Государственная недостаточность. Сборник интервью - Юрий Поляков

– Между прочим, один из ваших романов называется «Работа над ошибками»…

– Вот-вот… Всегда говорю: важно быть не просто читаемым писателем, один раз можно прочесть что угодно, важно, чтобы тебя перечитывали. Только писатель, которого перечитывают, имеет шанс остаться с читателем надолго. Всегда привожу пример из советской литературы 20–30-х годов, которая была знаменита большим числом потрясающих сатириков. Кого помнят сегодня? Булгакова, Зощенко, Ильфа и Петрова, Олешу, может быть, остальных перестали перечитывать.

– «Литературная газета» нисходит, условно говоря, до автора «Льда» Владимира Сорокина?

– Видите ли, себя лично, писателя и публициста Юрия Полякова, я считаю консерватором и потому резко отрицательно отношусь к тому, что пишет Сорокин. Но писатель и главный редактор – две разные ипостаси, и когда с Сорокиным вышел скандал, мы были единственными, кто дал целую полосу. Мы привели позицию «Идущих вместе», причем серьезно, без всяких подначек. Вот мнение Иванова, который печатает Сорокина, вот мнение самого Сорокина, а вот его оппонентов. Все уважительно, но теперь каждый может для себя решить, чью сторону принимать или не принимать. После этого мне говорили, что наконец у нас появилось издание, которое берет на себя труд выслушать всех.

– А как вы относитесь к практике присуждения в России разного рода литературных премий?

– Свою последнюю премию я получил в 86-м году за роман «ЧП районного масштаба», и это была премия Ленинского комсомола. Однажды номинировали «Козленка в молоке» на Букера, но премию я не получил, потому что не вошел даже в шорт-лист, хотя ни один из других претендентов не имел такого тиража, как «Козленок». Еще на «Национальный бестселлер» номинировался «Замыслил я побег…», опять мимо… Хотя на следующий после церемонии объявления лауреатов день роман вышел одиннадцатым (с 99-го года) изданием. Подозреваю, что у членов жюри разных конкурсов к писателям моего типа свое отношение: чего ему еще и премию давать, у него и так все в порядке.

– А это не идет от потери уважения к собственной литературе?

– Может быть… Я не тоскую о советских временах, но при всей сложности тогдашней жизни существовала все же какая-то внутренняя профессиональная иерархия, все понимали, кто есть кто. А сейчас, к сожалению, это ушло. Ушел профессиональный гамбургский счет, и поэтому все стало возможно. Но это общая беда всех «переходных времен. В 20-е годы была та же история – низвержение одних авторитетов, появление других, которые потом растворялись, пропадали неизвестно куда. В литературной полемике 20–30-х годов поражает, что романы, которые позже стали символами, вершинами духа, либо были объектами ругани, либо вообще не упоминались. Булгаков в этом смысле классический пример.

– Сейчас идет большая дискуссия вокруг сериала «Бригада», и не столько вокруг него, сколько вокруг главного персонажа, сыгранного Сергеем Безруковым, самого обаятельного, привлекательного и… криминального. Это, вопрошают все, и есть современный российский герой?

– А что вы хотите? Героем американской литературы периода первичных накоплений был тоже персонаж полукриминальный. Подозреваю, что этим нам прививают некую похожую на вестерн модель общества. Но она у нас совершенно иная, потому что даже революционные, пропагандистские «экшены» всегда выходили в конце концов на какие-то нравственные обобщения. О чем лавреневский «Сорок первый»? О том, что белого офицера застрелили? Ничего подобного. О том, что общее озверение заставляет любящих людей убивать друг друга.

– И напоследок: Юрий Михайлович, вы на посту главного редактора «Литературной газеты» генералом себя чувствуете?

– Генералов сегодня нет. Вот я – главный редактор, но мало кто знает, что на самом деле – только наемный менеджер в газете, которая принадлежит московскому правительству и другим акционерам. Если моя точка зрения, стремление быть на центристских позициях, держать интеллектуальную марку, давать высказываться разным людям не повысит тираж, то (смеется) никакие заслуги перед отечественной литературой меня не спасут. Тираж пока растет…

Скорее «да», чем «нет»

Скоро телезрители увидят новый сериал, снятый по роману писателя Юрия Полякова «Козленок в молоке». Сегодня автор бестселлера – наш собеседник.

