Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт - Фаня Шифман

Мало ли, что говорят иные… э-э-э… антистримеры!..» — не глядя на дочь, проговорил Моти, густо покраснев. — «Ладно, — мрачно промолвила девушка, опустила голову, пробормотала: — Я вообще лучше буду молчать в этом доме!.. Если уж не могу ничего сказать, даже в отсутствие наших семейных дубонов…» Рути с Моти переглянулись. Весь ужин дочка молчала, не глядя на родителей, а, поев, встала, буркнула спасибо и ушла к себе.

Моти с утра нервничал, но такое его состояние после возвращения из Австралии стало и для него, и для домашних привычным делом. Все уже успели позабыть о Моти спокойном, Моти бесшабашно-весёлом, Моти, безмятежно мурлычущем какую-нибудь песенку, даже о Моти рассеянном. На него к тому же подействовала размолвка с дочерью накануне за ужином. Рути старалась ни в чём ему не перечить, предупреждала каждое его желание. Только днём шёпотом предложила отдохнуть.

Заявившиеся под утро, как и сказала Рути, близнецы проспали до часу дня, а потом, как всегда, врубили на полную громкость свой любимый силонокулл. Рути только обмолвилась: «А нельзя ли дать нам отдых перед Турниром? Ещё успеем наслушаться!..

Папа, между прочим, отдыхает…» — «Ничего с ним не станет! Вам надо приучить свой слух к современным звучаниям и гармониям. Чтобы знали, чем вас порадуют передовые группы!» — заявили братья, но всё-таки убавили громкость.

Ширли заперлась в своей комнате и до выхода из дому так там и просидела, стараясь ничем не обнаруживать своего присутствия. Чтобы успокоиться перед Турниром и запастись нервной энергией, она долго лежала в пенистой ванне, с тоской вспоминая утраченные записи, которые она теперь могла слушать только через та-фон — спасибо Ноаму и Ирми с Рувиком. Но для лежания в ванне это не подходило: уж что-нибудь одно — или ванна, или наушник с музыкой. До Ренаны дозвониться не удалось, хотя она пыталась несколько раз. Рисовать ей сегодня почему-то совершенно не хотелось. Точно так же, охваченная неясным тревожным предчувствием, она не могла заставить себя раскрыть книгу, почитать что-нибудь лёгкое и развлекательное.

Девушка долго стояла перед раскрытым шкафом, задумчиво перебирая одёжки из тех, что ещё не перетащила в общежитие. Наконец, упрямо закусив губу и встряхнув головой, она решительно закрыла шкаф. Она наденет то, в чём приехала из Меирии: любимую вышитую Ренаной кофточку переливающихся сине-фиолетовых тонов, и новенькую юбку-брюки глубокого сине-фиолетового тона. На ушах позванивали серебряные серёжки в виде крохотных свирелек, подарок Яэль и Йоэля.

Около шести вечера она медленно спустилась в салон и присела рядом с Рути, которая нервно двигала спицами и делала вид, что с интересом смотрит в экран телевизора, где калейдоскопом крутились лица, лица, лица, скорее — какие-то странные физиономии, которые и лицами-то не назовёшь, оскаленные в торжествующих ухмылках морды. Рути взглянула на дочь и робко обронила: «Доченька, у тебя нет чего-нибудь… другого… ну, не такого вызывающе фиолетового?» — «А что?.. Тебе не нравится вышивка?.. Что в ней плохого? Немодно у элитариев?» — тут же вскинулась девушка. — «Ну, не знаю… Неприлично так выделяться. Все в жёлто-зелёной гамме, модных, красивых тонов, или в красно-бордово-розовом, а ты… Ведь сидеть будем в секторе Далет! Все элитарии Арцены будут на тебя смотреть и осуждать».

Моти сидел напротив, прикрыв глаза. Перед ним на маленьком столике стоял стакан остывшего кофе, рядом валялись два надкусанных печенья. На то, как оделась дочь, идя на Турнир, он, казалось, не обращал никакого внимания.

