Мир лабиринта и костей (СИ) - Коткин

как Карстарс. Кит никогда прежде не сталкивался с такими умными и сильными тёмными созданиями, но знал, что Пайпер права и непременно сделает то, что задумала, и никто не сможет её остановить. Особенно Кит: сейчас Пайпер была куда сильнее и решительное него, и, казалось бы, не её несколько часов назад не могли успокоить двое сильнейших великанов и магов.

Кит действительно не знал, что сказать, поэтому лишь крепче обнял Пайпер, положив голову ей на плечо. Может, они не говорили о том, что чувствовали на самом деле, но понимали это из прикосновений и взглядов. Может, они не замечали друг друга в первые часы, но теперь они были рядом, и Кит не был намерен бросать Пайпер.

Они — Сандерсоны.

Пайпер отстранилась, посмотрела за спину Кита, и там, будто по команде, что-то вспыхнуло с оглушительным треском. Кит дёрнулся, увлекая Пайпер в сторону, но она не сдвинулась с места, только молча смотрела на золотое пламя, поглотившее погребальный костёр и тело на нём.

Умом Кит понимал, что это неправильно. Попрощаться должны все, потому что каждый из них знал Джонатана. Однако знал, что так, возможно, будет лучше. Они и так слишком долго ждали, и Джонатан заслужил, чтобы его похоронили — пусть даже таким странным способом, который в Диких Землях был единственным.

Сквозь всполохи пламени, поднимавшиеся значительно выше, чем следовало бы, Кит видел, что Николас и Твайла также смотрели на костёр. Но вдруг сальватор дёрнулся, схватил Твайлу за руку и завёл себе за спину, защищая, и очень вовремя — из-за угла выскочили двое рыцарей, наверняка привлечённых неожиданно вспыхнувшим костром. Не обращая внимания на Твайлу, скрытую чарами и магией Николаса, рыцари обратились к сальватору, и тот что-то начал объяснять им. Кит даже не пытался вслушиваться.

Он стоял, обнимая Пайпер, и вместе с ней смотрел на костёр, боясь даже подумать о том, что их ждёт дальше.

* * *

В старой гостиной, которую нашёл Энцелад, явно использовали, пусть и не так часто. В воздухе не витал какой-то особый запах запустения, нигде не было даже тонкого слоя пыли. Рыцари дома Эдон, однако, не остановили Энцелада, когда он вошёл сюда, и никто не попытался его выгнать. Энцелад просидел в тишине и одиночестве почти час, по истечении которого погребальный костёр, который он видел из одного из окон, наконец загорелся.

Энцелад смотрел, как сгорает тело, до самого конца. Смотрел, сидя на подоконнике, сжимая лук Дионы, лежащий у него на коленях, и пытался убедить себя, что его вины в этом нет. И у него почти получилось, когда Пайпер, стоящая всего в двух метрах от костра, вдруг подняла голову и уставилась прямо на него. Энцелад знал, что она его видит: старая гостиная находилась на втором этаже, окно было не таким уж и грязным, а зрение Пайпер — острым. Она смотрела на него почти минуту, и Энцелад не отводил взгляда до тех пор, пока она не сделала этого первой, а после ушла вместе с Китом.

Энцелад не знал, о чём она думает, и не хотел знать. Во время встречи с леди Эдон, коей оказалась всего лишь двенадцатилетняя девочка, Пайпер молчала. Энцелад был на встрече исключительно из-за Гилберта и Клаудии, за которой, вроде как, всё ещё следил, и даже внимательно наблюдал за обстановкой, но за почти час Пайпер не произнесла ни слова. Лишь когда леди Эдон сказала, что они пришли к соглашению, Пайпер молча ушла. Энцелад заметил, как Фортинбрас порывался пойти за ней, но леди Эдон задержала его, Гилберта и Клаудию, а остальных отослала, сказав, что люди её дома помогут им устроиться. Но Энцелад так и не последовал за ними, предпочтя найти тихое место и остаться в одиночестве.

Впрочем, его одиночество продлилось чуть больше часа. Когда в коридоре послышались лёгкие шаги, Энцелад поначалу решил, что это Гилберт, но на пороге оказалась Клаудия. В руке у неё была полная бутылка вина, в глазах — презрение, губы скривились.

Ни слова не говоря, Клаудия сделала шаг обратно, но вдруг остановилась, нахмурилась и прошла в гостиную. Энцелад молча наблюдал за тем, как она внимательно оглядывается, будто ждёт нападения из-за угла. Привычная для неё холодная маска треснула, и Энцелад не понимал, из-за чего. В Лабиринте она была готова вцепиться в любого, кто посмеет ослушаться её, да и при встрече с леди Эдон вела себя уверенно и решительно, будто была единственной, кто принимает решения.

Наконец Клаудия закрыла дверь, прошла к дивану, стоящему в углу. Она села, закинула голову на изголовье и закрыла глаза, рассеянно откупорила бутылку и сделала большой глоток.

— Ты пришла сюда пить? — не выдержал Энцелад.

— Ketas, — презрительно бросила Клаудия. — Заткнись, иначе я отрежу тебе язык.

— Сомневаюсь, что тебе хватит сил.

— Заткнись.

Энцелад возвёл глаза к потолку, но потом, меньше, чем за несколько секунд, понял, что казалось ему странным. Обычно Клаудия держалась особняком, а Энцелада, приставленного к ней, и вовсе игнорировала большую часть времени. Иногда она говорила с мёртвыми за его спиной, не замечая его самого, что сильно раздражало его. Но сейчас ругалась именно с ним.

— Ты не слышишь их? — уточнил Энцелад, и без того зная, что угадал. Когда Клаудия не ответила, даже не взглянула на него, он через силу спросил: — Ты не слышишь Диону?

Клаудия выждала секунду и всё же посмотрела на него, наградив тяжёлым изничтожающим взглядом. Энцелад отчётливо вспомнил, как она ударила его, когда он вытащил её из воды, спасая от umbare. Даже если она казалась хрупкой и слабой, она могла напасть, и он ни на мгновение не забывал об этом.

— Скажи мне, — стиснув зубы, потребовал Энцелад.

— Иначе что? — насмешливо уточнила Клаудия. — Будешь угрожать мне кинжалом, как угрожал Иснану? Попробуй. Посмотрим, действительно ли ты так силён или вот это всё нужно тебе только для красоты.

Она рассеянным жестом указала на него, и Энцеладу потребовались мгновения, чтобы понять, что она говорит не про оружия, — его было мало, всего лишь кинжал да лук, — а про его тело.

— Ты назвала меня красивым? — уточнил он, нахмурившись.

— Я назвала тебя ketas, — раздражённо ответила Клаудия.