Львёнок, который хотел выжить (СИ) - Бими Ева

— И чем она это заслужила?

И ведь действительно — чем? Насколько я смогла узнать Леонардо за те месяцы, проведенные вместе, за ним не числились проступки неоправданного разрушения вещей. К тому же, к слову сказать, очень милых вещей.

— Отняла у меня возможность разбудить тебя, — и от ощущения вибрации от его голоса побежали мурашки по коже, делая это утро еще более приятным. Что же, посчитаю этот ответ за весьма достойное оправдание вероломного убийства птахи.

— Какая неосмотрительная птичка… — изо всех сил стараясь не выдать своего смеха и радости от такой суровой заботы ниндзя, я как можно серьезнее спросила: — и так будет с каждой?

— Ни одна механическая канарейка не уйдет от моего возмездия, — слова Леонардо вызывали во мне огромнейшее удовольствие. Ведь знать, что на свете есть тот, кто готов охранять тебя даже от такого маленького и желтого певчего будильника, было несказанно… нет, это было чертовски приятно!

Я не помнила, как заснула прошлой ночью в его объятьях. Не знала также, где провели весь вчерашний вечер Сью и братья Лео, но была рада предоставленной нам возможности оказаться с Леонардо наедине в доме. Не думала, что все произойдет так стремительно, волнительно и откровенно.

Не знала и о чем больше переживать: о том, что призналась в любви, или о том, что осмелилась на интимную близость.

Возможно — о признании. И это открытие выплеснулось из меня в тот же миг, в котором я его доподлинно осознала. Это не была любовь с первого взгляда, как описывалось в одном из бульварных романов, которые я находила на книжных полках среди величавых томов мировых классических произведений. И это не было связано с каким-то одномоментным фактором, все из тех же романов, где герой — противоречивый и столь неподходящий под ожидания героини — вдруг внезапно совершает поступок, который на корню меняет к нему отношение. Мой Лео… И улыбнувшись себе за такую мысль, я погладила руку обнимающего меня лидера. Мой Лео, безусловно, обладал всеми качествами, описанными в романах. Он неоднократно приходил на помощь. Казалось, что во всех ситуациях, в которых я не видела выхода и надежды на спасение, лидер невероятным образом умудрялся выходить из заведомо проигрышного положения.

Все его поступки приводили к тому, что ему хотелось безгранично верить и доверять. Его забота обо мне, о той, о которой поначалу он совсем ничего не знал, удивляла. Даже не так… Она изумляла. В новом мире было недозволительной роскошью посвящать себя кому-либо еще, единственное, что человек мог делать, так это защищать в первую очередь себя, и если оставались силы и возможности, то и еще кого-то. Но только не в ущерб своей собственной безопасности. Увидел опасность — беги. Можешь кого-то спасти — спасай. Но если не можешь, то бросай и беги без оглядки. Каждый сам за себя.

Но Лео… Совсем не такой. И все его поступки противоречили людской логике. Той самой, что, как оголённый нерв, представала перед тобой без наслоений морали и праведных людских законов. В жестоком новом мире все упрощалось до невозможности однозначно. Оставленный нам природой инстинкт выживания подавлял собой все остальные чувства и принципы. Люди, движимые одной лишь целью — выжить, без долгих терзаний и раздумий были готовы пожертвовать остальными, лишь бы спастись. Может, так поступали и не все. Но только такие и могли выживать. Но Лео показывал собой иное. Мутированная черепаха, которой довелось пройти через длинный путь людского отторжения, непринятия и жестокости, непоколебимо хранила в себе такие понятия, как нравственность, долг и честь. Сострадание — вот что его отличало от многих других людей. Внутри него был некий свет, который притягивал к себе. Теплый, яркий и родной.

