За свободу - Роберт Швейхель

Крестьяне закивали головами, и Георг Берметер распустил их, предложив выставить к следующему утру в Гаттенгофене, на Вюрцбургской дороге, пятьсот — шестьсот человек в полном вооружении, чтобы сопровождать выданные городом бомбарды.

Крестьяне удалились, шагая так же осторожно и неловко через зал, как и пришли. Себастиан Рааб и Большой Лингарт последовали за ними, чтобы пожать руку своим городским знакомым. Перед ратушей они повстречались с Бухвальдером и Венделем Гаймом, которого поджидал Каспар Эчлих. К ним подошел Ганс Кретцер и предложил всей честной компании зайти промочить горло к нему в трактир «Красный петух». Но крестьяне отказались: им нужно было торопиться, чтобы позаботиться о конвое для бомбард. Каспар, которого Лингарт тянул за руку так, что чуть не вывихнул ему плечо, насторожился. Ему хотелось пойти с Гаймом в Оренбах, и он тоже отказался от приглашения трактирщика.

— Это ты зря, — вмешался Лингарт. — Такую худую поросль, как ты, нужно почаще поливать, а то ничего путного не получится.

Каспар прищурился, смерил его взглядом с головы до ног и шутливо бросил:

— Глядя на тебя, нельзя сказать, чтобы это помогало.

— Ну, брат, и зубастая же у тебя пасть, господи прости! — расхохотался бывший ландскнехт и, схватив его за руку, потащил за собой. Но Каспар продолжал вырываться, и тот отпустил его, крикнув ему с хитрым подмигиванием: — Ну и парень! Весь горит, а заливать не хочет!.. Ну ладно, кланяйся домашним от Симона да скажи, что шкура у него цела, как будто он и не уходил из дому. А сестре его передай, что на этот раз Розенберг от нас не уйдет. Мы его крепко-накрепко держим в Мариенберге.

— Да только Мариенберг пока держат другие! — насмешливо бросил Каспар и пошел догонять Венделя Гайма, но на бегу обернулся и крикнул: — Я еще повидаюсь с тобой до твоего отъезда.

Огонь действительно еще не погас в сердце Каспара, но он сам был этому не рад. Сколько раз он ни ходил по воскресеньям в Оренбах, ему не удавалось уловить в отношении к себе его хорошенькой двоюродной сестры ни следа чего-либо большего, чем родственное расположение. Она радовалась его приходу не меньше, чем старик Нейфер, ее невестка или ребятишки. Он всегда был весел, стараясь скрыть свою неразделенную любовь. В конце концов он начал думать, что это безумие постоянно бегать в Оренбах, где его ждали одни страдания. Нет, надо поставить точку, тем более что теперь Кэте уже не нуждается в его защите: ее брат Андреас вернулся в свой приход и время от времени наезжает в Оренбах читать проповеди. А в крайнем случае Конц Гарт окажется у нее под рукой скорей, чем он сам. После ухода ротенбургского ополчения Конц Гарт остался в Оренбахе, и Кэте взяла его в работники. С такими помощниками, как он и Фридель, хозяйство под ее твердым и неустанным руководством шло так, как будто ее брат и не думал уезжать из дому. О своей безопасности ей уже давно не приходилось заботиться. Кругом пылал огонь восстания, и эндзейский шультгейс фон Верницер не осмеливался арестовать Кэте, чтобы не навлечь на магистрат еще худшей беды. По той же причине и в деле его преподобия отца Бокеля он ограничился безрезультатным обращением к прихожанам, советуя принять обратно изгнанника. «Хорошо еще, что его только выгнали, ведь могло быть и хуже», — мысленно утешал себя шультгейс. Ему и в голову не приходило, что и ему самому придется разделить участь священника.

Когда Каспар, шагая рядом с сельским старостой, поднял глаза на Эндзейский замок, всегда так гордо красовавшийся на горизонте, он увидел на фоне леса лишь черные, обгоревшие развалины. Молодцы из Тауберского ополчения, выйдя из Ротенбурга, напали на замок и смели его с лица земли, как потом поступили и с Гибельштадтским. Верницеру удалось бежать в Ротенбург, где незадолго до того по его ходатайству отцу Бокелю была предоставлена освободившаяся должность настоятеля в часовне пречистой девы на Площади Капеллы. Обязанности его преподобия сводились к ежедневному служению ранней обедни горсточке пилигримов и нищих, которые получали в примыкавшем к часовне странноприимном доме трехдневный бесплатный приют, топливо, свечи и соль. Аполлония же уехала к своему ребенку в Рейхардсроде.

Пока Каспар вместе с Венделем Гаймом шел в Оренбах, у него созрело твердое решение: хватит с него мучений. На ходу передав привет от Симона старику Нейферу, сидевшему с соседями на скамье под липой, он предоставил Венделю Гайму подробно рассказывать сельчанам о союзе с Франконским ополчением, а сам направился в дом Нейфера. Игравшие на улице маленький Мартин с сестренкой, радостно смеясь, подбежали к нему. Он приласкал их, посадил девочку к себе на плечи, а малыша взял за руку и, болтая с детьми, перешел через двор и остановился на пороге.

