Записки мертвеца - Георгий Апальков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поздравляю! — ответил на это я, — А сколько тебе?
— Тридцать один. Второго ноября, вроде, у Юльки ещё днюха, кстати. Или не второго — не помню, надо у Кристины спросить. Короче, где-то скоро у мелкой тоже праздник. Надо будет чё-нибудь придумать.
— Ага.
— У тебя, кстати, когда?
— Пятого, — ответил я.
— Пятого чего?
— Октября.
— Опа… Прошёл уже получается?
— Ну да, — ответил я и сам удивился тому, как я напрочь про всё забыл.
— И сколько тебе?
— Девятнадцать.
— Девятнадцать — это кайф! — мечтательно сказал Сергей, устремив взгляд куда-то вдаль и, видимо, вспомнив о чём-то приятном.
— Кому как, — пожал плечами я.
— Хм, это точно. Ладно, твой тоже давай сегодня отметим. Щас придём — выберешь себе чего-нибудь.
— Да я не знаю как-то…
— Я угощу, не скромничай. Всё-таки… Не знаю. Надо, в общем, праздники себе устраивать, я считаю. Никогда не знаешь, что завтра будет.
— И правда.
Спустя пять или десять минут мы подошли к дому, внешне напоминавшему наш: во всяком случае, в темноте. Свет в окнах не горел, но Сергей всё равно постучал.
— Он точно дома, — прокомментировал он, — Живёт просто как аскет: свет не жжёт, избу сильно не топит. Говорю: странноватый тип. Но запасливый. И полезный.
К калитке с той стороны подошёл человек, и через мгновение она отворилась.
— Добрый вечер, Сергей, — поздоровался человек звонким поставленным голосом: таким голосом, который раньше можно было слышать в рекламе, в новостях или в радиоэфире.
— Добрый вечер, Захар, — ответил Сергей. Они говорили друг с другом так, словно были закадычными старыми друзьями и нарочно играли в эту странную игру, целью которой было превзойти собеседника в любезности.
— Кто это с вами?
— Ваш большой поклонник, Захар. Ещё один.
— Тоже Фаренгейт слушал? — спросил Захар, посмотрев уже на меня.
— Было дело, — ответил я, — Вы меня и привели сюда. Спасибо вам. Даже неловко как-то: вроде как знаменитость увидел…
— Да можешь на «ты», не парься. И не робей! Знаменитость — тоже скажешь… Ладно, заходите. Что хотели-то?
— Да вот, горючее поменять. Моё на твоё, — ответил Сергей, показав Захару канистрочку, которую он всё это время нёс с собой.
— А-а. Ну, это можно.
— Только я чего-нибудь такого хотел, типа… магазинного. Понимаешь?
— О-о, магазинного!.. Ну, будет тебе магазинное. Только там курс обмена другой. Понимаешь?
— Ясен пень. Сколько не жалко будет.
— Для хорошего гостя ничего не жалко. Внутри аккуратно, погодите пока фонарик включу. И можете не разуваться.
Захар завёл нас в свою лачугу, привёл в одну из комнат и показал ассортимент своего личного ликёро-водочного отдела. Там были все те красивые этикетки, которыми раньше пестрили полки алкогольных отделов в супермаркетах.
Последний раз я видел такое изобилие в Радуге.
Некоторые бутылки были наполовину пусты и лишь две были запечатаны и нетронуты.
— Почём вот эти две? — спросил Сергей, указывая на полные бутылки.
— О-о-о! Тут, наверное, я на цистерну девяносто пятого только соглашусь поменять. И то если сторгуешься. Их я на свой последний день берегу, редкость большая. Так что они не продаются. Посмотри ещё что: может, приглянётся. За твою канистру могу, в принципе, отдать Джека, Джона или Джима — на выбор, что захочешь.
— А двоих нельзя?
— Двоих — многовато.
— Да у меня днюха сегодня просто. И у пацана — тоже. Была. Думал, может, на двоих как-то получится…
— С днюхой — поздравляю. А на двоих… Нет, два бутыля, даже отполовиненных — это много, не обессудь. Могу предложить по половине половины, как тебе? У меня двухсотграмовые фанфурики от шмурдяка какого-то были как раз, пустые. Даю их — до краёв. А наполнение сами выбирайте. Берёте?
— Берём? — спросил Сергей меня так, словно я мог сказать что-то другое, кроме:
— Берём.
Сергей наполнил свою ёмкость Джеком, а я — его приятелем Джимом. Затем мы расплатились и стали прощаться с хозяином.
— Ладно, благодарю за содействие, Захар, — сказал Сергей, снова вернувшись к этой приятельской деланной учтивости.
— Всегда рад услужить, Сергей, — подхватил Захар.
— Рад был познакомиться, — сказал я и протянул хозяину чуть трясущуюся от нелепой робости руку, — Спасибо ещё раз, что… Что с радио так придумали.
— Работа была такая, — ответил на это Захар, пожав плечами.
— Вы там, на радиостанции, с первого дня были? — зачем-то вдруг спросил я перед самым уходом.
— Ага. Нехилая переработка вышла, да?
Захар улыбнулся и хлопнул меня по плечу. Я внутренне обрадовался этому так, словно бы получил от него автограф.
Когда мы шли домой, меня распирало от чувств, и я поделился ими с Сергеем.
— Здесь просто… Не знаю. Как клёво, что я до этого дожил! — сказал я.
— А то, — ответил он, — Всё как в сказке считай. Чудная тема, да? Когда вокруг — сплошной фильм ужасов, и обычная тупая и бестолковая жизнь кажется сказочной. Работа, дом, бухич по праздникам, свет, тепло, жратва и тёплая постель. И как будто бы больше ничего не надо, да?
Я не понимал, серьёзно ли говорит Сергей или это его изощрённый сарказм, который я не могу понять, потому что ещё слишком молод для сарказма тридцатилетних мужиков. И я ничего не ответил ему, решив сменить тему.
— Слушай, а как получилось, что Захар этот живёт один в целом доме?
— И дом-то ещё какой просторный, да? — усмехнулся Сергей, — Не знаю я, как так получилось. Догадок даже никаких нет. На что-то, видимо, с шефом сторговался — с Гросовским в смысле. А на что — этого уж не знаю.
Когда мы вернулись домой, я выпил всё, что купил для меня Сергей. Он опустошил свою бутылку вместе с Кристиной, которая даже подарила ему что-то на его праздник. Я вышел на улицу и выпил свою порцию в одиночестве, сидя на крылечке небольшой пристройки к дому, которая когда-то давным-давно была то ли летней верандой, то ли курятником. Когда бутылка опустела, я порядком разомлел и на момент даже испугался своего состояния. Всё-таки пить — это дело привычки, и я к этому делу совсем не привык. Сидя на том крыльце и пряча руки от холода в карманы куртки, я вспоминал, как упивался родительскими настойками, медленно сходя с ума в своей квартире. Казалось, всё это происходило где-то в другом мире, с кем-то другим. Я понял, что уже очень давно не вспоминал о матери и об отце. Я вообще
