Двадцать три ступени вниз - Марк Касвинов

Атмосфера в городе начинает меняться.

Пока Хохряков и его товарищи вели в Тобольске борьбу за установление революционного порядка, Уральский и Западно-Сибирский Советы приняли дальнейшие меры с целью заблокировать в этом районе опорные пункты монархистов. Уральцы и омичи стремятся обезвредить прииртышские кулацкие гнезда, нейтрализовать опасные своими ресурсами и укреплениями глубинные монастыри; перехватить и удержать пути, ведущие из Тобольска на север, восток и запад (с юга прикрытием была Тюмень). Особые опасения внушали пути на Обдорск, где Романовы в случае удачного побега могли бы сесть на иностранный корабль, и тракт на Ишим, по которому они могли бы бежать на Дальний Восток.

26 марта в Тобольск вступил конный отряд под командованием Демьянова. В первой половине апреля из Екатеринбурга и Омска вышли на восток несколько рабочих отрядов, перекрывшие дороги в полосе между Уралом и западносибирской равниной. Выдвинулся в северном направлении надеждинский боевой рабочий отряд. На подступах к крупным населенным пунктам, таким, как Березов, кулацко-монархические банды стали навязывать уральцам и омичам вооруженные столкновения. После схваток в Голопутовском и Березове, где монархисты выступили против рабочих отрядов с невиданным дотоле озверением, стало особенно очевидно, что тобольских ссыльных надо вывозить немедля, что дороги каждый день, каждый час.

Для срочного обсуждения плана операции и встретились в Уфе представитель Уральского Совета, прибывший из Екатеринбурга, и особоуполномоченный Президиума ВЦИК, присланный из Москвы. Первым был старый большевик Ф. И. Голощекин, известный в Москве и на Урале, вторым - некто В. В. Яковлев.

Личность Яковлева доныне остается не во всем выясненной. Всего три дня и провел он возле четы Романовых. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы западная пропаганда объявила: вот герой.

Главу, повествующую о последних неделях жизни Романовых, советологам промонархической закваски страсть как хочется украсить образом рыцаря, этакого бесстрашного и бескорыстного избавителя.

Но где взять такой образ? В сибирском монархическом стане той поры, на кого ни взглянешь - то прохвост вроде Бориса Соловьева, то шулер и садист Сергей Марков, то незадачливый, тусклый, робкий эконом при тобольском дворе Евгений Кобылинский, то кляузник типа отца Алексея. Ничего возвышенного. И приходится возводить в герои кающегося во грехах мнимого большевика Яковлева...

Если поверить Хойеру, то Яковлев явился в Тобольск "с дурными намерениями". Но, приглядевшись к Романовым, проникся сочувствием к ним, из тюремщика преобразился в спасителя, из сатаны - в херувима. Первые же минуты общения с поднадзорными растопили лед его задубевшей, зачерствелой души. Свершилось чудо: совесть пробудилась в нем и толкнула его на сусанинский подвиг, какого меньше всего можно было ожидать от большевика, тем более особоуполномоченного ВЦИК. И он в пути попытался сделать нечто противоположное тому, что было ему поручено.

Э, вздор, ухмыляются рядом с Хойером некоторые из его коллег-скептиков. Какой там большевик, говорят они, какая совесть, чему там было преображаться. Яковлев, говорят они, был просто-напросто "наш", то есть германский шпион. Дело давнее, не стоит изворачиваться, был грех: ухитрилась кайзеровская тайная служба дотянуться за Иртыш, втолкнула она в губернаторский дом своего прямого агента - эмиссара. "Судя по всему ходу событий, последовавших за его появлением в Тобольске, нет ничего логичнее предположения, что Яковлев был немецким агентом" (1).

И еще: "По показаниям людей, близко стоявших тогда к Николаю II, свергнутый царь тоже считал Яковлева сотрудником германской тайной службы, который только выдавал себя за коммуниста, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу" (2). Целью же Яковлева было: доставить семью Романовых к советско-германской демаркационной линии и там передать ее кайзеровским оккупационным властям.

Виктор Александров, тот прямо убежден, что "Яковлев был германским агентом" (3). Но с небольшим уточнением: "Таинственный Яковлев был двойным агентом, состоявшим и на британской службе" (4). Одно из доказательств: бывший сотрудник Интеллидженс сервис Уильям де Куэ (он же в разные времена Стрэнфорд или Робертсон) в своих изданных после первой мировой войны мемуарах прямо указывает, что в 1917 году британской тайной службой был направлен в Россию "этот резидент с канадским паспортом в кармане, с квазиреволюционной эсеровской репутацией на политическом счету" (5). Удивляться, говорит Александров, здесь нечему: "Нет ничего невероятного в том, что британская разведка обзавелась в рядах русских революционеров вторым сверхшпионом... Мы говорим - вторым, потому что первым был Сидней Рейли, обладатель полученной в Оксфорде ученой степени, обосновавшийся в России в 1909 году под именем Репинского, занимавшийся шпионажем до 1924 года, когда был разоблачен, приговорен к смертной казни и под видом священника бежал в Ригу"... (6) По сложности полученных заданий, по смелости действий и по глубине проникновения, считает названный американский автор, Яковлев может быть поставлен в один ряд не только с Рейли, но и с такими людьми, как Локкарт, Кроми и Кроуфорд - "блестящими агентами тайной службы в России... (7) И, посвятив двойному германо-британскому резиденту Яковлеву специальную главу в своей книге о конце Романовых, названный автор так и озаглавил ее: "Зеленый Центр - или Интеллидженс сервис?" (8)

