Постумия - Инна Тронина

– Сынуля, милый, прости! Я так обижала тебя, я так тебя не хотела… Забудь об этом, мой родной, мой хороший! Теперь у нас с тобой всё будет по-другому. Если я уже успела навредить тебе, ни за что не оставлю. Буду всегда рядом, чтобы замолить свой грех. Не проклинай свою мать, мой Постум!..

– Марьяна, ты слышишь меня?! Тебе сейчас «скорую» вызовут, психиатрическую! – кричала Лёлька мне в лицо, но слышала я её очень плохо. – Я машину поведу! Сваливаем отсюда по-быстрому, а то по всем посёлкам сплетни пойдут. Садись назад, можешь даже лечь. Успокойся, свет на Тарье клином не сошёлся. Придумаем что-нибудь…

– Нет, я завтра же пойду в консультацию! Запишусь сегодня по Интернету. Встану на учёт…

– Ну, мать моя, ты даёшь! – Лёлька с шиком свернула на обочину Приморского шоссе, достала зеркальце и протянула мне. – Глянь-ка на свой фейс. Так колотилась лбом о берёзу, что долго придётся грим накладывать. Ладно, если не зашивать… Держи салфетки, утрись маленько. Одного не пойму – что она тебе такого сказала? Другим вон на УЗИ ребёнка показывают, а они всё равно чистятся. Диапазончик, однако!

Я взглянула в зеркало и онемела. По всему лицу, ото лба до подбородка, тянулись грязные кровавые полосы. Было похоже, что меня драл здоровенный кот. Кроме того, у виска наливался синяк. И второй – на щеке. После гонки по Зелику я выглядела идеально по сравнению с этим. От гигиенических салфеток царапины защипало. На влажном полотне остались пятна крови.

– Что, клёво? – с усмешкой спросила Лёлька. – Нет, я тебя понимаю. И знаю, как вломно слышать отказ. Сама чуть не стрельнулась из ракетницы – чтобы наверняка. Но ты-то, вроде, раздумала на аборт идти. Твоё дело, мать, и только твоё. Ты же ещё не успела… Зачем истерить-то? В Приветнинском бабки уже шептались, не бесноватая ли. Отчитываться, мол, надо у батюшки…

– Батюшки лучше бы голыми девками занялись, которые на Пасху у Казанского собора плясали, с китайскими фонариками. А я сама разберусь.

– А это не вампука, часом? – засомневалась Лёлька. – По-моему, уже чересчур.

– Так и было, Богдан сам видел. Тоже обалдел, между прочим. А менты стоят, спокойно смотрят. Это же панк-молебен!..

– Вестимо, – кивнула Лёлька, снова усаживаясь за руль. – Тарья вообще-то ведьма сильная. Действительно, с духами общается – многие подтверждают. Как скажет так оно и есть. Внушить может всё, что угодно. Мне она без слова всё сделала. Ничего не знала, а в точности угадала, что подлец меня кинул. А с тобой какая-то другая история. Хоть бы обмолвилась, кто там у тебя погиб. Скрытная ты, мать, не по-детски. Почему мне не доверилась? А то поёт, пляшет, хохочет – и вдруг такое выясняется…

– Я как под балдой была. Думала на Рахмона. А теперь хоть бы в кипящем масле свариться! Ребёнок будет, наверное, больной. Но это – моя вина. Надо было раньше самой догадаться. Ведь сколько с Рахмоном жили – и ничего подобного. Как морок навалился, а сейчас спал. Не дала Тарья греху совершиться. Ещё немного, и я выстрелила в него ещё раз, загубив родную кровь…

Лёлька, вспыхнув воспалённым любопытством, захотела что-то уточнить. Я моментом решала, откровенничать с ней или нет. Но в это время напиликал мой смартфон. Между прочим, я оставила его в машине и не отключила. Наверное, мне звонили и раньше. Но, по понятным причинам, я не ответила на пропущенные вызовы.

– На, мать, держи! – Лелька сунула мне смартфон. Мы уже проскочила Молодёжное. – Давай, ко мне сейчас завернём. Я тебя остужу маленько. Рядом со мной медсестра живёт, ей покажемся. Она скажет, нужно ли швы накладывать, чтобы заросло без следа.

– Слушаю! – По номеру я узнала Дрона.

– Где шатаешься, Марьяна?! – взревел он. Я представила, что будет, когда шеф увидит меня такую. – У нас куча новостей. Давай быстро ко мне. По телефону не буду.

– Новости хорошие или плохие? – Я обрадовалась, что не придётся выдерживать Лелькин допрос с пристрастием. Фейс, по-моему, достаточно намазать йодом. Конечно, до эстетики здесь далеко, но сейчас это по барабану.

– Всякие есть. Ты где сейчас? – И Дрон сильно закашлялся.

– За Зеликом, – честно призналась я.

– Эк, занесло тебя! У бабки была?

– Да, у бабки. – Я ничем не погрешила против истины. Дрон подумал на бабу Галю. И про царапины что-нибудь наплетём. Дрон, конечно, всполошится. Решит, что не уследил, и на меня напали.

