Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации - Джон Хемминг

Инка также понимал опасность напряженности между испанцами и индейцами, возникающей вследствие расовых различий. Он отказал Диего Родригесу в просьбе допустить в Вилькабамбу нескольких испанцев с целью начать торговлю кокой и древесиной. Основанием послужило то, что «если бы испанцы жили среди них и разгорелся бы какой-нибудь спор, в результате которого испанцы убили бы одного из них или они убили бы испанца, то возникли бы волнения».

К концу шестидесятых годов XVI века Титу Куси явно проводил хорошо продуманную политику в своих переговорах с испанцами. Вполне возможно, что его целью стало нечто большее, чем простое увиливание. Возможно, он планировал ни много ни мало, а выживание независимого государства Вилькабамбы, этого индейского анклава, имеющего к испанскому Перу такое же отношение, какое Басутоленд[1] или Бечуаналенд[2] имели к Южной Африке в наше время. Если бы ему это удалось, то сейчас Вилькабамба, возможно, входила бы в состав Организации Объединенных Наций, как Лесото или Ботсвана. Политика Титу Куси в течение шестидесятых годов XVI века делится на три этапа. В самом начале он возобновил набеги на приграничные районы испанского Перу, как это практиковал его отец, и инспирировал национальные восстания вроде того, которое было в Хаухе. В середине десятилетия он вел переговоры, начав их с посольства Гарсии де Мело и закончив совершением акта подчинения испанской короне. В течение этого периода у Титу Куси, очевидно, поменялись цели, и он решил вести переговоры о сосуществовании, нежели продолжать конфронтацию. Эта переоценка ценностей была вызвана осознанием могущества и постоянства испанской оккупации. Инка сам имел возможность убедиться в ее крепости, участвуя в вылазках, и он отметил ту легкость, с какой было подавлено восстание в Хаухе. Сменой точки зрения он, возможно, был обязан Мартину Пандо, этому вездесущему метису, который привез весть о смерти Сайри-Тупака и оставался советником Инки в течение всех десяти лет. Всякие сношения Титу Куси с испанцами облекались в слова и переводились этим умным секретарем. Пандо принимал участие в качестве переводчика во всех встречах с посланниками испанцев. В конце шестидесятых годов индейцы стали придерживаться политики сосуществования, позволяя миссионерам проповедовать в Вилькабамбе и не допуская ничего оскорбительного в отношении испанских властей. Титу Куси принимал посольства и переписывался с испанскими губернаторами в качестве монарха и главы государства.

Титу Куси чрезвычайно успешно удавалось подогревать интерес испанских властей к Вилькабамбе. Каждый год происходило что-нибудь, что поддерживало бы в испанцах надежду и удерживало бы их от каких-либо шагов. В 1564 году произошел обнадеживающий обмен письмами и встреча с Гарсией де Мело; в 1565 году — конструктивные беседы с Родригесом де Фигероа и Хуаном де Матьенсо; 1566 год был свидетелем подписания договора в Акобамбе; в 1567 году договор был ратифицирован, Инка продемонстрировал свое подчинение испанской короне, а Киспе Титу был крещен; в 1568 году состоялось крещение самого Титу Куси; а в течение последующих двух лет происходила регулярная переписка между Инкой и его друзьями в испанском правительстве и церкви.

Письма Титу Куси содержали искусную смесь гордой независимости и раболепного подчинения. Благодаря Мартину Пандо они были написаны приемлемым дипломатическим языком и в основном выражали идеи, которые хотелось бы услышать их получателям. Рассматривая еще раз свои действия, описанные в «Воспоминаниях» в 1570 году, Инка мог настаивать на том, что он «полностью ратифицировал „…“ мир с королем и его вассалами, который дал слово поддерживать». «Как известно вашей светлости, вы прислали ко мне Диего Родригеса, чтобы он стал коррехидором моей страны, и я принял его». Он поддерживал мир, «во-первых, встретившись на мосту Чукичака с оидором (судьей) Матьенсо, „…“ а также впустив к себе в страну священников, чтобы они обучили меня и моих людей вере в Бога… Другим убедительным свидетельством моего стремления к миру является мой отказ, о котором я заявил вашей светлости именем его величества, от всех моих не многих и не малых земель и поместий, которыми владел мой отец».

Все эти явные уступки совмещались с политикой, направленной на сохранение независимости Вилькабамбы. Это можно было осуществить, только не давая испанцам повода для вторжения. Отсюда — приказы Титу Куси прекратить набеги и избегать убийств испанцев или причинения вреда церкви. То, что он допустил в свои владения миссионеров и сам принял христианскую веру, устраняло всякие основания для нападения по религиозным мотивам. Его нежелание принять у себя испанских поселенцев служило залогом того, что никакой непредвиденный инцидент не станет casus belli[3]. А сокрытие минеральных богатств Вилькабамбы предотвращало вторжение, испирированное алчностью.

Но испанцы выдвинули одно требование, которое Титу Куси не мог выполнить. Оно было мерилом успеха или провала их дипломатических усилий. Оно было той частью Акобамбского договора, которая имела нечеткую формулировку, и о ней Инка не упомянул в своих «Воспоминаниях». Речь идет об отъезде Титу Куси и его братьев из Вилькабамбы и их переселении на оккупированную испанцами часть Перу. Титу Куси не соблазнился удобствами Куско, как его брат Сайри-Тупак. Резиденция Инки продолжала оставаться в Вилькабамбе; его присутствие там поддерживало жизнь в этом непокорном индейском государстве.

