Новый Мир ( № 3 2013) - Новый Мир Новый Мир

«В качестве самоутешения можно сказать, что сегодня мы приблизились к цивилизованным странам с их торжеством small talk — ненапряжно-увлекательного разговора о пустяках. А для такого, надо признаться, антураж „О.Г.И.” совсем не подходит. Так что хватит, поговорили».

«Деревня пока еще есть». Лауреат премии «Русский Букер» Андрей Дмитриев — о деревенской прозе, переменах в обществе и неоднородности России. Беседу вел Кирилл Решетников. — «Взгляд», 2012, 5 декабря < http://vz.ru >.

Говорит Андрей Дмитриев: «Деревенская проза и проза о деревне — это разные вещи. То, что называют деревенской прозой, основано на неком мифе. Под мифом я в данном случае подразумеваю не вранье, а определенную конструкцию, модель мира. Миф этот был задан, по большому счету, двумя произведениями, которые написали два городских человека. Одно из них — это рассказ Юрия Казакова „Запах хлеба”, а другое — рассказ Солженицына „Матренин двор”. Там существенно противопоставление города и деревни: город — это упадок и растление, а в деревне живут праведники, деревня сохраняет подлинную жизнь».

«Думаю, что деревенской прозы в этом смысле уже давно не существует. <...> Если говорить о каком-то продолжении, о том, что осталось, то я бы назвал Бориса Екимова. Это, может быть, единственный большой, мощный писатель, который по-прежнему пишет о деревенских жителях. Конечно, это уже не та деревенская проза, что была в 1970-х, но все-таки, поскольку деревня пока еще есть, есть и литература о ней».

Максим Кантор. Привычное дело. — «Перемены». 2012, 6 декабря < http://www.peremeny.ru >.

«Умер Василий Белов, его называли писателем-деревенщиком. Было такое определение: „деревенская проза” — как будто в России есть какая-то проза, помимо деревенской. <...> Городские писатели в России имеются: это Достоевский и Гоголь, но их идеал — крестьянский. А уж про других и говорить нечего: Толстой, Чехов, Лесков, Пушкин, Тургенев, Есенин, Шукшин — это деревенская литература в самом чистом виде».

«Другая повесть у Белова называется „Все впереди”; мало есть на свете столь точных пророчеств. Повесть эту считали вульгарным пасквилем на прогресс. В книжке описывается, как патриархальную любовь променяли на ничтожную городскую дрянь. Тогда (это написано лет тридцать пять назад) казалось, что характеры ходульны, а конфликт неубедителен. <...> Однако все произошло именно так, как описал Белов — и с тысячекратным увеличением. Действительно, все, что любили, потеряли — взамен получили много пестрой дряни».

Литературная битва полов. — « Thankyou.ru », 2012, 28 декабря < http://blog.thankyou.ru >.

Говорит Андрей Рудалёв: «В прозе женщины нет прорывов, она не способна на новую идею, новое слово, там есть уют, особый колорит, теплота, но не более. Да, она стремится к художественной безупречности, к эстетизму. Но надо ли это литературе, безупречен ли Достоевский? Женщина — хранительница очага литературы вчерашнего дня. Она — поклонница литературы, может быть более чутким и верным, чем мужчина, читателем, исследователем, но она совершенно не способна на движение вперед».

Георгий Любарский. Мракобесие, или Наших бьют. — «Эксперт», 2013, № 1 < http://expert.ru >.

«Когда молочнокислые бактерии едят молоко, оно со временем становится таким, что в нем уже не могут жить молочнокислые бактерии. Организмы портят собственную среду — она становится непригодной для их жизни, потому что в ней слишком много продуктов их жизнедеятельности.

Мы живем в эпоху победившего (почти) рационализма и научного мировоззрения. <...> Так было не всегда, рационализм встал во главе мировоззрений сравнительно недавно. И за пару веков развития и в конечном счете господства поменял культуру, в которой рос, выделив в нее результаты своего развития. Создал себе проблемы с воспроизводством.

То есть ведущие тенденции нашего времени (демократия, экономоцентризм, сциентизм и проч.) и являются важными причинами роста мракобесия, и это не мешает признавать, что эти самые ведущие тенденции развились благодаря рационализму».

Евгений Майзель. Всюду Бог? Пробные заметки о религиозном кино. —  «Искусство кино», 2012, № 9, сентябрь.