– Я на «Академке» сейчас, так что приезжай. Богдан скоро подгребёт, с документами. Нигде больше не зависай.

– Всё, еду! – Теперь я сожалела о своём срыве, но в тот момент иначе не могла. – Лёль, ты у себя сейчас выйдешь и ляжешь спать, после смены. А я Дрону рвану – вызывает.

– Вот ещё номер! Ты же его испугаешь до кондрашки. Да и доедешь ли? Может, всё-таки я отвезу? Не чужая ведь…

– Конечно, не чужая. Но ты очень устала, – примирительно заворковала я. Боялась, что опять пойдут вопросы. Я Лёльке признаюсь, сто пудов, но только позже. Как здорово, когда не делишь женихов с подругой!..

– Было бы предложено. «Тачка» твоя, – пожала плечами Лёлька. – Только на меня не обижайся из-за Тарьи. Хотела, как лучше, а вышло, как всегда.

– Господи, на тебя-то за что?! – изумилась я. – Теперь уже скажу… Я ведь уже была в консультации.

– И что? – Лёлька лихо влетела в Зелик. И я вся сжалась, представив за этим же рулём Водовозова. – Почему же тогда к Тарье ездила?

– Врачиха сказала, что у меня в груди уплотнение. Может развиться опухоль, и надо рожать. А я тогда не хотела. Хорошо, что на Тарью нарвалась. А любой другой без разговоров вычистил бы, за бабло…

– Что ни делается, всё к лучшему, – философски заметила Лёлька. – С этим, мать, шутки плохи.

Мы, как и тогда, нырнули на улицу Красных Командиров. Только сейчас голые деревья терялись в тумане, а по лобовому стеклу елозили «дворники».

– Ты только не комплексуй, слышишь? Мне отец всегда напоминал слова Высоцкого, когда было хреново. «Не боись: если тонешь, дружище, значит, есть и в тебе золотник». Золото же тяжёлое, оседает на дно. А поверху плавает совсем другая субстанция…

– Это верно. – Я откинулась на спинку сидения, ещё раз взглянула в зеркало. – Одного боюсь – как бы гаишники меня с такой рожей не задержали.

– Наплети им что-нибудь, – посоветовала неунывающая Лёлька. Она, уже в который раз, словно прочла мои мысли. Мы как раз заворачивали во двор её пятиэтажки на проспекте Ленина. – Например, из-за бой-френда с соперницей поцапалась. Кстати, на это очень похоже. И тогда тебя уже ни о чём не спросят.

– Лёль, ты уж забей на всё это, не парься. – Я выбросила в «бардачок» перепачканную в крови салфетку. – Сейчас учёные пришли к выводу, что дети получаются психами из-за пищевых красителей. Может, в этом и причина? Почему я такая выросла?

– Серьёзно? – Лёлька уже хотела вылезти из машины, но тут повнимательнее ко мне пригляделась. – Между прочим, в этом что-то есть. Раньше вот продукты натуральные были, и люди вели себя примерно. А мы с тобой будто специально делаем только то, за что потом бывает стыдно. Всё, мать, пока. Если не берёшь с собой, я побежала. Спать действительно хочется – сил никаких нет. Кстати, батя мой тебе кланяется.

– Неужели?! – Я даже поперхнулась. – Спасибо! Как он?

– Ничего. Он внесён в «лист ожидания» на «Cadillac SKI». Ещё не решил, какую версию взять – длинную или укороченную. Сидения в три ряда, телик на потолке. Салон просторный, и внутри тихо, прохладно. У него же сердце больное, так что это важно. Разгон до ста километров за шесть секунд, прикинь! Бегает на девяносто втором бензине. Обещал мне авто завещать. Юморит по-чёрному, как всегда…

15 апреля (день).

– Пардон?.. – Дрон сразу заметил царапины и синяки под гримом. Шеф встретил меня во фланелевой ковбойке, чёрных спортивных штанах и в клетчатых шлёпанцах. – Что за картина маслом?

– Это всё личное, – отмахнулась я. Скинула куртку, повесила на «плечики». – К службе отношения не имеет.

Так привыкла кататься до Смолячково и обратно, что могла одолеть этот путь с закрытыми глазами. В дороге окончательно проветрилась, и перед Дроном предстала собранная, спокойная. На заправке, куда пришлось свернуть, округлили глаза, но ничего не сказали.

– Раздевайся, проходи, – елейным голосом пригласил Дрон. – Богдан Михалыч, глянь на свою сестрёнку! Говорит, личные дела.

– Едрёна кочерга! – Богдан пятернёй взъерошил свою пышную шевелюру.

За окном комнаты как раз брызнуло солнце, зажигая волосы брата бронзой. Наши одинаковые чёрные глаза встретились и сцепились в поединке. Уступать никто не хотел.

– Где тебя так? Что, сдачи дать не смогла?

– Обстоятельства не позволяли, – туманно пояснила я, соображая, на кого бы свалить свой грех. – Да не обо мне речь. Лучше расскажите новости, как обещали. Для чего тогда неслась, как ошпаренная?