Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда приготовления были закончены, я, подхватив на плечи воняющий спиртом рюкзак, повел семью в помещение квартиры. Оказавшись в спальне, я было решил разместить детей на безупречно прибранной широкой кровати, но передумал, рассудив, что на покрывале могли остаться следы заразы. А поэтому усадил их ровно посередине комнаты, на светлый длинноворсный ковер, которым был застелен пол. Супруга же без слов поняла причину подобных моих действий и села рядом с детьми, подняв голову и вопросительно посмотрев на меня снизу вверх. Я, немного поколебавшись, закрыв плотно дверь, ведущую в остальные помещения квартиры, также решил сесть с семьей рядом. Отложил в сторону ружье. Спустил рюкзак. Тяжело опустился на пол лицом к детям и тяжело выдохнул, ощущая как напряжение медленно и неохотно отпускает меня, а дыхание выравнивается.
– Что с твоим фонарем? – снова спросил супругу я.
– Батарейки сдохли, – прошептала она, удобно устраиваясь и поправляя маски на лицах детей.
– Так быстро?
– Наверное просроченные… Хорошо, что твои фонарь еще работает…
– Ничего… Доберемся до магазина и найдем там новые батарейки…
– До какого магазина? – удивленно спросила меня она.
– До «Оазиса», ‑ произнес я название нашего любимого продуктового магазина, расположенного на первом этаже соседнего дома, который стоял сейчас, словно жирная уточка на кишащем болоте с крокодилами, защищенный лишь хрупкой стеклянной дверью.
– Что? До «Оазиса»? Так вот какой у тебя план? – спросила меня супруга, и я не смог точно определить был ли в ее вопросе сарказм. Впрочем, у меня не было сил выяснять и разбираться.
И я рассказал ей все, что сумел придумать. Про то, что пока переждем тут, в соседской квартире, если огонь и дым не перекинутся на одиннадцатый этаж. Что попробую сдвинуть в сторону холодильник и проверю пожарный проход на этаж ниже. Если проход будет заблокирован, то будем ждать, когда очиститься путь выхода через подъезд. И будем надеяться, что у нас что‑либо да получиться…
– А они…? Эти твари…? Они огня бояться? И дыма? – неожиданно спросила меня супруга, поставив этим вопросом меня в тупик, – … если они еще там…, возле дверей нашей квартиры…, ‑ она показала указательным пальцем вверх, – … то получается, что не боятся…
– Я не знаю…, ‑ задумчиво пробормотал я после паузы, удивляясь тому, что сам не догадался озадачиться этим обстоятельством.
И тут, будто некие силы решили ответить на наши вопросы. Мы услышали неожиданный шум. Со стороны подъезда, за входной дверью, будто разбуженные неким призывом, истошно заскрипели, завопили, заклокотали и защелкали десятки тварей.
«Пора‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑а….!» – зашипело в моей голове и я опять ощутил, как по телу прошла дрожь, отчего у меня неприятно зачесались ступни, ладони, живот и спина.
Я плотно закрыл глаза и снова использовал трюк, который уже помогал мне защититься от зова монстра. Крепкая толстая стена немедленно взметнулась вверх, надежно защитив мое сознание и не позволяя твари копаться в моих мозгах.
И это сработало. Сипящий голос тут же затих.
И последнее, что я уловил, было зловещее:
«Мы иде‑е‑е‑е‑е‑м‑м‑м‑м…».
А потом, сверху, со стороны нашей квартиры этажом выше, что‑то тяжело и гулко ухнуло. А потом загрохотало снова. Методично и сокрушительно. Удар за ударом! Удар за ударом! От чего, как мне показалось, даже слегка задребезжали железобетонные перекрытия и стены нашего дома.
– Папа! Мне страшно! – жалобно пропищала старшая дочь и прильнула к матери.
– Что это? – испуганно спросила меня супруга, обхватывая руками детей, прижимая их к себе, как будто это сможет защитить их от яростной и безжалостной силы, которая беснуется этажом выше.
– Они ломают нашу дверь…, ‑ сдавленным хриплым голосом ответил я ей, вздрагивая всем телом от каждого доносящегося сверху удара…
Дочь
БАМ‑БАМ‑БАМ!!! – в ушах снова затрещал безумный оркестр из языческих барабанов, напомнив, что переводить дух рано и опасность для нас не миновала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})В нервном возбуждении я вскочил на ноги, будто мне нужно было бежать куда‑то. Но бежать было некуда… И я снова сел на пол.