— Бог в помощь, вот и я! — весело воскликнул он и, спустив на пол маленькую Урсулу, поздоровался с женой и сестрой Симона. По их лицам он понял, что застал их за грустными мыслями, которым они предавались в тиши воскресного дня. Глаза Кэте были затуманены и печальны; когда нельзя было найти забвение в работе, она все время думала о Гансе Лаутнере.

— Как хорошо, что ты пришел, Каспар. Ну как дела? — своим певучим голосом спросила хозяйка, сидевшая на лежанке. Лицо у нее осунулось и стало еще озабоченней, чем прежде.

— Дела хороши! — чересчур весело отвечал Каспар. — Симон велел кланяться, он цел и невредим.

Эта весть оживила обеих женщин.

— Слава тебе господи! — воскликнула Урсула, глубоко переведя дух, привлекла к себе детей и сказала, что отец кланяется им.

— Так он скоро приедет и привезет мне что-нибудь? — спросил мальчуган.

Кэте подозвала Каспара, посадила его рядом с собой на скамью у окошка и попросила рассказать обо всем подробно. Он повиновался и между прочим упомянул, что встретился в Ротенбурге с Большим Лингартом, приехавшим туда за пушками.

— Значит, война еще не кончена, — сказала, вздохнув, хозяйка.

— Ничего, скоро кончится, — утешил ее Каспар. — Теперь дело пойдет на лад. У наших будет большая сила.

— Ох, ох, — простонала опять Урсула, — а сколько жизней это еще будет стоить? Хотела бы я, чтобы вы, мужчины, хоть раз побыли в нашей шкуре. День-деньской только и думаешь, жив ли он еще? Есть ли еще у детей отец или уж нет его? Пора вам кончать эту драку. Ведь все равно толку не будет.

— Нет, будет! Обязательно будет! — заверил Каспар. — Теперь, когда доставим в Вюрцбург тяжелые пушки, сразу пропоем господам отходную. Да, кстати, Большой Лингарт рассказывал мне, что Розенберг тоже засел в Мариенберге. Так, признаться, и меня туда потянуло.

— Только из-за этого? — спросила Кэте, слегка пожав плечами.

— Не только из-за этого. Но здесь, как и в Ротенбурге, я никому не нужен.

— А об отце ты не думаешь? — с упреком заметила девушка.

— И ему я теперь не нужен. В военное время торговля идет не больно шибко, а что до нашего ремесла, то оно и вовсе замерло.

— Не верь ему, что он и впрямь хочет уйти на войну, — вмешалась Урсула. — Он нас вечно морочит.

— Нет, я не шучу, — уверял Каспар.

Кэте пристально посмотрела на него.

— Ты серьезно? — с расстановкой выговорила она. — Только это и гонит тебя отсюда?

Он не выдержал ее пытливого взгляда и отвернулся. На ее смуглых щеках проступила легкая краска, но она промолчала. Намекни она хоть единым словом, что его намерение огорчает ее, и он с радостью бы остался. Но он напрасно ждал. Между ее насупленными бровями залегла глубокая складка. Она прекрасно понимала, что гнало его отсюда, но не могла ответить на его чувство, и это огорчало ее.

— И то правда, чужая душа — потемки, — промолвила, покачав головой, Урсула и поднялась, чтобы позаботиться об ужине.

В комнату вошел Конц Гарт. Но это был уже не тот изможденный, истерзанный голодом и нуждой крестьянин, которого в начале года выбросили на улицу с женой и детьми. Он стал крепок и мускулист, только лицо его было мрачно. Пережитые страдания наложили свой неизгладимый отпечаток.

— Что скажешь, Конц? — спросила Кэте.

— Да вот какое дело, — сказал он, в замешательстве теребя шапку. — Староста назначил меня завтра вести пушки в Вюрцбург.

— Вот беда-то какая! — воскликнула Кэте. — А у нас уборка сена в самом разгаре. Но что поделаешь? Раз нужно, так нужно.

— Оно, правда, дело нужное, только уж очень не в пору, — сказал Конц, наморщив лоб.

— Ну, Кэте, если без Конца тебе трудно обойтись, — вмешался Каспар, — я знаю выход. Иди к старосте, Конц, и скажи ему, что я хочу тебя заменить и завтра вовремя буду на месте. Или, может быть, Кэте возьмет меня в работники на время сенокоса? — И он принужденно рассмеялся.

Но Кэте не смеялась. Она взяла Каспара за руку и крепко пожала ее.

— Так как ты все равно хочешь идти на войну, я принимаю твое предложение, — сказала она и добавила с теплым взглядом, в котором сквозило сочувствие. — Ты хороший парень, Каспар, и может быть… может быть, потом я сумею отблагодарить тебя лучше, чем сейчас.