Постепенно, день за днем, видя его заботу, поддержку и защиту, я не могла противостоять тому притяжению, что он вызывал собой. К нему невольно и неосознанно тянешься. К такому чистому и непорочному созданию, которое ничто не может запачкать и осквернить. Он как… Боже! Да он же как — Йода! Зеленый? — Есть. Мудрый? — Есть. Сильный? — Есть. Добрый? — Есть. Нравоучительный? — Есть. Все сходится по всем статьям. Защитник света, облаченный в зеленую броню, способный успокоить, взбудоражить, взволновать и заставить остолбенеть лишь одним взором своих чистых ясных синих глаз. Только, в отличие от низкорослого джедая, Лео обладал по-животному дикой силой и притягательностью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Объятия стали сильнее, привлекая ближе к его груди. Сладостное чувство, вспыхнувшее внизу живота, вернуло в воспоминания вчерашней ночи. Не знаю, что подтолкнуло меня к совершению… такого действия? Это ведь можно было так назвать? Или — поступком? Или такой откровенной близостью? Или… Я не знала, какое дать определение своему настойчивому порыву в необходимости разделения физической любви. Картинки замелькали в голове, вырисовывая отчетливый образ Леонардо. Того, как он наблюдал за ласками. Казалось, он был напуган такой откровенностью гораздо больше, чем я. Лидер выглядел таким растерянным, таким беззащитным и запуганным, что это вдруг придало мне невероятную уверенность в своем намерении подарить ему те же ласки и наслаждение, что дал мне он.

Лаская Леонардо, в те моменты, что осмеливалась поднять на него глаза, я видела, как он вцеплялся в покрывало, нещадно сжимая плотную ткань в своих кулаках; как часто дышал; как смотрел так… словно одновременно с мольбой, мукой и наслаждением. И этот его вид подталкивал еще более откровенно и беззастенчиво дарить ему наслаждение. В момент своего громогласного взрыва удовольствия он источал собой всю признательность, на которую была способна целая Вселенная, заключенная в его взгляде.

До сих пор внизу живота я ощущала некое странное чувство, словно пустоту, которую необходимо было заполнить им, и не только телесную, но и душевную. Будто бы тело, способное выражать свою любовь к нему только прикосновениями, стремилось вновь и вновь подарить себя. Ощущать его в себе, такого большого, горячего и пульсирующего, было ошеломительно волнительным, но при этом правильным и естественным. И по телу вновь разливалось то сладкое тягучее тепло и желание почувствовать его в себе.

Но из соседнего отсека стали все отчетливее доноситься звуки кваканья и шлепанья. Будильник Рафаэля прытко скакал по периметру его комнаты, без страха исполняя свою миссию — пробудить столь дерзким образом одно из опаснейших в радиусе десяти миль созданий.

— А ведь у нас могла быть лягушка, — улыбаясь предплечью Леонардо, я понежилась о него щекой, оставляя на коже обнимающего меня лидера поцелуи.

Кваканье стало подозрительным — то более рваным, то более приглушенным. Казалось, что его…

— Он что — его грызет?

Приподнимая голову чуть выше, чтобы понять, не подводит ли меня слух, я продолжала вслушиваться в странные звуки треска вперемешку с кваканьем. Определенно, пластмассовую лягушку грызли. Но услышав довольную похвалу гиганта, обращенную к коту со словом: — «Умница», — я не смогла сдержать смех.

Ну, надо же, порой любовь и преданность мы получаем просто так, а не за какие-либо заслуги. И тому был живой пример — Рафаэль.

Возникла очередная пробуждающая трель в тишине дома. И было очень интересно, как Майки на этот раз справится с чудом изобретения брата. Ему, в отличие от всех нас, достался гораздо более провокационный будильник. Круглый желтый мяч, олицетворяющий собой солнце, подпрыгивая и перекатываясь, истошно вопил. Вопил так, как будто предвещал твою скорую кончину, подобно мифическому существу — Банши. Единственное, что могло остановить этот визг, так это тридцать четыре поглаживания по нарисованной искорёженной горем мордашке солнца. Почему тридцать четыре — непонятно, но Майки уже второе утро покорно успокаивал горланящий шар, нашептывая ему: — «Тиш-тиш-тиш…».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Томный, низкий и скрипучий голос донесся из другой части спального отсека: — Настало время пробудиться ото сна.

О, моя бедная Сью. Она никак не привыкнет к тому, что вместо привычного ей классического «пилик-пилик», исходящего из самых заурядных часов с электронным циферблатом, теперь ее будит пушистый восьмиконечный паук. И вместо былых спокойных пробуждений она второе утро подряд подрывается с постели, оглашая весь дом о «святом дерьме» и «чертовых мохнатых лапках», которые благовоспитанному пауку стоит держать подальше от неё.