Игра престолов. Часть I - Джордж Мартин

– Разве это много?

– Ваш брат Рэйгар вывел столько же людей к Трезубцу, – признал сир Джорах. – Но лишь десятую их часть составляли рыцари. Остальные были стрелки, вольные всадники, пехота, вооруженная копьями и пиками. Когда Рэйгар пал, многие побросали оружие и бежали с поля битвы. Как долго продержится такой сброд против сорока тысяч крикунов, жаждущих крови? Смогут ли куртки из вареной кожи защитить их от настоящего ливня стрел?

– Недолго, – ответила Дэйнерис. – Не смогут.

Мормонт кивнул:

– Но учтите, принцесса, если у лордов Семи Королевств разума хотя бы столько же, сколько у гусей, до этого не дойдет. Всадники не смогут осаждать крепости. Едва ли они смогут покорить самый слабый замок в Семи Королевствах, но если у Роберта Баратеона хватит глупости дать сражение…

– А он глуп? – спросила Дэни.

Сир Джорах ненадолго задумался.

– Роберту следовало бы родиться дотракийцем, – наконец произнес он. Ваш кхал сказал бы, что только трус прячется за каменной стеной, вместо того чтобы встретить врага с клинком в руке. Узурпатор согласился бы с ним. Он силен и отважен… и достаточно опрометчив, чтобы встретить дотракийскую орду в открытом поле. Но окружающие его люди играют на своих волынках собственную мелодию. Брат короля Станнис, лорд Тайвин Ланнистер, Эддард Старк… – Он плюнул.

– Вы ненавидите этого лорда Старка. – заметила Дэни.

– Он забрал у меня все, что я любил, из-за нескольких заеденных блохами браконьеров и своей драгоценной чести, – с горечью ответил сир Джорах. По его тону она поняла, что потеря все еще была болезненной. Он быстро переменил тему. – А вот, – показал он вперед, – Ваэс Дотрак, город табунщиков.

Кхал Дрого и его кровные уже вели их по западному базару, по широким дорогам за ним. Дэни со спины Серебрянки разглядывала непривычные окрестности. Ваэс Дотрак оказался сразу и самым большим, и самым маленьким городом из тех, которые она видела. Она решила, что он, наверное, раз в десять больше Пентоса – бескрайний простор, лишенный стен и границ, с широкими, продуваемыми ветром улицами, покрытыми травой и грязью и заросшими дикими цветами. В Вольных городах запада башни, дома и лачуги, мосты, лавки и залы теснились друг к другу, а Ваэс Дотрак лениво раскинулся, припекаемый теплым солнцем, – древний, пустой и надменный.

Даже строения казались ей странными. Она заметила павильоны из резного камня, сплетенные из травы дворцы размером в целый замок, шаткие деревянные башни, облицованные мрамором ступенчатые пирамиды, бревенчатые дворы, открытые небу. Некоторые дворцы вместо стен были окружены терновыми изгородями.

– Ни одна не похожа на другую, – сказала она.

– Отчасти ваш брат сказал правду, – признал Джорах. – Дотракиец не умеет строить. Тысячу лет назад, чтобы сделать дом, он вырыл бы себе яму в земле и соорудил бы над ней плетеную травяную крышу. Здания, которые вы видите, возвели рабы, доставленные сюда из земель, ограбленных дотракийцами. Каждый из них строил так, как это принято у его народа.

Большинство дворцов, даже самые огромные из них, казались заброшенными.

– Где же те, кто живет здесь? – спросила Дэни. На базаре было полно снующих детей и шумных людей, но за его пределами она увидела лишь нескольких евнухов, занятых своими делами.

– Только старухи из дош кхалина постоянно обитают в священном городе вместе со своими рабами и слугами, – ответил сир Джорах. – И все же Ваэс Дотрак достаточно велик, чтобы предоставить кров каждому дотракийцу из каждого кхаласара, если все кхалы вдруг одновременно возвратятся к Матери Гор. Старухи предсказывали, что такой день придет. И Ваэс Дотрак должен быть готов принять всех своих детей.

Кхал Дрого наконец остановился возле восточного рынка, где торговали караванщики, пришедшие из И Ти, Ашая и Края Теней; Матерь Гор высилась над головой. Дэни улыбнулась, вспомнив рабыню магистра Иллирио, рассказывавшую ей о дворце в две сотни комнат с дверями из чистого серебра. Деревянный дворец кхала представлял собой зал для пиршества, грубо срубленные стены поднимались футов на сорок, крыша была изготовлена из расшитого шелка, огромный вздувающийся шатер можно было поднять, чтобы оградиться от дождя, или спустить, чтобы открыть над собой беспредельное небо. Вокруг зала располагались конские загоны, огражденные высокими зарослями, очаги, сотни грубых землянок, выраставших из земли подобно миниатюрным холмам, поросшим травой.

