Цитадель - Октавиан Стампас

Стражники его все же обыскали, брезгливо морщась, нашли монеты и бросили их в горевший тут же костерок для уничтожения заразы. Де Труа попробовал возмущаться, крича проклятия по-арабски и арамейски, пока не получил удар меж лопаток тупым концом копья. С этою печатью он, счастливый, покинул город Яффу.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ТОФЕТ

По преданию, во время возведения храма Соломонова сюда свозился строительный мусор. С тех пор всегда, при всех династиях и при всех завоевателях, Тофет служил свалкою Иерусалима. И при Хасмонеях, и при Ироде, и при Пилате. Город разрушал Навуходоносор и уводил жителей в плен, но свалка оставалась на своем месте. Город сжигал Тит, свалка переживала чудовищный пожар и презирала усилия и неистовство врагов города. Тот кто начинал отстраивать Иерусалим заново брал точкою отсчета Тофет.

Испокон веку, может быть, тоже с тех легендарных соломоновых времен, здесь жило какое-то особенное племя. Оно могло существовать только здесь, в атмосфере непреходящих миазмов, в окружении разлагающегося вещества. Тутошние люди, как дельфины, выброшенные на берег, не могли долго дышать чистым воздухом, им требовалась среда более плотная. В город они наведывались лишь затем, чтобы украсть чего-нибудь. В Тофете они рождались и умирали. Низкорослое племя с ломкими черными волосами. Их никто не трогал, ибо бороться с ними было все равно, что бороться с навозными червями. Жили они большими семьями, напоминающими стаи. Они нередко враждовали между собой. Месторасположение этих стай можно было определить по вечно курящимся дымкам от огня поддерживаемого в очагах. Очаги эти служили не только бытовым целям, но и являлись центрами какого-то смутного огнепоклонничества. Вероятно люди эти скоро выродились бы до животного состояния, не живи они рядом с таким большим, богатым и многообразным городом, помимо своих многочисленных и очень сложных отбросов он поставлял им еще нечто, был предметом ненависти, интереса, страха и уважения.

Добравшись до Иерусалима, де Труа обосновался в Тофете, сколотил себе нечто вроде хижины из гнилых досок. Стоял на дворе сентябрь, время теплое, так, что можно было обходиться без огня. Де Труа не хотел привлекать к себе ни внимание орденских шпионов, ни интерес местных жителей. Несмотря на свою невоинственность, чужаков они не любили, а с городскими нищими так и вообще враждовали, полагая что место тех на задворках королевского дворца.

Несколько дней шевалье пролежал в своем укрытии, раздумывая над планом дальнейших своих действий. Строго говоря, в плане этом был всего лишь один пункт, надо было каким-то образом попасть в город. Иерусалим, казалось бы, не Яффа, затеряться здесь намного легче, но, с другой стороны, и количество любопытных глаз здесь намного больше. Брат Гийом наверняка принял во внимание тот факт, что шевалье де Труа не удалось поймать в Яффе, оценил его изворотливость, а может быть даже и вычислил его замысел. Это тоже не исключено. Но если так, то город наводнен шпионами, а дворец великого магистра находится под особым круглосуточным наблюдением.

Примерно на пятый день де Труа ощутил, что его присутствие начинает нервировать жителей Тофета. По крайней мере членов ближайшей к нему стаи. Он то и дело ловил на себе взгляды быстрых детских глаз из-за какой-нибудь кучи мусора. Дети лихо передвигались по этим нагромождениям на четвереньках, умело прятались и замирали как ящерицы. Иногда они подбирались так близко, что он слышал, как они шушукаются и хихикают.

На рассвете де Труа пробирался к тому месту, где появлялись повозки, груженые новыми порциями нечистот и мусора. Он надеялся, что сможет договориться с кем-нибудь из возчиков, чтобы они передали некую весточку в город. Но скоро отказался от этой идеи. Во-первых, было неизвестно, здесь ли сейчас великий магистр, и каким образом обыкновенный золотарь убедит тамплиерскую охрану, чтобы она пропустила его к графу де Ридфору. Да и почему этот золотарь согласится выполнить такую подозрительную просьбу, ведь заплатить ему де Труа было нечем.

Внимание детей Тофета становилось все назойливее. Вначале они, видимо побаивались страшного человека, но постепенно привыкли, ибо их собственные родители навряд ли были красивее мнимого прокаженного. Живя среди грязи, вони, в центре мирового разложения, легко привыкаешь к зрелищу изнанки жизни. У де Труа появилась мысль приручить кого-нибудь из этих зверенышей, все с той же целью — использовать в качестве посланца. И он попробовал бы, но не успел. Однажды утром в его хижине стало вдруг темно. Де Труа приоткрыл глаза и рука, державшая рукоять кинжала, сжалась. Нет, это был не стражник, не рыцарь, и даже не горожанин. Кто-то из местных, только покрупней ребенка.

