Танец масок - Мария Николаевна Сакрытина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вывод напрашивался сам собой. Фрида пользуется зельями, разбирается в магии, лучится волшебством и знает то, что положено знать только тем, кто связан с фейри.
А ещё внешность. Пока придворный врач суетился, осматривая герцогиню, Эш всё время был в комнате и не сводил глаз с супруги. Без сознания (и без своей ехидной усмешки и высокомерного взгляда) она была очень, очень, очень похожа на…
Мысли об этом Эш пока отбросил — как и людям в подобной ситуации ему нужны были доказательства. Слов Фриды недостаточно — Эш супруге не верил. К тому же, если она снова разволнуется…
Врач обещал заехать ещё, но позже, вечером, когда леди, скорее всего, будет спать. Просто Эш очень уж на него насел, пока «любезно» провожал во дворец. Потом пришлось спуститься в подземелья: что-то тревожило, но Эш никак не мог понять, что. И до сих пор не мог.
Поэтому он решил схватиться за единственную уже известную причину: жену. С этим Эш пообещал себе разобраться сегодня же (И понять, почему Фрида так похожа на полукровку из его снов. Может быть, это тоже иллюзия? Может, драгоценная супруга участвует в заговоре? И демона призывала не она ли? Не зря же околачивалась тогда на месте преступления и после, в борделе…)
Мысль, что Фрида и есть танцовщица с «той стороны» Эшу в голову тоже пришла, но фейри быстро её отбросил: невозможно, слишком разные. Уж скорее иллюзия…
За доказательствами Эш отправился в Уайтхилл.
В этой части города он не бывал ещё ни разу. Уайтхилл располагался очень неудачно — за Нижним городом. Если бы его владельцы захотели продать замок, им бы не удалось назначить хорошую цену. Правда: кому охота объезжать грязные, мерзкие, вонючие кварталы бедняков или ехать окружной дорогой. Бедная, бедная леди Уайтхилл, как же ей муторно, наверное, трястись каждый раз по полчаса, пока карета не доедет до цивильных районов…
Но это всё ещё была столица, а не пригород, и Эша весьма изумил контраст: только что дымили фабрики, только что вопила малышня, плескаясь у водокачки, только что зазывали уже проснувшиеся проститутки — и вот, стоило проехать по горбатому мостику, как потянуло предгрозовой свежестью, а потом — вязко — туманом. И тихо стало, как на кладбище.
Эш заинтересованно высунулся из окна. Волосы тут же намокли, но фейри это не волновало. Вот рога перестанут блестеть…
Впрочем, и это сейчас не заботило: было кое-что поинтереснее. Туман стелился низко-низко над огромным, уходящим до горизонта морем серебряной травы. Эш смотрел на неё, принюхивался, и ему казалось, что они едут вовсе не по дороге через поля, а по болоту, где в прогалинах с водой плавают мертвецы. Фейри, люди, — они чувствовались так же ясно, как если бы стояли сейчас и провожали карету взглядом.
Эш читал об этом и слышал байки на «той стороне»: давняя-давняя война людей с фейри, в результате которой последние ушли на «ту сторону» и крайне редко нарушали границу между мирами. Разве что такие же изгнанники, как сам Эш, без роду, без племени. Но раньше, столетия назад, фейри жили с людьми бок о бок, и люди знали, что делать с магией. У них было много волшебников, и, когда люди и фейри рассорились, эти волшебники сражались. Здесь было место одной из таких битв, а выплывающий из тумана замок когда-то являлся важным форпостом.
Давно. Сейчас замок уже не казался крепостью, да и ров пересекали многочисленные мостики. Но туман то и дело вихрился очень странно, и Эшу казалось, что мертвецы следят за ним. На серебряную траву ступать и вовсе не хотелось: может, она хлюпнет и плюнет кровью. Серебряной, фейрийской.
Зато как раз фейри с «той стороны» могли бы прийти сюда. Они живут дольше людей, помнят своих погибших и чтут их. Эш пригляделся и легко заметил то там, то здесь рассыпанные «ведьмины ягоды» — подношение мёртвым. Их принести могли только фейри.
Что ж, леди Уайтхилл даже не пришлось бы далеко идти…
Карета въехала в распахнутые посеребрённые ворота, на которых в прорезавшем тучи луче ярко вспыхнула ласточка. Что ж, ясно теперь, что было написано в отчёте — полукровка-друг Фриды мог звать в бреду свою подругу.
Эш посмотрел на низко скользящих деревенских ласточек и решил, что Фриде прозвище подходит. Пугливые, но как ни в чём не бывало летают перед самым штормом. Не падальщики и не хищники — что они там едят? Мелких насекомых?
Дверцу открыл лакей, одетый с иголочки. Эш цепко глянул на его броскую изумрудную ливрею, оценил смазливость, нехорошо подумал о леди Уайтхилл, проигнорировал протянутую руку (что он, дама?) и ступил на усыпанную щебнем дорожку.
Тут же ливанул дождь.
Красавчик-лакей немедленно превратился в мокрого воробушка, Эш попрощался с золотистой пыльцой (а он так усердно сегодня рога полировал!), а кучер просто уныло промок.
Потом на дорогу, неся раскрытый зонт, вышел дворецкий и, передав его лакею, учтиво поклонился.
— Милорд, как мне вас представить?
— Императорский дознаватель, — привычно ляпнул Эш, запоздало вспомнив, что, кажется, следовало просто назвать титул, а ещё вроде бы дать визитную карточку. Увы, на приёмы герцог ездил редко и только по делу. Например, проверить проклятое поместье и вытащить из подвала заигравшегося полукровку…
У дворецкого и лакея одинаково вытянулись лица, а Эш, глядя на них, решил, что если уж играть — то играть с апломбом. И, нацепив привычную маску придворного мага, взглядом (даже без волшебства) отодвинул с пути дворецкого и целеустремлённо прошёл к крыльцу.
— М-милорд, — бедняга дворецкий даже заикаться стал от страха (или изумления?). — Как мы можем вам служить?..
— Исчезните, — честно ответил Эш, заходя в уже распахнутую (расторопные тут слуги) дверь.
— Милорд, госпожа сейчас отдыхает… — начал было дворецкий, забрав у дознавателя плащ и уже было потянувшись за перчатками, но Эш щёлкнул пальцами у него под носом, и бедняга-слуга вздрогнул.
— Отлично! Вот и не станем её будить.
— Милорд, простите, но мы не можем…
— Брысь! — прикрикнул Эш, решив искать доказательства самостоятельно. Это лучше, чем иметь дело с ещё одной фурией — тёщей. Заколдуешь ненароком, жена снова разволнуется…
— Интересная у вас манера разговаривать со слугами, милорд.
Эш резко обернулся и внимательно уставился на смутно знакомого господина, тонкого, с грустным взглядом и тёплой улыбкой. Он был уже не молод, но красив — такой красотой, которая