Небольшая армия рабов отправилась вперед, чтобы подготовиться к прибытию кхала Дрого. Каждый всадник, спрыгивая с седла, снимал с пояса свой аракх и вручал его ожидавшему рабу вместе со всем прочим оружием. Даже кхал Дрого поступил так же. Сир Джорах объяснил ей, что в Ваэс Дотрак запрещается носить оружие и проливать кровь свободного человека. Даже ссорящиеся кхаласары забывали здесь про вражду и делили мясо и мед. Как постановили старухи дош кхалина, пред ликом Матери Гор все дотракийцы были родней, одним кхаласаром, одним стадом.

Кохолло явился к Дэни, когда Ирри и Чхики помогали ей спуститься с Серебрянки. Старейший из троих кровных всадников Дрого, коренастый, лысый и кривоносый, рот его был полон сломанных зубов, лет двадцать назад он получил удар булавой, спасая молодого кхалакку от наемников, надеявшихся продать его врагам отца. Кохолло связал свою жизнь с Дрого в тот самый день, когда благородный муж Дэни появился на свет.

У каждого кхала были свои кровные всадники. Поначалу Дэни видела в них нечто вроде королевских гвардейцев, поклявшихся защищать своего господина, но здесь связь уходила глубже. Чхики объяснила ей, что кровный всадник – это не просто телохранитель, что все они братья кхала, его тени, самые преданные друзья.

Кровь моей крови, как звал их Дрого, так оно и было. Они жили единой жизнью. Древние традиции табунщиков требовали, чтобы в день смерти кхала вместе с ним умерли бы и его кровные всадники, готовые сопровождать его в ночных землях. Если кхал погибал от руки врага, они жили, пока не свершали месть за убитого, а потом с радостью следовали за ним в могилу. В некоторых кхаласарах, говорила Чхики, кровные всадники делили с кхалом и вино, и шатер, и даже жен, но только не лошадей. Конь мужчины принадлежит лишь ему самому…

Дэйнерис была рада, что кхал Дрого не придерживался этих древних обычаев. Ей бы не понравилось принадлежать кому-то еще. Но если старый Кохолло обращался с ней достаточно ласково, остальные пугали ее; Хагго, огромный и молчаливый, часто пристально смотрел на нее, словно бы забывая о том, кто она, у Квото же были жестокие глаза и ловкие руки, умеющие причинять боль. Его прикосновения каждый раз оставляли синяки на мягкой белой коже Дореа, а Ирри иногда рыдала из-за него по ночам. Даже лошади как будто боялись Квото.

И все же они были связаны с кхалом Дрого и в жизни, и в смерти, поэтому Дэйнерис оставалось только смириться и принять их. Иногда она даже жалела, что у ее отца не было таких защитников. В песнях белые рыцари Королевской гвардии всегда были благородными, доблестными и верными, и тем не менее король Эйрис погиб от рук одного из них, красивого юноши, которого теперь все звали Цареубийцей, а второй, сир Барристан Отважный, перешел на службу к узурпатору. Дэни спрашивала себя, все ли жители Семи Королевств настолько же лживы. Когда ее сын сядет на Железный трон, она позаботится о том, чтобы у него были свои собственные кровные всадники, способные защитить его от предательства Королевской гвардии.

– Кхалиси, – сказал Кохолло по-дотракийски, – Дрого, кровь моей крови, приказал мне сказать тебе, что этой ночью он должен подняться на Матерь Гор, чтобы принести жертву богам в честь благополучного возвращения.

Лишь мужчины могли ступить на Матерь Гор, Дэни знала это. Кровные всадники кхала отправятся вместе с ним и возвратятся на рассвете.

– Скажи моему солнцу и звездам, что я мечтаю о нем и буду с нетерпением ждать его возвращения, – отвечала она с благодарностью. Дитя внутри ее подросло, теперь Дэни легко уставала, а потому бывала рада отдыху. Беременность словно бы заново воспламенила страсть Дрого, и его объятия оставляли Дэни в изнеможении.

Дореа подвела ее к углублению в холме, приготовленному для них с кхалом. Внутри было холодно и сумрачно, словно в шатре, сделанном из земли.

– Чхики, пожалуйста, ванну, – приказала она, желая смыть дорожную пыль со своей кожи и прогреть усталые кости. Было приятно сознавать, что они задержатся на какое-то время на месте и ей не придется завтра подниматься на Серебрянку.

Вода оказалась обжигающей, как она и любила.

– Сегодня я сделаю подарки своему брату, – рассудила она, пока Чхики мыла ее волосы. – В священном городе он должен выглядеть королем. Дореа, сбегай отыщи его и пригласи поужинать со мной. – Визерис лучше относился к лиссенийке, чем к ее дотракийским служанкам, быть может, потому, что магистр Иллирио позволил ему переспать с ней в Пентосе.