Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Полное истощение валютных резервов Имперского банка совпало с крахом одного из крупных банков. По сравнению с другими банками Данат-банк был теснее всех связан с иностранной валютой. В то время ему нанес сильный удар крах Hordwolle-Gesellschaft (Северное предприятие по производству шерсти) в Бремене, которому банк предоставил крупные кредиты. Данат-банк столкнулся с необходимостью отсрочки платежей.

11 июля я с семьей находился дома, когда раздался телефонный звонок. Канцлер Брюнинг просил меня телеграммой прибыть в Берлин.

Когда я приехал на следующее утро, то обнаружил в ведомстве канцлера два бурных заседания. В одной комнате собрались управляющие банков, обвинявшие друг друга в провоцировании тяжелой финансовой ситуации и непрофессиональном поведении. В другой комнате с еще большим гвалтом министры, главы отделов, чиновники правительства и Имперского банка обсуждали необходимость принятия соответствующих мер. Меня пригласили занять место справа от Брюнинга, и я впервые узнал некоторые подробности, проливающие свет на состояние дел, весь ужас которого я не мог себе представить во время своего изолированного существования в Гюлене. Все банки были вынуждены осуществлять колоссальные платежи, и теперь вместе и по отдельности столкнулись с невозможностью выполнить свои зарубежные обязательства. Резервы в иностранной валюте Имперского банка почти иссякли. Кроме Данат-банка понесли тяжелые потери и другие банки. Необходимость для Германии немедленно ввести мораторий на платежи в иностранной валюте теперь была очевидной. Кроме того, осталось прояснить вопрос об отсрочке платежей Данат-банком.

Я всегда придерживался мнения, что в вопросе предоставления кредитов ответственность за ценные бумаги и ликвидность несет не только заимодавец, но и кредитор. Он не должен допускать, чтобы к нему относились строки из Гете:

Ты позволяешь бедняку накапливать долги,Так оставь должника в его бедности.

Когда в 1929 году Генеральная страховая компания Франкфурта (ГСКФ) оказалась в трудном положении, старый барон Шредер, глава известной англо-американской банковской фирмы, встретился со мной в Лондоне:

— Господин Шахт, в качестве председателя Имперского банка вам нужно проследить за тем, чтобы я не потерял свои деньги. Что бы ни случилось с ГСКФ, я должен вернуть свои кредиты.

Я сделал вид, что весьма удивлен, и холодно ответил:

— Я всегда полагал, барон, что страховые компании являются не заемщиками, но, наоборот, заимодавцами. Не понимаю, на каком основании вы предоставляли кредиты ГСКФ, в частности в иностранной валюте. Далее, хотелось бы вас спросить: сколько вы заработали на процентах и комиссии при выдаче этого кредита?

— Включая комиссию, мы давали кредит под девять-десять процентов.

— Какой процент вы имели бы, если бы кредитовали деньги в Англии?

— Около четырех процентов.

— Тогда, пожалуйста, барон, вычтите переплату в пять процентов из суммы кредита, и, надеюсь, вы удовлетворитесь относительно низкой выручкой за свой аванс.

В данном случае я выступил за то, чтобы мелким клиентам Данат-банка дали гарантии выплаты 10 тысяч марок по каждому индивидуальному счету. Однако крупным кредиторам пришлось бы подождать постепенной реализации имущества Данат-банка. Мелкий кредитор, не имеющий возможности отслеживать экономическое и финансовое положение и полагающийся на репутацию банка, должен быть защищен. Крупный кредитор, обязанный внимательно следить за развитием событий, должен учитывать возможность убытков от последствий своих действий.

Мое предложение встретило резкие возражения со стороны госсекретаря министра финансов господина Шеффера (не путать с тезкой, который позднее стал министром финансов). Шеффер заявил, что если иностранные вкладчики не будут удовлетворены, то престижу рейха будет нанесен непоправимый ущерб. Вскоре после этого благодаря поддержке его друзей-банкиров господина Шеффера назначили ликвидатором шведской спичечной фирмы «Крюгер и Толл», и в этой должности он до сих пор пребывает в Стокгольме.

Вопрос был решен в соответствии с идеями Шеффера. С другой стороны, было решено, что Данат-банк больше не должен функционировать, но его следует ликвидировать. Я покинул заседание.

И снова число «тринадцать» последовало за вечером, богатым событиями, снова оно стало решающим днем для меня. 13 июля в Гюлене зазвонил телефон. Канцлер Брюнинг во второй раз попросил меня приехать в столицу. По прибытии он предложил мне принять пост главы Имперской комиссии и в этом качестве водворить порядок среди хаотичного банковского кризиса. Я искренне поблагодарил его за доверие.

— Я уже работал в ранге главы Имперской комиссии раньше, господин канцлер, хотя в то время также уже имелось высокопоставленное лицо, а именно председатель Имперского банка, который располагал достаточной квалификацией, чтобы разрешить валютную проблему. В то время я также осознал, что вследствие разногласий между правительством и председателем Имперского банка правительство должно прибегнуть к назначению главы специальной комиссии. С другой стороны, сегодня у вас есть председатель Имперского банка, который пользуется доверием правительства и сотрудничает с правительством в полном согласии. Поэтому сегодня он тот самый человек, который необходим, чтобы спасти банки от кризиса. Задача, которую вы передо мной поставили, как раз и входит в компетенцию председателя Имперского банка.

Брюнинг намекнул, что в ходе банковского кризиса Имперский банк до сих пор не проявлял инициативы и не оказывал ему особой поддержки. Решение вопроса о Данат-банке теперь находилось в руках правительства.

— В данном случае, господин канцлер, я сожалею, что не могу что-либо предпринять. Долг правительства — просто объявить мораторий на платежи по иностранным кредитам. На мой взгляд, разрешение внутреннего финансового кризиса — дело Имперского банка.

Брюнинг выглядел неудовлетворенным и снова попросил меня принять его предложение. Я сказал, что мы не придем к какому-либо решению в обход председателя Имперского банка. Ни на йоту я не уступил даже тогда, когда президент Гинденбург прислал своего госсекретаря господина Майснера, который передал личное желание президента, чтобы я принял назначение. Я всегда питал глубокое уважение к старому господину в его статусе воина, но не к его политической компетентности и решениям.

Я вернулся в свое убежище в Гюлене и больше не принимал участия в банковской деятельности. Данат-банк был поглощен Дрезднер-банком, которому правительство было обязано дальнейшей существенной поддержкой. Крах Данат-банка и борьба с кризисом обошлись стране общими убытками в 400 миллионов марок.