– Юрий Михайлович, сочиняя историю о том, как в середине 80-х годов некий писатель Духов на спор сделал из рабочего паренька Вити Акашина мировую литзнаменитость (при этом Витек не написал ни слова) и превратил его в «рупор перестройки», вы предполагали, что книга будет иметь такой бешеный успех?

– Нет. Я был поражен, когда одно переиздание романа пошло за другим. В нашей современной литературе аналогов этому нет. Ни одна книга самых модных нынче авторов: Акунина, Марининой – не переиздавалась столько раз, сколько мой «Козленок в молоке».

– В конце концов вы нашли какое-то объяснение его популярности у читателей?

– Причина, думаю, в том, что роман занял свободную нишу. Ведь у каждой эпохи есть в литературе своя сатирическая версия. Наиболее яркие примеры – «12 стульев» и «Золотой теленок». Кстати, в магазинах, на лотках «Козленка» кладут рядом с «Теленком». И хотя основными героями моей книги являются писатели, в ней показаны различные слои общества. Это роман о переходном времени. Некоторые из наших литераторов пытались сделать нечто аналогичное – сатирический срез переходного периода, но у них не получилось. О популярности «Козленка» говорит и то, что многие словечки из «золотого минимума начинающего гения» пошли в народ. Вот это по-настоящему приятно. Значит, произошло прямое попадание.

– Можно ли сказать, что именно хорошее знание литературной среды помогло вам при написании этой истории?

– С писательской жизнью я хорошо знаком. В частности, и потому, что долгое время редактировал газету «Московский литератор». Со временем мне захотелось эту среду изобразить. Ведь накопилось столько смешных наблюдений! Конечно, в плутовском «Козленке в молоке» многое утрировано. Однако сам Духов (эту фамилию он получил в инсценировке, в романе же рассказчик безымянен) – довольно распространенный тип писателя, который, не сумев реализоваться в литературе, принялся играть людьми. Перформанс сейчас вообще популярен. Правда, когда в 1993 году я взялся за «Козленка», тогда это все только начиналось. Я не предполагал, что появятся такие проекты, как, например, «За стеклом», где на глазах у всех играют в жизнь. Я думал: выйдет книжка, почитают писатели, посмеются. А когда она начала разлетаться – ее просто не успевали переиздавать, то понял, что там, видимо, есть нечто цепляющее людей, социально значимое.

– И все-таки реальные прототипы у персонажей есть?

– Какие-то реальные прототипы есть, но практически все они – собирательные образы, в отличие, скажем, от персонажей «Шапки» Войновича. Я ставил перед собой задачу написать не фельетон о писательской жизни, а роман, где присутствуют социальная, профессиональная сатира, где прослеживается любовная линия. Хотя там отражены и некоторые настоящие, невымышленные события. Например, как на совещаниях в ЦК партии учили главных редакторов газет и журналов быть свободными.

– В романе вы делаете вывод, что писатели являются авторами перестройки и последовавших за ней изменений в обществе.

– В известной степени так на самом деле и было. История о том, как Духов стал «отцом перестройки», – гротеск на роль писателей в реформах. Потому что, на мой взгляд, они сильно виноваты во всем случившемся со страной. Используя свой огромный авторитет и эмоциональное влияние на общество (хорошее оно было или плохое – другой вопрос), писатели всколыхнули народ, находившийся в достаточно стабильном положении, и позвали его вперед, абсолютно не зная, что там вдалеке, за горизонтом…

В моем романе происходящее – шутка, ситуация, доведенная до абсурда. Но доля истины во всем этом тоже есть. Взять, к примеру, такое явление, как манипуляция общественным сознанием, где важную роль играют вброшенные ярлыки, мифы. Наверняка многие помнят, как Юрий Афанасьев вбросил в свое время миф об «агрессивно-послушном большинстве». Сейчас, когда с холодным умом читаешь стенограммы того времени, то понимаешь: «агрессивно-послушное большинство» как раз стояло ногами на земле и предполагало, куда приведут резкие движения. «Ребята, погодите, куда вы?» – вопрошало оно, но «перестройщики» никого не слушали и не слышали. Они оттоптались тогда и на Бондареве, сравнившем страну с самолетом, взлетевшим, не зная, куда приземлится. Жизнь показала, что Бондарев прав: ни тактики, ни стратегии у лидеров перестройки не было.