– Спокойно… Пусть ломятся…, ‑ прошептал я супруге, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы обуздать вновь забившееся в тревоге сердце.
– Папа! Папа! Они нас убьют? – жалобным срывающимся голоском спросила меня старшая дочь.
– Нет, родная. Не бойся. Они нас не найдут… – попытался успокоить ее я, ощущая как от жалости к испуганной дочери сдавливается мое дыхание. И от того, что по сути дела я не был уверен в том, что ей говорил. Мне самому, взрослому мужчине, было страшно. И я мог лишь догадываться каково было ей, семилетней крошке, проходить через подобные испытания.
– Точно?!! – ее глазки наполнились слезами, – потому что…, потому что…, я видела дядь и теть…., они там…, во дворе лежат…, они их убили…. И та тетя с деточками…, которым ты отправлял покушать… Они тоже умерли… Я видела…, ‑ задыхаясь в приступе накатывающего на нее плача, сумбурно, путая слова, бормотала дочь.
Мы встретились с супругой глазами, без слов поняв друг друга, оба осознав, что старшая дочь, к нашему сожалению, понимала о происходящем намного больше, чем нам казалось и хотелось. И осознать это было горько. Это означало, что мы, как родители, не смогли оградить детей от творящихся вокруг ужасов.
– Точно. Любовь моя. Крошка моя. Деточка моя сладкая. Ничего не бойся… Нас никто не тронет. Я не позволю никому вас обидеть. Обещаю…, ‑ я притянул девочку к себе, крепко обнял и поцеловал нежную тонкую кожу под ее левым ухом, ощущая, как ее трясет и она с трудом справляется со спазмами рыданий.
С трудом успокоившись, дочь сняла с лица маску, чтобы стереть с лица выступившие слезы, и тут же поморщилась.
– Фууууу…, воняет…, ‑ брезгливо протянула она, зажав пальцами ноздри.
– Да, детка. Одень побыстрее маску. Тут плохой запах… – ответил ей я, вспомнив про тошнотворный «аромат» в квартире.
Супруга, слушая наш с дочерью диалог, также сняла маску и втянула в себя воздух.
– Какой запах? Я ничего не чувствую…
– Как не чувствуешь? Воняет же! Приторно… Как будто аммиаком, – удивленно спросил ее я, сняв и свою маску, чтобы проверить обоняние. И тут же убедился, что вонь никуда не делась.
– Нет. Я не чувствую…, ‑ она свободно и глубоко вдыхала и выдыхала воздух квартиры.
– Может ты потеряла обоняние от «ковида»? – предположил я.
На что супруга достала из кармана початый флакон со спиртом, отвинтила крышку, поднесла открытую бутылочку к носу и тут же ее отдернула.
– Нет. С обонянием все в порядке…
– Запах спирта очень сильный. Попробуй что‑нибудь другое. Понюхай свой костюм. Он новый и должен пахнуть свежей краской.
Она поднесла к носу воротник охотничьей куртки.
– Чувствую… Хорошо чувствую…, ‑ ответила она, недоверчиво взглянув на меня.
Потом она повернула к себе младшую дочь, которая все это время тихо сидела на коленях у супруги, обнимая мать своими тоненькими ручками. И стянула розовую маску с ее лица.
– Ляля? Скажи, у тебя в носике воняет?
Та непонимающе переводила свой взгляд между нами троими, моргала глазками и не отвечала.
– София, крошка? Скажи, тебе сейчас плохо пахнет? – сделал еще одну попытку я.
И тут младшая дочь, поняв что от нее хотят, отрицательно покачала головой. И едва слышно, тонким голосом ответила.
– Не‑е‑е‑т…
– Она сказала: «нет». Значит мы со старшей чувствуем эту вонь. А вы с младшей нет, – сделал вывод я, озадачивший подобной загадкой, не имея даже домыслов о том, каким образом так вышло и по какой причине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Тем временем, звери продолжали неистово биться о входную дверь нашей квартиры. После каждого удара я ждал, что раздастся громкий треск, который бы означал, что дверь не выдержала натиска и звери пробрались внутрь. Но дверь держалась. А мы продолжали сидеть на полу, вернув маски на лица, тесно прижавшись к друг другу, словно потерявшиеся в степи зверьки, которых врасплох застигла непогода, озадаченные последним открытием, прислушиваясь к шуму и ожидая, какие испытания нас поджидают далее.
