Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и сейчас он повстречался с комиссаром.
— Устроились, наконец, на работу? — поинтересовался Иванов.
Лбов кивнул.
— Учусь на столяра. И вроде ничего получается. Зинкин меня похваливает.
— Зинкин?! — воскликнул Иван Ефимович. — Вам повезло. Замечательный человек. Наша большевистская опора в железнодорожных мастерских. Золотые руки.
— Михаил Максимович удивительный человек! — согласно кивнул Лбов. — Энергии необычной. Работает — просто заглядеться можно. После работы уходит патрулировать. Когда он спит — уму непостижимо.
Солнце клонилось к закату... Издалека донеслись выстрелы.
— Опять бандиты, — досадливо поморщился Иванов.
Нет, это были не просто бандиты. Немного погодя в госпиталь возвратился красноармеец охраны, отпущенный в увольнение.
— Так что, — по-старинному доложил он, — в городе мятеж. И меня подбивали примкнуть к мятежникам!
— Кто?
— А леший его знает. В солдатской форме, а по ухваткам офицер. Сказал: «Давай к нам. Большевикам крышка!»
— Иван Ефимович, — вступил в разговор Лбов, — надо организовать оборону госпиталя.
— А зачем? — искренне удивился Иванов. — Госпиталь — учреждение нейтральное. Зачем мятежникам, если действительно начался мятеж, захватывать больных людей?
— Больных им не требуется. Но госпиталь расположен неподалеку от железнодорожного блокпоста. Они, разумеется, первым делом попытаются перерезать коммуникации. Это же азбучная истина.
— Хм... — задумался комиссар. — А как же мы сможем обороняться, коли у нас всего пять винтовок?
— Как пять? — изумился Лбов. — Ведь более сотни было.
— Было, да сплыло. Военком Осипов приказал сдать. Для нужд Красной Армии.
— Что же теперь делать?
Комиссар задумался. По доброму русскому обычаю почесал затылок. И вдруг его осенило.
— А что если обратиться к личному составу авиаотряда? Он тут рядом.
— Авиаотряд этот, Иван Ефимович, липовый авиаотряд. Я всякий раз, когда сюда прихожу, присматриваюсь. Солдаты там по-французски говорят. Не все, разумеется, но изрядно переодетых офицеров. Если хотите по-настоящему обороняться, надо его разоружить. Взять с собой настоящих солдат и организовать оборону госпиталя и блокпоста.
— Понятно, — вздохнул Иванов и вновь «посоветовался» с затылком. — А как его обезоружить? У меня и людей-то кот наплакал. Не поднимать же раненных в боях с басмачами и язвенников по боевой тревоге?
— А здесь же дислоцируется Сорок первый Петроградский красногвардейский отряд. У него тоже, как я знаю, забрали оружие, оставив, как и вам, пять винтовок для караульной службы. Там народ боевой, все фронтовики. Объясним красноармейцам положение, позовем разоружать «авиаторов».
— М-да... — задумался Иванов. — Предложение заманчивое, однако рискованное.
— Риск — благородное дело, Иван Ефимович.
Иванов еще разок почесал бритый затылок и, решительно махнув рукой, буркнул:
— А!.. Двум смертям не бывать — одной не миновать. Пошли в Сорок первый отряд агитировать.
Красноармейцы все поняли с первых же слов.
— Хватит агитировать, пошли к летунам!
— Если добром оружие не дадут, холку наломаем.
— Веди нас, товарищ комиссар!..
С Ивановым и Лбовым отправились сорок красноармейцев. Было много еще желающих, да не требовалось значительных сил.
— Командуй, товарищ Лбов, — предложил комиссар, — а я политически буду руководить.
Отряд явился к авиаторам как раз в тот момент, когда там читали какую-то листовку. Лбов взял из рук одного «летуна» бумажку. Показал Иванову. Она, листовка эта, начиналась словами: «Долой комиссаров!»
— Авиаторы! — приказал Лбов. — В две шеренги становись.
Их, авиаторов, оказалось немного. Половина ушла в город. Лбов объявил без обиняков:
— Я штаб-ротмистр Лбов. В городе мятеж. На чьей вы стороне?
Шеренги зашумели. После некоторой заминки вперед выступил молоденький летчик, заявил, конфузясь:
— Мы... Мы нейтральные.
Комиссар Иванов набычился, побагровел:
— Нету теперь нейтральных. Кто не с нами, тот против нас!
Из шеренги кто-то крикнул:
— Не желаем участвовать в гражданской войне!
— Нейтралитет соблюдаете? — усмехнулся Лбов. — Вот что, господа хорошие. Коли вы такие миролюбивые, то и продолжайте в том же духе. И, следовательно, оружие вам ни к чему... Сдать личное оружие!
Поколебавшись, авиаторы стали расстегивать кобуры. Лбов лично обходил шеренги и забирал наганы. Тем временем комиссар Иванов с группой красноармейцев зашел в казарму и конфисковал два пулемета, сорок карабинов, несколько ящиков гранат и патронов. Прибывшие с ним красноармейцы, имевшие всего пять винтовок, тут же вооружились.
Лбов продолжал сбор личного оружия. Разоружив первую шеренгу, приказал отойти в сторону и занялся второй. Чтобы не подать виду, что волнуется, в лица «авиаторов» не смотрел. Но тут ему бросились в глаза длинные худые пальцы с утолщенными суставами. Пальцы вздрагивали. Лбов поднял глаза и обомлел: барон фон Кнорринг, собственной персоной!
— Ба! — воскликнул Лбов. — И давно вы стали авиатором?
Длинное лицо барона с лошадиной челюстью побелело. Он тоже узнал Лбова. Пальцы судорожно сжали наган, но тут же двое красноармейцев заломили «авиатору» руки за спину.
— Он не авиатор, — пояснил сосед Кнорринга, симпатичный брюнет с Георгиевским крестом на кителе, видно, настоящий летчик. — Неделю назад к нам его сам Осипов прислал политическим комиссаром.
— Понятно. Это, господа, или товарищи... Как вам будет угодно... Это барон фон Кнорринг. Лютый враг революции, монархист густопсовый!.. Арестовать!
Несколько человек из авиаотряда примкнули к Лбову с Ивановым. Оказались хорошими бойцами.
А примерно в одиннадцать вечера со стороны Кауфманской показалась значительная группа мятежников, в основном юнкера. Они шли, не таясь, зная о том, что в госпитале нет оружия. Пять винтовок — это семечки. Трое подошли к входу в госпиталь.
— Ого! — тихо произнес симпатичный брюнет с Георгиевским крестом, примкнувший к команде Лбова и Иванова. — Двое-то из нашего отряда! Вот тебе и нейтралитет. Господин Лбов... Простите... Товарищ Лбов, позвольте мне с солдатиками схватить изменников?
Нахальная троица попыталась оказать сопротивление. Один из «авиаторов» даже успел выстрелить в своего бывшего сослуживца. Но их тут же скрутили, заволокли в помещение.
Симпатичный брюнет разглядывал свой Георгиевский крест, исковерканный пулей, затем глянул на комиссара Иванова веселыми глазами:
— А вы, господин... товарищ комиссар, еще говорили мне, мол, зачем ношу царскую награду? Пригодилась!
— Как хоть звать-то, величать вас? — поинтересовался Иванов.
— Поручик
