Прозрачный старик и слепая девушка - Владимир Ленский

Чильбарроэс скользил между стволов беззвучно, временами исчезая в тумане. Элизахар шел за ним. Он знал, что видит сон, и в то же время не спал. Он ходил по чужому сну, касался его руками, он мог лизнуть росу, выступившую на широкой чашечке манжетницы, мог приклеить палец к капле смолы. Это существовало на самом деле.

Сухие ветки то и дело хрустели под его ногами. Чильбарроэс ворчал на него, чтобы топал поосторожнее, и Элизахар покаянно соглашался. Но не мог же он избавиться от своей телесности и взлететь, как это делал прозрачный старик!

— Отлично, я уже узнал этот лес, — сказал Чильбарроэс. И вдруг приказал резким шепотом: — Стой!

Элизахар мгновенно замер, прижавшись к светлому стволу. Впереди деревья расступались. На широкой поляне виден был частокол, окружавший большое деревянное строение.

— Что это? — тихо спросил Элизахар.

— Охотничий домик. Сейчас он принадлежит герцогу Вейенто, — ответил Чильбарроэс. Голос старика прозвучал странно: в нем как будто угадывалась издевка.

Элизахар посмотрел на своего спутника. Лицо старика, озаренное светом обеих лун, запятнанное тенями колышущихся ветвей, непрерывно шевелилось; огромный нос переползал от одной щеки к другой, губы то отвисали до самого подбородка, то поджимались и исчезали в прорези рта.

— Будь я проклят, да, это охотничий домик, — бормотал Чильбарроэс. — Сюда так просто не попадешь.

— А Фейнне — она там, внутри? — спросил Элизахар.

— Откуда я знаю? — засипел старик. — Смотри дальше. Это ведь не мой сон. Мы подглядываем. Забыл?

Элизахар моргнул. Он закрывал глаза лишь на миг, но когда открыл их, то увидел, что больше не стоит на поляне. Он лежит на земле, а частокол высится вокруг него, и стражи безмолвно ходят возле ворот. Туда-сюда, туда-сюда.

Затем в самом доме послышалось шевеление, дверь открылась, и наружу выплеснулся огонь факелов: десятка два, не меньше. А среди факелов, спотыкаясь, шла девушка в белом платье. Босые ноги оставляли отчетливые красные следы. Ее руки были связаны, а на месте глаз зияли кровавые раны, и она непрерывно водила этими ранами из стороны в сторону.

Царило мертвое молчание, только слышно было, как тучи с шорохом проплывают над деревьями да время от времени легонько постукивают, натыкаясь друг на друга.

Затем тучи расступились, и длинный ярко-синий луч протянулся с небес к ногам Фейнне. Она ступила на этот луч и пошла вверх, поднимаясь все выше и выше. И на синей блестящей поверхности луча отпечатывались все те же красные следы маленькой узкой ступни.

Девушка была уже над частоколом, когда неожиданно оступилась и сорвалась с луча. Раскинув руки, она начала падать, а стоявшие внизу смотрели снизу вверх, неподвижные и равнодушные к происходящему. Ни один из них даже не пошевелился. Волосы и платье Фейнне развевались, темные язвы на месте глаз источали красные слезы. Она летела грудью прямо на заостренные колья ограждения.

В следующий миг все исчезло.

Элизахар не сразу понял, что задыхается. Перед глазами рваными клочьями плавала тьма. Затем постепенно вокруг начало проясняться.

Стексэ и Ассэ гнались друг за другом по небу. Ассэ была вдвое больше и ближе подобралась к горизонту, и тени от нее тянулись вдвое длиннее. Каждое царственное дерево обладало двумя тенями, словно двумя шлейфами: коротким, жирным — и длинным, бледным.

Частокол чернел поблизости, охотничий домик скрывался за ним. Ни факелов, ни девушки не было.

— Хорош, нечего сказать! — хрипло прошептал Чильбарроэс, выпуская Элизахара. — Слюнтяй! Еще бы в обморок упал, старая дева!

Элизахар сдавленно закашлялся.

— Ты едва не задушил меня, — упрекнул он старика.

— Ха! Ты едва не заорал! — ответил тот зло. — Знал бы заранее, что ты так раскудахчешься, — ни за что бы с собой не взял!

— Чей это сон?

— Его сейчас видят по меньшей мере два человека: мать девушки и человек, который ее украл, — сказал Чильбарроэс. — Ну, и еще мы с тобой. Впрочем, ты ведь не спишь. Ты находишься здесь на самом деле. Я еще не научился вынимать из человека душу, чтобы отправлять ее в путешествие по чужим грезам. Так что можешь не стараться ущипнуть себя или что там положено вытворять, чтобы проснуться. Ты и без того не спишь.

— Я не сплю? — удивился Элизахар.

— Вот именно! Все-таки ты удручающе глуп, Элизахар. Зачем я рассказывал тебе о моих снах? Чтобы ты так ничего и не понял?

— Я... действительно не понимаю, — признался Элизахар. — Я простой солдат.

— Больше нет, — заявил Чильбарроэс.

— Значит, я — здесь, на том самом месте, где мне и надлежит быть? — Неожиданно Элизахар улыбнулся. — Я не сплю, мне не придется разыскивать этот дом, потому что я — здесь, и Фейнне — тоже здесь, за этой оградой?

— В общем и целом ты оцениваешь ситуацию довольно точно. Единственная неприятность заключается в том, что туда, за частокол, тебе не пробраться.

— А если действовать с помощью снов?

— Два варианта. — Чильбарроэс поднял палец. — Либо сон становится явью, и тогда мы имеем Фейнне с выколотыми глазами, падающую с небес прямо на колья... Ты этого хочешь? Нет? Я тоже не хочу. Либо ты делаешься частью сна, и в таком случае твои действия теряют всякий смысл. Любое убийство, любое бегство, совершенное в одном сне, будут уничтожены другим сном. Действия, совершенные в снах, не имеют значения. Они равнозначны. Их можно не совершать вообще.

Элизахар выпрямился. Тело одеревенело, как будто он долго сидел в неподвижной позе.

— Что я должен делать? — спросил он прямо.

— Спрятаться и выжидать, — ответил старик. — Она — там. Ты — здесь. Жди удобного случая. Прячься в лесу. Наблюдай. Высматривай для себя лазейку. Я буду приглядывать за тобой, насколько у меня это получится. Прощай.

И старик пропал.

Элизахар встал на ноги, сделал несколько шагов: следа Чильбарроэса он не заметил. Однако охотничий домик по-прежнему стоял на месте, и оттуда уже тянуло дымком: там проснулись и начали готовить завтрак.

Луны канули за край леса, воздух порозовел: заря готовилась вступить в лесные хоромы, и их величества деревья горделиво замерли в ожидании этой важной встречи.

Глава двадцать четвертая

ДЯДЯ АДОБЕКК

Поместье, куда направлялись Эмери и Ренье, было пожаловано их предку почти семь веков назад за доблесть, проявленную в бою, и с тех пор ни разу не дробилось между наследниками. Когда умер последний потомок мужского рода, оставшийся после легендарного храбреца, поместье отошло к дочери.

Теперь этими землями и замком владели дед и бабка братьев. Их мать давно умерла, и красивая маленькая гробница, где упокоилась Оггуль, встречала каждого, кто въезжал в имение.