Крестоносец - Майкл Айснер

Я взглянул на шеренгу. Командир указал на заключенных, стоявших по обе стороны от Джованни. Наш венецианский друг остался в строю.

— Каждого второго, — произнес Андре.

Он оказался прав. Стражники собирались казнить половину пленных. На большее у них не хватило воображения. Все сводилось лишь к тому, какое место ты занимал в шеренге.

Два, четыре… десять, двенадцать.

Командир уже приближался к нам с Андре. Неверным была нужна голова только одного из нас. Все равно чья, ничего личного.

То была злая участь, недостойная рыцаря уродливая неблагородная смерть в тысячах миль от Арагона. Тела тащили по пыли и складывали на трупы, чтобы потом сжечь. Застывшие гримасы на лицах отрубленных голов выставляли на всеобщее обозрение последние жуткие мгновения жизни казненных.

Если бы мы с Андре погибли в Крак-де-Шевалье! Тогда нас похоронили бы рядом под глыбами замка.

Андре положил руку мне на плечо и щипал до тех пор, пока я не обернулся.

— Франциско, с меня хватит, — произнес он.

— Хватит, — повторил я его последнее слово.

— Ты меня понимаешь? — Голос его был совершенно спокоен.

Он притянул меня к себе, и мы коротко обнялись. Обжигающий удар кнута по спине прервал наше прощание. Андре нагнулся, уворачиваясь от кнута, и оттащил меня в сторону. Небольшая перемена мест. Едва заметная.

Едва.

Командующий неверных прошел мимо меня и указал на Андре. Двое стражников схватили его за руки.

Он оглянулся на меня по пути к плахе и улыбнулся так жизнерадостно и загадочно, будто мы снова были в Санта-Крус и смеялись над очередной запрещенной шуткой об аббате. Словно я был его сообщником в какой-нибудь проделке.

Когда последний заключенный опустил голову на кровавое ложе, над двором уже вовсю полыхал рассвет, бросая желтоватые отблески на отрубленные головы. Воины зевали. Заключенные тосковали по темноте.

Неверные спустили две веревки в подземелье, однако многие пленные просто прыгали вниз, на мягкую глину, спеша убраться с этой варварской земли.

Я вернулся в знакомое убежище и сел рядом с могилой Саламаджо и Мануэля. Я не выходил из своего закутка и умер бы с голоду, если бы не Джованни, — несколько раз в неделю он приносил мне еду и питье. Я ел и пил лишь для того, чтобы меня оставили в покое.

Через пару месяцев в тюрьму приехал какой-то венецианский торговец. Он должен был выкупить Джованни и его команду, но половина моряков были казнены, и Джованни выбрал замену своим землякам. Среди выбранных оказался и я.

Вместе с Джованни я отплыл в Италию. Когда мы добрались до Венеции, он договорился, чтобы меня перевезли в Барселону на одном торговом судне.

Отвыкнув от солнца, днем я сидел внизу, а ночью вылезал на палубу. Судном управляли лишь несколько моряков. Я лежал голый на деревянных балках, раскинув в стороны руки, прислушивался к шуму прохладного бриза, овевавшего нос корабля, и пытался представить, как металлическое лезвие вонзается в мою шею.

Это лезвие было предназначено для меня. Андре поменялся со мной местами. Он видел, что выбирают каждого второго. Я тоже это видел.

Я вспоминаю момент прощания, наше объятие и представляю себе, что все могло бы кончиться по-другому. Иногда я ненавижу Андре. Когда я уезжал из Жироны, Изабель, ты просила привезти твоего брата домой. Но я не смог. Однако если ты посмотришь на отблеск на желтых камнях перед рассветом, ты увидишь его едва заметную улыбку. Я ее вижу.

Все.

Франциско закончил свою повесть. Слава богу! Моя левая нога затекла оттого, что я просидел в одной и той же позе несколько часов подряд. В висках у меня стучало.

Франциско, видимо, совсем вымотался. Он прислонился к стене кельи и медленно сполз по ней на каменный пол. Голова его тяжело опустилась на грудь, он закрыл глаза.

— Франциско, — произнесла Изабель, — у Господа есть сострадание.

К концу фразы ее голос стал почти неслышным, исполнившись невыразимой печали.

Франциско открыл глаза и повернулся к девушке, скривив губы.

— Я достаточно насмотрелся на его сострадание, Изабель, на полях сражений в Леванте, на внутреннем дворе цитадели в Алеппо, на пристани Барселоны, глядя на тонущий корабль Серхио. Ты думаешь, Господь сжалится над таким грешником?

— Ты сам осудил и приговорил себя, — сказала Изабель.

Франциско выпрямился, сжав кулаки.

Я решил вмешаться, утешить Изабель и Франциско, защитить их друг от друга.

— Франциско, — обратился я к нему, — жизненные пути неисповедимы. Иногда мы не можем далее понять собственных побуждений.

— Неужели вы не понимаете? — спросил он.

Изабель не шевельнулась, и ее твердый взгляд лишь усилил гнев Франциско.

— Он занял мое место! — вскричал Франциско. — Это Андре должны были выкупить, а не меня!

— Франциско, — проговорил я, — человек иногда становится своим самым суровым судьей. Мне это хорошо известно.

Я собирался продолжить, произнести мудрые слова, которые, возможно, принесли бы ему облегчение, но он не дал мне договорить:

— Ты слышала, что я сказал, Изабель? Я виновен в смерти твоего брата.

Изабель наконец-то отвела взгляд от Франциско и посмотрела в окно, на горизонт. Подняла руки и прижала ладони к ушам.

Франциско сделал шаг вперед и схватил ее за запястья. Она пыталась сопротивляться, но он был намного сильнее. Он заставил девушку опустить руки; их лица почти соприкасались.

— Я столь же виноват в смерти Андре, — сказал Франциско, — как и топор, отделивший его голову от тела.

Изабель перестала сопротивляться, и Франциско отпустил ее. Наклонившись, она обхватила руками живот, и ее вырвало прямо на каменный пол.

Я попытался поддержать ее голову, но она оттолкнула меня, вышла из кельи и бросилась прочь по коридору.

Глава 13

ПОСЕТИТЕЛЬ

В тот день Изабель не ужинала. Завтракать на следующее утро она отказалась. К полудню ее охватила сильная лихорадка, и мы перенесли ее в лазарет. После вечерней службы я зашел навестить ее.

Когда я вошел в комнату, Изабель лежала на кровати, на высоких подушках. Щеки ее горели нездоровым румянцем, к потному лбу прилипли влажные пряди волос.

Я пытался завести разговор, но она не отвечала. Следующие два дня Изабель ни разу не заговорила и почти не шевелилась.

Я посоветовался насчет ее состояния с братом Виалом. Мы сидели друг против друга в капитуле, и он спросил меня об исповеди Франциско. Я рассказал ему, что случилось с Франциско и Андре в Крак-де-Шевалье, о гибели Андре в цитадели.