложившееся не без влияния сообщения Миколайчика.

— Выкладывайте.

— Допустим, вы видите красивую вещь и хотите, чтобы она стала вашей. Какие есть возможности