Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Жаль, что такая одаренная акушерка совершила оплошность, – проговорила она наконец дрожащим голосом.

– Ее мать, Адриена Бонзон, которая вышла замуж за сапожника Лубе, тоже была одаренной, но не безгрешной. Не тревожьтесь, Клеманс, мы пригласим к вам хорошего доктора!

– Об этом еще рано думать. Кто-то спускается по лестнице или мне это чудится?

В гостиную вошла Леонора в домашнем платье из бледно-зеленого атласа – ее любимый цвет. Ее белокурые волосы были схвачены лентой и каскадом струились по плечам.

– Добрый вечер! – сказала она. – Было бы уместно разжечь камин. В это время года вечера еще прохладные.

– Замерзли – оденьтесь! – сердито буркнул Оноре. – Вы в этом доме не хозяйка! Вы здесь вообще никто, учитывая ваше поведение!

– Ваш сын желает получить развод, я не вижу никаких препятствий для этого. Мы с Альфредом поженимся, и вы от меня избавитесь.

– Бастьен с Эженом останутся здесь! Я добьюсь права опеки!

– Нет! Я – их мать, и я увезу их с собой.

– Пожалуйста, не ссорьтесь! – взмолилась Клеманс. – Нужно научиться договариваться! Возможность прийти к согласию есть всегда!

Оноре передернул плечами и раскурил сигару. Сама не своя от волнения, Леонора оперлась рукой о каминную полку. У них с Николь только что произошла очередная стычка. Горничная, которой предстояло выступить в суде, потребовала, чтобы ей позволили остаться в усадьбе хотя бы до этого решающего дня.

– Хорошо, ты можешь остаться на пару недель, но, честно говоря, я не могу смотреть на тебя без отвращения! – заявила Леонора. – Будешь прислуживать мадам Клеманс! Я воспользуюсь услугами гувернантки, когда понадобится. А ты вернешь мне все безделушки, которые я тебе подарила, каракулевую накидку и розовое платье из шелка, или я просто не выплачу тебе жалованье!

Горничная расплакалась от злости и попыталась возражать, но хозяйка осталась непреклонной.

– Это из-за тебя я стала хуже, чем есть на самом деле, Альфред был прав! – сказала Леонора. – И, если бы ты не подслушала исповедь Анжелины, ничего этого вообще не было бы!

После такого заявления Николь заперлась в своей комнатушке под крышей. Леонора укрылась в детской, найдя утешение в смехе и лепете своих маленьких сыновей. Спускаясь к ужину, она снова ощутила себя потерянной, никому не нужной в этой семье, которая стала для нее чужой. Ее любовник счел необходимым встречаться реже, и Леонора скучала по нему – по его ласковым рукам, по страстным поцелуям.

– Гильем сегодня рисует в беседке? – спросила она, чтобы нарушить молчание.

– Идите и посмотрите сами! – буркнул свекор в ответ.

– Насколько мне известно, сегодня он не выходил из дома, – попыталась смягчить обстановку Клеманс. – Франсин относила в его спальню поднос с чайными принадлежностями.

– Тогда я загляну к нему, – вздохнула Леонора.

Она знала, что супруг снова станет расспрашивать о том, какое решение принял судья и отдала ли она предназначенное красавице повитухе письмо, и боялась этого разговора. Робко постучав в дверь, она вошла.

– Ты могла застать меня в объятиях Франсин, – иронично заметил Гильем.

Он сидел, опершись локтями о стол, за которым временами обедал или ужинал. За этим же столом он делал наброски по вечерам.

– Ты думаешь, я бы огорчилась? Полагаю, ты предусмотрительно запираешь дверь на ключ, когда вы с Франсин вместе.

– Совершенно верно! Оказывается, у тебя в голове не совсем пусто, Леонора!

– Прошу, не надо меня унижать! Я пришла сказать, что передала письмо в руки Жозефу де Беснаку и он пообещал отнести его жене.

– Спасибо. Я счел необходимым сообщить Анжелине, что она может рассчитывать на мою поддержку.

Леонора стиснула зубы. Несмотря ни на что, она почувствовала себя уязвленной. Гильем курил трубку, и по комнате плавали облачка дыма с характерным островатым ароматом.

– Как дела у твоего возлюбленного? – спросил он негромко. – Я полистал юридическую литературу из библиотеки Жака. Пенсон может закрыть дело за отсутствием состава преступления.

– Я говорила с ним сегодня, мы обедали вместе в «Отель де Франс». Гильем, я сделала что могла. Анжелина призналась в проступке, поэтому Альфред не может отменить суд и закрыть дело, как ты говоришь. Но, принимая во внимание наши с ним отношения, он решил передать его своему коллеге из Фуа.

– Что? Вот мерзавец! Он наплевал на нашу сделку, по условиям которой, если он хочет получить тебя в жены, он должен сразу же отпустить Анжелину!

Держась на благоразумном расстоянии, Леонора сказала:

– Ты, наверное, неправильно меня понял, Гильем. Он не может освободить ни ее, ни эту девушку. Что сказали бы на это начальник полиции и супрефект? Они в курсе происходящего. Поставь себя на его место! Альфред под судейской присягой, и, поскольку в силу обстоятельств он не может судить об этом деле беспристрастно, он принял такое решение.

Дрожащими от гнева и разочарования пальцами Гильем вцепился в колеса своего кресла. Он развернул свое седалище, пленником которого стал, и смерил супругу презрительным взглядом:

– Ты все-таки ни на что не годна, моя бедная девочка! И в постели тоже, иначе твой любовник не сыграл бы с тобой такую грязную шутку. А теперь уходи! Завтра я сам нанесу ему визит. Уходи, или я…

Она выбежала из комнаты, едва сдерживая слезы унижения. Никто больше не видел Леонору в тот вечер – ни за ужином, ни позже, когда пришло время пить травяной настой на ночь. Оноре сдержал слово: в честь приятного известия, которым поделилась с ним Клеманс, на стол подали изысканные деликатесы и Жак откупорил бутылку шампанского.

В своей комнате Леонора слышала гул голосов и смех. Она ощущала себя потерянной, преданной Альфредом Пенсоном, презираемой Гильемом. Когда все уснули, молодая женщина бесшумно спустилась на первый этаж. Она больше не могла находиться в этом доме. Выплакавшись и дав волю гневу, она вдруг затосковала по родному острову.

Пребывая в полнейшем смятении, она взяла в буфете бутылку коньяка и вышла через застекленную дверь в сад. Ночь была теплая, пахло розами и жасмином. Леонора прошла к беседке в глубине сада, присела на каменную скамью и стала пить. Поначалу напиток показался слишком крепким, неприятным, но потом она вошла во вкус. Опьянев и забыв о всех своих огорчениях, она с улыбкой на устах направилась к песчаному берегу реки.

– Прощай, Гильем! Прощай, Анжелина! Я возвращаюсь к морю, домой, на Реюньон!

Воды реки Сала сверкали в лунном свете. Леоноре чудилось, что она видит океан и пляж, по которому бегала девчонкой. Она раскинула руки и побежала вниз по пологому склону к воде. Казалось, она легкая, как птица, и сможет полететь к родному дому, к матери и дяде.