Любовь - Макс Каменски

Однако в атаке врага было что-то отличное от прежних наступлений. Ощущалась решимость: противник наседал без остановки, упорно, продолжительно. Видимо, невидимые кукловоды решили задушить порт. И у них получалось неплохо: спустя полчаса Стимп доложил, что половина сотни отправилась в Серые Пределы. Остальным досталось не меньше. Сам Харг был четырежды ранен, и от потери крови кружилась голова.

В ответ на запросы о подкреплениях, командование ответило отказом. На Умрад также навалились, свободных сил не было. Приказали держаться. Харгул при этом известии без сил осел у одного из домов, отстранённо наблюдая, как едва живые люди продолжают сражаться.

Вот Дожо в который раз занёс молот и размозжил очередного мертвяка. Вот Шива в бесчисленный раз увернулся и пронзил врага в сердце. Стимп тащил очередного раненого с баррикад, сдерживая тряпкой течение крови на его боку.

Но тщетно. Ощущение бесполезности всего и вся навалилось на Харгула. Сопротивление не имело смысла. Пора кончать.

Заместитель сотника достал из кармана замотанный в холщёвую тряпку свёрток.

Оно должно решить. Всего лишь не мешкать, сделать. Без мыслей. Иначе начнут работать инстинкты самосохранения, воспоминания, поблёскивать далёкие огоньки надежды.

И тут неожиданно стало светло, словно мир покрыла золотая пыль: от земли, людей и неба. Затем последовали глухие хлопки, запахло серой, гнилым мясом, блевотиной.

Свечение исчезло.

Над Харгулом навис человек в серой мантии. Он с укоризной смотрел на заместителя сотника. Молчал.

Сколько прошло времени, пока оба человека играли в гляделки, Харгул не знал. Он плохо соображал в тот момент. Прежде чем тьма заволокла сознание, он узнал человека.

Это был Ромунд.

– Зачем ты вернулся, Ромунд? – отстранённо спросил Харгул.

Эмми суетилась вокруг израненного заместителя сотника, сидящего на земле. На маге не было живого места, а кровь насквозь пропитала боевую робу. Девушка делала всё возможное, чтобы залечить раны, выживших лекарей было немного.

– Так сложились обстоятельства, – коротко ответил Ромунд.

Харгул поднял тяжёлый взгляд на Ромунда. Как же постарел этот человек!

– Честно говоря, не хочу расспрашивать, где ты был это время, – пробормотал он.

– И не нужно, – Ромунд огляделся по сторонам. Вокруг толпились выжившие защитники порта. Всего лишь половина от изначального числа. – Ты нужен мне в городе. Теперь границы Умрада защищены, и им ничего не угрожает ближайшее время.

– Что ты сделал? – спросил неожиданно возникший Стимп. Его лицо покрывала сажа и запёкшаяся кровь.

– Нет времени на академические лекции, – оборвал Ромунд. – Слишком много дел. Скоро прибудут беженцы. У нас не больше месяца.

– Беженцы?! – изумился здоровяк с молотом в руке.

– Гиперион умирает, остатки выживших прибудут в Умрад, чтобы…

– Чтобы что? – прищурился Харгул.

– Всё будет сказано позже. Харг, ты нужен мне в Умраде. Ваш тысячник передал приказ.

– А ты, прости, кто? – усмехнулся Стимп.

– Легат. Вопросы? – сухо ответил Ромунд, вытащив из кармана серебряный жетон легата. Почему-то он стеснялся прикалывать его на мантию. В обычное время легатами становились в зрелом возрасте, делами заслужив уважение. По сути, эти доверенные лица Сената по особым приказам могли отменять решения генералов.

Ответом было молчание.

Спустя некоторое время Харг закряхтел и с помощью Эмми поднялся на ноги.

– То порт, то вал, то чёрт знает что. Ладно, вводи в курс дела. чертовщина явно не собирается заканчиваться.

***

В ночной темноте громко трещали кузнечики. Весело и задорно. Казалось, происходящее их не беспокоило. Подумаешь? Тысячи жалких букашек суетятся, бегут, пытаясь избежать судьбы.

Да, букашки, по сравнению с кузнечиками.

Строгонов недвижно стоял на пригорке и наблюдал за огнями Каравана. Очередная остановка, ещё пару часов сна и снова в путь. Сколько жизней унесла эта невероятная гонка? А сколько сохранила? Хотя, конечно, по сравнению с численностью Лагеря, состав Каравана уменьшился вдвое. Но оставаться на месте было нельзя. Когда-то они понимали это с Даратасом на уровне интуиции. Теперь знали наверняка.

Маг подошёл к Владимиру бесшумно. Словно появился из воздуха. Впрочем, мог и так. В последнее время Даратас проявлял весьма завидные магические навыки.

– После нашего разговора я часами наблюдаю за этими. людьми. В голове не укладываются твои слова, – не оборачиваясь, проговорил Владимир.

– Где-то в глубине души, нас, Перворождённых, беспокоила иллюзорность происходящего. Мир кривых зеркал. Мы играли, и заигрались, крепко, – Даратас говорил словно не с Владимиром, а с самим собой.

– Странно, я то же самое сказал бы и о своём родном мире. И несмотря на новые знания, готов доиграть до конца.

– У тебя нет другого выбора. Судьба выбрала тебя.

– Вот это и странно, Даратас, – оборвал мага Строгонов. – Ведь игра имеет заранее установленные правила, алгоритмы, схемы. Судьба в ней невозможна, только причина и следствие.

– Система оказалась куда более сложной, чем предполагали её создатели или могли помыслить такие, как мы.

– Мир цифр и знаков неожиданным образом оказался миром плоти и крови, добра и зла, красоты и ненависти.

– Но в области чистой идеи. Ведь, несмотря на то, что создания так похожи на… – принялся рассуждать маг, но Владимир снова не дослушал:

– Я видел, как они плачут, Даратас. Как влюбляются, ненавидят, радуются. Я жил с ними бок о бок. И ты, думаю, тоже. Нет, их нельзя воспринимать как суррогаты. Это живые люди. И я готов сделать всё, чтобы они таковыми остались.

– Тогда мир выбрал правильного человека.

– Надеюсь. Почему-то теперь я стал ценить жизни этих… нет, не этих, а именно людей, ещё сильнее, чем раньше.

– Возможно, это к лучшему. Караван выйдет к Санпулу через три дня.

– Я рассчитывал на пять.

– Постарайся за три. Остальные два потрать на обустройство Смоляной гряды.

Строгонов замялся, хотел что-то спросить, но смолчал.

– Мститель движется без промедлений, – продолжал Даратас. – Через полторы недели он достигнет Санпула. К этому времени мы должны покинуть Гиперион.

– А что будет с теми, кто останется? – неожиданно спросил Строгонов, не сдержавшись. – Мы ведь собрали не всех. Убеждён, по материку ещё много отчаявшихся, борющихся за жизнь. людей.