Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эгберт, воспользовавшись удобной минутой, хотел было рассказать графу о случае с чёрной Кристель и неожиданном посещении Цамбелли, но граф прервал его, говоря, что в день рождения Лени не хочет слышать никаких разговоров о политике или каких бы то ни было делах. Тот же ответ дал он и Гуго, который всё ещё мечтал о сцене придворного театра и вздумал обратиться к нему с просьбой о ходатайстве. Однако, прощаясь с молодыми людьми, он пригласил их к себе на большой званный вечер и сказал Шпрингу, что представит его князю Лобковичу и господину Пальфи, которые, вероятно, не откажутся дать ему место актёра придворного театра, хотя, быть может, и не так скоро, как он этого бы желал.
После ухода графа ещё долго продолжались танцы, так что праздник кончился далеко за полночь, а затем наступило хлопотливое утро, когда нужно было привести всё в порядок и переставить мебель на прежние места. Наконец вспомнили и о Кристель, которая в день праздника была оставлена на попечении старой служанки. Кристель, согласно предсказанию Цамбелли, после долгого сна проснулась совершенно здоровая и только по временам чувствовала небольшую боль в голове на месте ушиба. Эгберт решил оставить у себя несчастную девушку и просил госпожу Армгарт и Магдалену заняться её воспитанием и по возможности приучить её к домашним занятиям. Он подробно рассказал Магдалене всё, что знал о Кристель, и о своей встрече с ней у мельницы Рабен, но не решился упомянуть о её странном подарке. Ему казалось, что недорогой опал, некогда служивший набалдашником палки, должен иметь какое-нибудь отношение или к таинственному убийству, или к событиям, касавшимся самой Кристель. Чтобы не напугать девушку формальным допросом, он решил поговорить с нею наедине и употребить все усилия, чтобы заслужить её доверие. Он ласково спросил её, как она попала в Вену и нет ли у ней родных или покровителей в большом городе?
Кристель поцеловала его руку и против ожидания дала вполне определённые ответы. Она объяснила, что не могла долее оставаться у своего отца, который становился всё брюзгливее, между тем как нужда росла изо дня в день. Приходский священник бранил её за безделье, говорил, что она в тягость старику, и советовал поступить в услужение в Вельсе или Линце, но тайный голос постоянно нашёптывал ей, чтобы она шла в Вену. Наконец она отправилась в путь и с помощью добрых людей благополучно добралась до места. При этом Кристель показала Эгберту рекомендательное письмо управляющего барона Пухгейма к кастеляну дворца Harrach. У последнего Кристель надеялась найти приют на первое время. Всё это она рассказала просто и толково, но заметно смутилась, когда Эгберт спросил её, каким образом она очутилась у его дома, между тем как дворец Harrach находился в противоположной стороне. При этом ответы её сделались настолько сбивчивыми, что Эгберт решил больше не мучить её дальнейшими вопросами. «Чего тут доискиваться, — подумал он, — бедняжка не знает Вены, могла легко заблудиться и, очутившись на пустынной улице среди садов, остановилась из любопытства, когда увидела перед собою ярко освещённый дом».
Таким образом, допрос был скоро окончен, и Эгберт не считал нужным возобновлять его, тем более что не был вполне уверен, удастся ли ему удержать Кристель в своём доме при её робости и непостоянстве. Но это опасение оказалось неосновательным. Сначала Кристель упорно отказывалась от платьев, которые ей предлагала Магдалена, но врождённая склонность к нарядам, желание казаться красивее сделали своё дело. Через несколько дней чёрная Кристель стала податливее и из оборванной нищей превратилась в опрятную и прилично одетую девушку.
— Дикарка, выведенная из первобытного состояния. Вот как искажает цивилизация художественные произведения природы! — повторял со смехом Гуго, который с любопытством следил за каждым движением Кристель.
Она отличалась проворством и ловкостью и точно исполняла всё, что ей приказывали; только по временам на неё нападала странная задумчивость, и в эти минуты всё окружающее как будто не существовало для неё. Вообще говорила она мало и только с Магдаленой и Эгбертом и всегда пугалась, если кто неожиданно обращался к ней с каким-нибудь вопросом. Гуго видел в этом явный признак скрытности характера, но Эгберт горячо заступался за свою protegee и объяснял её пугливость внезапной переменой образа жизни и наплывом новых впечатлений.
Несколько дней спустя после водворения Кристель Цамбелли опять нанёс визит Эгберту и попросил позволения взглянуть на больную.
Эгберту оставалось только поблагодарить его за любезность.
— Доктор всё равно что духовник, — сказал Эгберт. — Он может видеть своих пациентов во всякое время.
Цамбелли нашёл Кристель в саду. Полуденное солнце ярко светило между обнажёнными деревьями.
Кристель вздрогнула, увидев итальянца, но лицо её просияло от радости.
— Ты одна, Кристель? — спросил он, оглядываясь по сторонам.
Она кивнула ему в знак согласия и указала пальцем на дальний конец сада, где была беседка.
— Там люди, — сказала Кристель. — Они выносят оттуда столы и стулья, я помогала им.
— Нравится ли тебе у них в доме?
— Да.
— Ты останешься здесь и, надеюсь, никуда не убежишь?
— Как вы прикажете.
— Мне нечего приказывать. Я тебе не брат. Делай что хочешь. Но почему ты не осталась в деревне?
Она пристально взглянула на него своими тёмными, выразительными глазами.
— Ты знаешь, что я не смела остаться там.
— И пришла сюда за мной?
Яркая краска покрыла её щёки. Она молча улыбнулась.
— Бедняжка! — сказал он, положив руку на её голову. — Мне следовало бы побранить тебя за непослушание.
— Не сердитесь на меня, но я не могу жить там, где вас нет.
— Пустяки! Мне скоро придётся уехать отсюда и так далеко, что ты не будешь видеть