В то время как Титу Куси гордо пребывал в своей ссылке в Вилькабамбе, другие члены королевской фамилии инков купались в роскоши в Куско и Кито. Некоторые благодаря своему высокому происхождению стали владельцами земель вместе с проживающими на них индейцами. И все они пользовались глубоким уважением индейцев и сентиментальных испанцев.

Во главе этой аристократии стояла великолепная фигура сына и наследника Инки Паулью Дона Карлоса. Ему было около двенадцати лет, когда умер его отец, и он сполна пользовался наградами, причитавшимися Паулью за его сотрудничество с испанцами и искусное политическое балансирование между двумя оппозиционными сторонами. «Родители его воспитали так, как они жили сами после принятия христианской веры: в роскоши, с наставниками-испанцами и слугами; у него были великолепные лошади, упряжь и другое убранство». Карлос был единственным чистокровным индейцем, который воспитывался вместе с франтоватыми сыновьями конкистадоров, учась вместе с ними верховой езде, охоте и фехтованию. Он приобрел светские качества джентльмена XVI века и хорошее классическое образование от таких наставников, как священник Педро Санчес и каноник Хуан де Куэльяр, «которые обучали латыни и грамматике метисов, сыновей знатных и богатых людей». Кипу-камайоки с благоговением отзывались о Доне Карлосе как «об очень образованном и щедром человеке, хорошем писце и наезднике, умелом в обращении с оружием и искусном музыканте». Гарсиласо де ла Вега (сам будучи сыном принцессы королевской крови) вспоминал, что он не знал ни одного индейца, который говорил бы по-испански, за исключением двух мальчиков, которые были его соучениками и «пошли в школу и учились читать и писать с детства. Одного из них звали Дон Карлос, сын Инки Паулью».

Испанцы не считали целесообразным короновать Карлоса, как это было с его отцом. Хотя он и не обладал реальной властью, будучи фигурой декоративной, он был потомственным предводителем коренных перуанцев, обладающим земельными богатствами, которые обеспечивали ему его положение. Он жил во дворце Колькампата вместе со своей матерью Каталиной Уссикой, которая сочеталась церковным браком с Паулью незадолго до его смерти и которая пережила своего мужа на тридцать лет. Дворец Колькампата возвышается над Куско, и осаждающие войска Манко захватили его целым и невредимым во время самой первой стремительной атаки из крепости Саксауаман. Поэтому огромный зал дворца пережил осаду и в шестидесятых годах XVI века все еще был цел. Он служил местом сбора во время дождей, и именно здесь индейцы праздновали свои торжества. Здесь находился двор Карлоса, которого окружала горстка обедневшей индейской знати, исполнявшая роль придворных. Он развлекал многих сановников, приезжавших в Куско, и проявлял гостеприимство по отношению к испанцам и метисам, живущим в городе. Он содержал церковь Сан-Кристобаль, которая была основана его отцом в Колькампате, и сам заложил часовню, посвященную Деве Марии Гваделупской во францисканском женском монастыре.

Наградой Карлосу за такое примерное поведение стало то, что он был принят и уважаем в обществе Куско. Он играл видную роль в процессиях и турнирах, которые были неотъемлемыми элементами городской жизни. Гарсиласо описал процессию во время празднества в честь святого Марка, которая началась у доминиканского женского монастыря (бывшего храма Кориканча) и закончилась у хижины отшельника неподалеку от дворца Карлоса Колькампаты. Во главе процессии шел украшенный гирляндами бык, которого привели прямо к высокому алтарю церкви. Другая процессия проводилась ежегодно в ознаменование праздника тела Христова. Каждый из 80 горожан-энкомендеро предоставлял щедро украшенный помост на колесах, на котором находился святой образ; этот помост везли индейцы, подданные этого энкомендеро. Вождям из окрестностей Куско дозволялось надевать «все регалии и украшения, которые они носили во время своих главных празднеств при королях-Инках… Некоторые из пришедших выглядели как сошедший с картинки Геракл: они были одеты в шкуры пум, а головы их были скрыты звериными головами, потому что они гордились тем, что являются потомками этих животных. У других на спинах были прикреплены крылья очень большой птицы, которую они называют кондором, похожие на крылья, которые рисуют ангелам… На третьих были надеты необычные одежды, украшенные золотыми и серебряными пластинами… Некоторые пришли наряженные чудовищами с ужасными масками на лицах и шкурками различных мелких зверюшек на кистях рук, как будто они добыли их на охоте. Они жестикулировали как сумасшедшие, чтобы доставить удовольствие своим королям любым способом: кто-то — демонстрируя пышность и богатство, а кто-то — при помощи шутовства и разной чепухи». Индейцы и индианки шли с флейтами, барабанами и бубнами, но «песни, которые они пели, восхваляли нашего Господа Бога». Такого рода ряженые в масках и по сей день участвуют в танцах и процессиях, которые проводятся в каждой деревне на высокогорном плато вокруг озера Титикака и на северо-западе Боливии во время карнавала. Но в середине XVI века за этими процессиями наблюдали церковные и городские советы. Заметной фигурой на этих карнавалах был Карлос и «оставшиеся в живых инки королевской крови, которым оказывались всяческие почести и которые являлись живым подтверждением того факта, что эта империя когда-то принадлежала им».