«Богооставленность — это единственное состояние духа, при котором можно говорить о триумфе материи, но никак нельзя — о триумфе атеизма. Богооставленность означает в числе прочего именно боль утраты или изначальной нехватки. Кинематограф почти с самого своего рождения производил картины, тесно связанные с религией любыми способами — от различного выражения конфессиональных ее форм (вспомним феномен „католического кинематографа”) до выражения атеизма или радикальной богооставленности (тоже сильная способность кинематографа в силу объективирующего, полуавтоматического и тем самым как бы „научного” характера кинопроизводства). XXI век продолжил эту традицию, подарив миру за минувшее десятилетие с лишним как минимум несколько хитов богооставленности, из которых каждый — с репутацией шедевра. Сокуровский „Фауст” (2011), привезший в Петербург венецианского „Золотого льва”, — это одна из вершин нашего времени по части перевода литературы Просвещения в гностический хоррор, сосредоточенный на несовершенстве Творения и на триумфе князя мира сего в образе уродливого фармацевта с атавистическим хвостом на копчике».

О фильме «Фауст» см. также статью Натальи Сиривли («Новый мир», 2012, № 5).

Анна Наринская. «Будут у нас еще и русские люди, и русская речь». Андрей Дмитриев получил «Русский Букер». — «Коммерсантъ», 2012, № 231, 6 декабря < http://www.kommersant.ru >.

«Бурление другого рода вызвало выступление председателя жюри нынешнего года критика и эссеиста Самуила Лурье, который, перед тем как объявить имя русского писателя-лауреата, спросил гостей церемонии, отдают ли они себе отчет в том, что вообще-то русская литература закончилась примерно в 1949 году, и предположил, что собравшиеся, будучи, как он сам, нормальными людьми, читают зарубежные детективы, а не современную русскую литературу. В зале это предположение вызвало ропот, а другой член жюри, писатель Роман Сенчин, вышел к микрофону и заявил, что нет — русская литература и после 1949 года „шла пунктиром” и что она скоро проявит себя в нашей огромной стране, „и будут у нас еще и русские люди, и русская речь”. Эти слова собравшимся понравились, и букеровский обед весело продолжался».

«Нового содержания у поэзии нет...» Беседовала Дарья Лебедева. — «Книжное обозрение», 2012, № 22, 12 — 19 ноября < http://www.knigoboz.ru >.

Говорит Максим Амелин: «Я люблю разные вещи, но античность и русский XVIII век, действительно, оказали на меня сильнейшее влияние. Свой „архаический” период, длившийся с 1996-го по 2001 годы, я давно завершил. Хотя, если присмотреться, в стихах того времени ничего такого уж древнего нет — ритмы вполне современные, смыслы — тоже. Главная задача стихотворца, на мой взгляд, — поиски формы, языка и стиля. Своих, особенных. Вся лучшая мировая поэзия на этом основана».

«Иногда я не понимаю, зачем этим занимаются другие. Я занимаюсь стихотворством почти профессионально. Почти, потому что эта профессия не приносит мне средств к существованию, но она — мое главное дело. Поэту в наше время необходимо иметь работу, которая его прокормит. Мировой опыт подсказывает, что только так и возможно выжить. Советское время, когда поэтам платили за поэзию деньги, прошло безвозвратно».

«А прозу как таковую, особенно длинную, мне писать неинтересно потому, что там нужны сюжетность и однозначность. Рассказ со сдвигами еще можно написать, а вот романа уже не получится. Я люблю, когда все сказано в языке, все слова и смыслы сливаются в один хор. Поэзия — это концентрат, а проза — разбавленная водица. Разве что найду какую-нибудь особенную форму, как Саша Соколов — ведь его проза, по сути, по составу и по материи, поэзия».

В конце февраля стало известно, что Максим Амелин стал лауреатом Премии Александра Солженицына.

Сергей Носов. «Достоевщины у нас в быту хватает. И гоголевщины, кстати, тоже…» Беседу вела Елизавета Александрова-Зорина. — « Thankyou.ru », 2012, 6 декабря < http://blog.thankyou.ru >.

«Более надежного, более проверенного носителя памяти, чем печатная книга, наша цивилизация не придумала. А мы сейчас отдаем себя в заложники собственным технологиям, возжелав накопленную человечеством информацию поставить в зависимость от состояния электрических зарядов в полупроводниковых кристаллах. Ну а вдруг? Знаете, моя жизнь выпала не на самое драматическое время, бывали времена и похуже, но и на моей памяти исчезали сигареты, соль, бензин. Никто не знает, с чем придет к нам Великая Встряска».