Немцам Яковлев должен был помочь спасти Романовых, вывезя их в Германию. Англичане поставили перед ним менее определенную цель: "наблюдение за царской семьей и, в зависимости от ситуации, влияние на ее судьбу" (9). Как обычно, они постарались обеспечить себе свободу маневра. "То, что они поначалу уклонились от оказания помощи царской семье, вовсе не означает, что они потеряли интерес к этому вопросу... Традиция английской политики была такова, что когда ей нужно было, она царей и спасала, и сама убивала - как было, например, в 1801 году: тогда Павла I убил Пален, но рукой его незримо водил аккредитованный в Петербурге британский посол"...(10)

Приглядимся к столь восхваляемому герою. Зовут его Василий Васильевич Яковлев, но нет уверенности в том, что это его настоящее имя. Родился он примерно в 1885 году; по одним данным - в Уфе, которую в 1918 году сам называл своей родиной; по другим - в Киеве, в семье состоятельного торговца Москвина; по третьим - в Риге, в семье инженера Зарина, или Зариня, который дал сыну образование специалиста по радиотехнике (механика по электрооборудованию). Далее различные источники сходятся на следующем. Молодой человек призывается во флот, проходит службу на различных кораблях на Балтике, благодаря своей специальности преуспевает, в конце концов попадает в офицерскую электротехническую школу в Свеаборге. Здесь в разгар революционных событий 1905 года он вступил в партию эсеров, принял участие в вооруженном восстании моряков; под именем Яковлева бежал и был заочно приговорен царским судом к смертной казни, очутился за рубежом.

Двенадцать лет он провел в эмиграции - сначала в Германии, затем в канадской провинции Саскачеван, работал электротехником. Сильно англизировался, заимел канадский паспорт, с каковым в марте 1917 года и проследовал в Россию через Стокгольм. Как отмечает Александров, в Стокгольме с удивлением заметили, что "бумажник у Яковлева разбух от денег" (11). Никто из эсеровских коллег не стал допытываться, какие были у него дела в Германии и Канаде и особенно в Стокгольме, этой тогдашней главной явке всемирного шпионажа.

В Петрограде он попадает под опеку Масловского-Мстиславского, о котором мы уже говорили. Этот эсеровский активист военной секции Петроградского Совета, в прошлом библиотекарь Академии Генерального штаба, устраивает в ту же библиотеку Яковлева на должность сотрудника по классификации и хранению военно-технической литературы на иностранных языках. Так как новый библиотекарь отлично владеет немецким, английским и французским языками, а также хорошо знает электротехнику и корабельное дело, он быстро входит в эту работу; но однажды Масловский вызывает его в Таврический дворец и назначает своим заместителем по командованию вооруженным отрядом, направляющимся в Царское Село на проверку режима заключения бывшего царя. (Об участии В. В. Яковлева в этой экспедиции Мстиславский впоследствии упомянул в своих мемуарах.) Там, в одном из вестибюлей Александровского дворца, Яковлев впервые и увидел Николая, "предъявленного" обергофмаршалом Бенкендорфом представителям Петроградского Совета.

Больше в библиотеку Яковлев не возвращался. Его можно было видеть в те месяцы семнадцатого года то в окружении Бориса Савинкова, то возле эсеровского полковника Муравьева (впоследствии в должности командующего советскими войсками, открывшего белогвардейцам Восточный фронт), а спустя несколько недель после Октябрьского переворота он вертится в Смольном вокруг левоэсеровского наркома юстиции Штейнберга. Не вполне ясно, каким образом весной 1918 года Яковлев очутился на роли особоуполномоченного ВЦИК, но в бурной обстановке того времени, да еще при содействии таких крикливых "ура-революционных" политиканов-авантюристов, какими были левоэсеровские главари типа М. А. Спиридоновой, Б. Д. Камкова и И.3. Штейнберга, подобные карьеристские валеты на гребне революционной волны не исключались. Сумел, выполняя задания своих иноземных хозяев, подняться на гребне этой волны и проникнуть, куда ему было указано, и Яковлев - Заринь.