— Чего тебе надо? — глухо спросил де Труа.

— Выходи, — сказал гость и отпрянул от лаза в мусорную нору.

Шевалье неторопливо выбрался наружу. Их было пятеро, невысокие коренастые мужички с плоскими, грязными лицами, и слезящимися от вечного дыма глазами, они держали короткие копья наизготовку.

— Что вам надо? — спросил тамплиер.

— Кто ты?

— Так вы пришли знакомиться?

Они все, как по команде, отступили на шаг и подняли копья повыше.

— Ты должен уйти, — заявил самый коренастый и грязный, видимо, вожак.

— Почему? Я же вам не мешаю, не ем вашу еду.

— Иди в лепрозорий.

Он слишком умело притворялся прокаженным, они поверили ему и теперь выгоняли, чтобы восстановить привычный порядок жизни. Короли живут во дворце, нищие за дворцом, сами они живут в Тофете, а прокаженные в лепрозории.

Де Труа коснулся своего лица.

— Это не проказа.

— Все равно уходи.

— Должна же быть причина!

— Не должна, — заявил вожак, — но тут же объяснил, — заболел мой сын. Тебя не было — не болел, ты пришел — заболел.

— Покажи мне его, — сказал успокаивающим голосом де Труа.

— Нет, — запальчиво крикнул вожак, — ты сейчас уйдешь, или мы тебя убьем.

— Если вы меня убьете, твой сын умрет.

Вожак ничего не ответил на это заявление, можно было подумать, что поверил. Хоть немного, но поверил. Де Труа, почувствовав это, поспешил развить успех.

— Я умею лечить всякие болезни. Если ты убьешь меня, ты убьешь своего сына. Бог не велит убивать. Христос не велит, Магомет не велит, дымный огонь тоже не велит.

С этими словами де Труа достал из-за пояса свой кинжал и бросил его под ноги вожаку. Яркие белки полузвериных глаз налились кровью, широкие ноздри раздулись — он думал.

— Если убьешь меня, убьешь своего сына.

Вожак решился.

— Идем.

Сопровождаемый настороженным конвоем «лекарь» обогнул несколько небольших холмов сложенных из доисторических, окаменевших нечистот и оказался посреди табора. В неуклюже, но прочно сложенном очаге горел огонь, к нему жалось несколько дряхлых, беззубых, почти облысевших старух. Бегали голые чумазые ребятишки. Повсюду валялись кости, камни. На четырех криво вкопанных шестах была натянута шкура какого-то зверя, образуя крышу от дождя. Под ней, на куче гнилого тряпья валялся мальчишка лет четырнадцати, явно «наследник». Инфант. Смердело на стоянке еще сильнее, чем в целом по Тофету. Люди, если разобраться, сами по себе иногда гаже любых отбросов.

Конечно, де Труа никогда не учился лекарскому искусству, но и он с первого взгляда определил, что мальчишка не жилец на этом свете. Живот у него вздулся, руки и ноги покрывали большие лиловые волдыри. Он не моргнув глазом «лекарь» сказал.

— Это городская болезнь.

— Ты можешь вылечить его? — с надеждой спросил отец больного. Точный диагноз почему-то всегда вселяет надежду в родственников умирающего.

— Да, могу.

— Тогда лечи, я дам тебе все наши лекарства, — по знаку вожака тут же принесли большую грязную тряпку, на которой валялись обожженные кости, обглоданные корешки и свежие кошачьи внутренности.

Де Труа, для виду, тщательно исследовал «аптеку» и сказал.

— Нет. Это хорошие лекарства, но от городской болезни помогают только городские лекарства.

— Я не пущу тебя в город, ты убежишь! — сказал вожак проницательно.

— Я не убегу, я буду сидеть здесь, — сказал де Труа садясь на тряпки рядом с мальчиком, — и если он умрет, вы меня убьете.

— Убьем, — убежденно сказал вожак.

— Но если мы попробуем городские лекарства, он не умрет.

— Где твои городские лекарства?

— В городе, — вздохнул «лекарь». — За ними надо кого-нибудь послать.

Вожак огляделся выбирая, кого бы.

— Нужен тот, кто хорошо знает город, — сказал де Труа.

— Мой брат пойдет, — решил, наконец, вожак и подтолкнул к шевалье крепкого парня одетого более менее сносно по здешним меркам.

— Его не пустят м-м… в аптеку, у вас есть чистая одежда.

Общими усилиями гонца кое-как экипировали.

— Найдешь дом барона де Бриссона, он живет у шпионских ворот, знаешь?