Сверху с грохотом скатились близнецы. Их прикид ничем не отличался от того, в котором они выступали в ОФЕЛЬ-ШОУ. Разве что на свежих, из-под утюга, рубашках ещё не проявился рисунок, который так шокировал Рути во время передачи, в тот момент, когда Гай на всю Арцену заявил, что они оба считают Тимми Пительмана своим вторым отцом за всё хорошее, что он для них сделал. Моти вздрогнул и открыл глаза, глянул на сыновей и спросил: «Что, уже пора?» — «Иди, ополосни лицо, дорогой! И допей свой кофе, он и холодный тебя освежит», — ласково пробормотала Рути. Она уже была одета в длинную блузу свободного покроя и непонятного цвета и темнозелёные брюки. Седеющие, но всё ещё пышные волосы были собраны в низкий хвост, стелясь по покатым пухлым плечам. Моти медленно встал и поплёлся к себе переодеться. Близнецы завопили: «Скорее! Скорее! Опоздаем!! Не успеем!!!» Рути и Ширли молча направились к выходу, а за ними, толкаясь, рванули близнецы.

Вскоре вышел Моти, и семья стала усаживаться в машину. Моти пристально глянул на близнецов и знаком указал дочери, чтобы села с ним рядом. Его удивило, что на этот раз сыновья не возразили. Рути старалась занять меньше места, чтобы не стеснять капризных мальчишек. Заводя машину, Моти тихонько, чтобы не слышали сыновья, спросил: «Ширли, ты случайно, или намеренно надела фиолетовое? Ты что, не знаешь, что этот цвет в глазах наших элитариев символизирует… э-э-э… антистримерство?» — «Папочка, ты забыл, что я учусь в ульпене и живу в Меирии.

Мне эта символика подходит. Но если уж тебя это так интересует, то я просто надела то, что мне идёт и нравится. Мне и Яэль сказала, что мне очень идут цвета этой гаммы. И вообще… неужели противостояние между разными музыкальными направлениями вышло на уровень цветовой гаммы?» — «Э-э-э… Ты же должна понимать: не зря говорят о струе подобающей цветовой гаммы!.. Подобающей!

Понимаешь?» — «Папа, разве вам недостаточно, что я какое-то время посижу с вами?

Вон, мальчики — те ни минуты с вами сидеть не будут!.. Кстати, почему они-то не в своей дубоньей форме?» — «У них спроси, если тебе так интересно… Ладно, закрыли тему. Не хочу тебя принуждать…» Тихое упрямство дочери в который раз поразило Моти. Он подумал: «Подростки… с ними никогда не бывало просто…»

На обширную, залитую светом площадь, которая когда-то была площадью перед Парком, а потом главным прогулочным променадом вдоль Забора, где установили уже упоминавшийся Фонтан Как-у-всехного Согласия Дова Бар-Зеэвува, задолго до начала Турнира начала стекаться масса возбуждённых эранийцев и многочисленных гостей города. Респектабельные посетители старой «Цедефошрии» с плохо скрываемой неприязнью взирали на шумный поток так не похожих на них чужаков, никогда ранее не приближавшихся к элитарной «Цедефошрии». Это были жители только что присоединённой к Эрании Меирии и их гости из ближних и дальних пригородов, в том числе из Неве-Меирии и Шалема.

Далетарии окружили Фонтан живописными кучками, сверкающими и переливающимися всеми оттенками таинственных зыбучих топей. Они не сводили глаз с заполняющих площадь перед Фонтаном необычных гостей и хихикали, как бы каким-то своим шуткам; ключевым словом в них было — фиолетовые. И верно: на многих молодых мужчинах и юношах были кипы всех оттенков фиолетово-лилового, либо бледно-серебристого или глубокого лазурного оттенка с неизменным фиолетовым орнаментом. Многие девушки накинули ажурные или полупрозрачные фиолетовые накидки ярких густо-фиолетовых оттенков.