Жизнь и смерть Бенито Муссолини - Михаил Ильинский

«Дуче, дуче!» — выдавливали из себя солдаты. Они неуклюже щелкали каблуками, порознь выбрасывали руку в римском приветствии, пялили глаза… Все выглядело очень смешно и даже театрально, но солдаты это вряд ли осознавали. Видел и понимал все дуче. «Всего полгода-год назад такого зрелища просто не могло бы быть…»

Дуче, положив руки на бедра, в своей обычной позе оратора, трибуна, вождя начал говорить. Возгласы радости и поддержки в этот раз не прерывали его пылкую речь. Он закончил ее так: «Как итальянцы мы не предали нашу Родину. Мы будем сражаться до последнего солдата. Мы не сделали ни одной ошибки, нет, мы не ошибались. Мы организуем группы сопротивления в Вальтеллине и будем защищаться. До встречи на Готическом валу в Альпах!»

Но сражаться до «последнего солдата» желающих оказалось немного. Больше было иных. Тех, кто поспешил дезертировать, не дожидаясь, пока будет поздно… И они действительно станут «последними». Или их не станет вообще.

…Вечерело. 25 апреля 1945 года. В 19 часов в серо-зеленом плате Муссолини спустился по ступенькам епископского дворца в Милане. На улице его не узнал Сандро Пертини. Позже лидер социалистов заявит: «Если бы я понял, что это был дуче, пристрелил бы его на месте». В 20 часов 10 минут партизанский командир Мародзин (подпольная кличка Веро) сообщил Сандро Пертини по телефону, что колонна автомашин вместе с дуче двинулась по направлению к Семпионе и далее к швейцарской границе.

Из Милана по Корсо Монфорте и Литторио путь колонне проложил отряд чернорубашечников. Муссолини сидел в открытой машине «альфа-ромео». Всего в колонне было около 30 грузовиков и автомашин. В одной из последних с испанским номером ехала Кларетта с братом Марчелло. Вес знали и все видели весь кортеж. Трудно объяснить, почему Муссолини не был схвачен, а путь колонне не прегражден.

Что бы могло в таком случае произойти? Теперь это риторический вопрос. С одной стороны, все руководители сил освобождения Италии от фашизма — коммунисты, социалисты, христианские демократы, либералы, партия действия — единогласно поставили свои подписи под приговором к смертной казни — расстрелу Муссолини. Но с другой — как быть с настоятельным требованием союзников, чей штаб находился в Сиене, о выдаче им в случае захвата дуче и всех иерархов, следовавших с ним лиц? Но произошло то, что произошло с 25 по 28 апреля 1945 года. Непонятно лишь, как в течение трех суток смог метаться по дорогам в замкнутом квадрате крупный отряд итальянских фашистов вместе с охраной гитлеровцев и не попал ни в одну партизанскую ловушку до местечка Муссо, 27 апреля? Далее все, казалось бы, описано, но появились некоторые новые детали. Безусловно, никто не оспаривает главного: эсэсовская охрана, по требованию партизан-гарибальдийцев, «отмежевалась» 01 итальянских «подопечных» и ушла через границу. Муссолини, переодетый в немецкую форму, был опознан на пограничном пункте Донго заместителем политкомиссара партизанской бригады Урбано Ладзаро (фронтовой псевдоним Билл). По другой версии, Муссолини опознал и выдал местный священник. Я сторонник этой последней версии.

Утром 27 апреля Муссолини ожидал прибытия большого отряда поддержки во главе с верным иерархом Паволини. Тот не подвел — прибыл на броневике.

— А где сопровождение? — спросил дуче.

— Все сдались партизанам. Дошли человек двадцать, — ответил Паволини.

Муссолини вспомнил последний разговор с кардиналом Шустером. Дуче рассчитывал, что с ним в последний бой пойдут тысяча, ну, может быть, триста верных бойцов.

Кардинал только сказал: «Блажен, кто верует». Для «атеиста» дуче все обернулось трагично. С ним было только двадцать вооруженных солдат, готовых разбежаться при первых выстрелах, которые прозвучали у поросшей лесом скалы под названием Рокка ди Муссо. Короткая перестрелка. Затем переговоры. Мучительные ожидания. Наконец немцы получили разрешение двигаться до Донго, где будет совершен досмотр. С целью проверить, нет ли среди эсэсовцев переодетых итальянских фашистов.

Тем не менее капитан Бирцер предложил дуче надеть шинель и каску, сесть в немецкий грузовик и положиться на судьбу. При досмотре надежд остается немного, но это — единственный шанс. А вдруг получится, и он опять «выкрутится».

В это время мелькнула юношеская фигурка в комбинезоне и в шлеме летчика. Когда юноша снял шлем, Муссолини увидел: это была Кларетта Петаччи.

— Я обещала всю жизнь быть рядом с тобой. И я буду с тобой, — только и сказала Кларетта, не сдерживая рыданий.

— Синьора, вам здесь не место, — обратился к Петаччи галантный офицер Бирцер.

Грузовик стал набирать скорость. Кларетта долго не отпускала борт машины. Но немцы так и не взяли ее.

Муссолини долго молчал.

«Мы не договаривались быть всегда вместе», — затем процедил дуче. В Донго он ехал, догадываясь, нет, зная, что партизаны оповещены о нем, о его присутствии в составе колонны. Об этом их предупредил священник дон Маннетти, видевший и узнавший Муссолини у бронемашины. Он бы, наверное, раньше и промолчал. Но теперь? Вряд ли…

У дуче оставался один шанс против тысячи… У других иерархов, брошенных немцами, не оставалось ни одного шанса. Одни пытались бежать в горы, в лес. Другие бросались в воду озера. Было лишь делом времени выловить каждого… Паволини, Каррадори с пачками документов (которые затем куда-то таинственно пропали), Барраку и другие.

У грузовика замкомиссара партизан Ладзаро увидел сгорбленную фигуру в шинели с погонами капрала.

— Вы итальянец? — спросил, направляя пистолет, партизан.

— Да, я итальянец, — последовал ответ. Ладзаро узнал Муссолини. Он и вошел в историю

как человек, опознавший дуче в Донго. О священнике все быстро забыли. И это было в его интересах. Священник — лицо духовное. Зачем ему вмешиваться в дела военные, опасные…

Далее Муссолини обыскали, забрали оружие. Нашли и заряженный револьвер 9-го калибра, который он надеялся спрятать в заднем кармане. Были отобраны и два кожаных портфеля.

— Не ройтесь! — почти закричал дуче. — Там документы, важные для истории и будущего Италии.

Личный секретарь Муссолини позже расскажет, что дуче собирал документы против всех своих партнеров из Германии, против короля, против всех, кто даже теоретически мог бы выступить против него в случае если он будет арестован и состоится суд над фашизмом и над ним лично. Впрочем, себя Муссолини никогда не отделял от итальянского фашизма, который в середине 20-х — начала 30-х годов мог бы называться муссолинизмом. И это было бы более точно. Но пока в политический язык это термин не вошел.