Всё возможно, детка - Бен Элтон

Меня всю прошиб холодный пот. Да это ведь почти слово в слово то, что раньше говорил мне Сэм. Что же здесь происходит? И почему, спрашивается, Нахве Таббс сидит на кровати с тетрадью на коленях, как я это делаю каждый вечер? Я и сейчас сижу с этой же самой тетрадью.

В этот момент на площадке появился молодой шотландец - судя по всему, режиссер.

– Все ясно, с этого места камера будет снимать реакцию Нахве на эти слова, - объявил он. - Ты поняла? Ты должна изобразить растерянное, эмоционально разбитое, жалкое существо женского пола. Въехала?

Нахве кивнула с умным видом. Можно подумать, она просто специалист по этому типу женщин.

Вероятно, я просто полная дура. Может быть, нервное напряжение последних месяцев привело к тому, что я так отупела, но вплоть до этого момента я еще не могла сообразить, что здесь творится. Я просто стояла на месте как вкопанная, убежденная в том, что все это - просто страшный сон. Тем временем репетиция продолжилась, и я услышала еще больше знакомых слов.

– Мне почему-то кажется, что когда господь создавал меня, он сделал это не с одной лишь только целью - чтобы я посвятил свою жизнь воспроизведению самого себя.

И она ответила:

– В тот день, кроме тебя, он создал еще миллион людей. Он небось даже имени твоего не помнит.

Теперь я поняла. Это же мои собственные слова! Все это я когда-то говорила! И тут я увидела Сэма. Хотя нет, точно я даже не вспомню, сначала ли я поняла, что тут происходит, а в следующий миг увидела его, или наоборот, но в любом случае спасительному непониманию пришел конец. Я поняла, какую подлость по отношению ко мне он совершил.

Режиссер вызвал Сэма на площадку. Судя по всему, Нахве не могла нащупать внутреннюю мотивацию в этом эпизоде, и режиссеру захотелось, чтобы ей все растолковал сам автор.

Автор. Да этот чертов автор - я.

– Видите ли, Нахве, с моей точки зрения, - проговорил человек, который был моим мужем, - по этой сцене зритель должен понять, что женщина медленно погружается в пучину своего рода безумия. Эта навязчивая идея поглощает ее всю целиком. Я считаю, что ключевой здесь является фраза о том, что она не хочет больше плакать перед витриной магазина для новорожденных, которую она произносит по дороге из того магазина, где покупала спиртное для вечера…

Наконец-то я поняла всю глубину его предательства. Я ведь никогда не рассказывала Сэму о магазине для новорожденных и о чем я думала по пути домой с бутылкой виски в сумке. Об этом я написала только тебе, Пенни. А он прочел мой дневник.

Сэм тем временем продолжал плести какую- то белиберду, встав при этом в важную позу и явно любуясь собой.

– Не забывайте, что с этой сцены начинается ее падение как личности. Важно проследить, как она постепенно, шаг за шагом, теряет собственное достоинство и перестает адекватно воспринимать реальность, - сказал он. - Сама то го не заметив, она доходит до ужасных глупостей, то записываясь на какие-то хипповые занятия по визуализации, то удочеряя детеныша гориллы, и при этом заявляет, что все это не имеет никакого отношения к ее бесплодию. Она дойдет до того, что ограничит свою сексуальную жизнь серией безрадостных, бездушных, цинично просчитанных половых актов и станет обращаться со своим несчастным, злополучным мужем как со своего рода животным-производителем, из которого можно по команде выдоить определенное количество спермы…

На этом месте все рассмеялись. Все до единого. А почему бы и нет? Наверное, это смешно.

В этот момент я и вышла на площадку. До сих пор не уверена в том, что это было правильным решением, но тогда я просто была вне себя. Какая-то девушка с выкрашенными в голубой цвет волосами и рацией в руках попыталась остановить меня, но это было невозможно. Все остальные услышали ее протестующие крики и, обернувшись, увидели меня. Что в этот момент пришло в голову Сэму, я не знаю.

Зато знаю, что пришло в голову мне. Только одно слово.

– Ублюдок, - сказала я. Это было все что я смогла сказать. - Ублюдок.

Карл выглядел не менее изумленным, чем Сэм, но мне, естественно, было не до него. Все мое существо было сломлено тем, что мне пришлось столкнуться с этим новым Сэмом, Сэмом, которого я раньше никогда не знала.

– Ты скотина, Сэм, подлая низкая тварь.

Я возненавидела его в тот момент и продолжаю ненавидеть сейчас. Он попытался что-то сказать, но я ему не позволила.

– У меня начались месячные, если тебе это интересно, - сказала я громко. - У нас ничего не получилось. Дик и Дебби не выжили.

Мне не было никакою дела, что режиссер, Карл, Нахве и та девушка с голубыми волосами услышат меня. Мне было наплевать абсолютно на всё. Смутившись, они стали отворачиваться и даже вознамерились отойти подальше, чтобы не участвовать в семейной сцене, но я сказала, чтобы они остались. Я предложила им послушать текст в оригинальном исполнении, потому что завтра они все равно это услышат - из уст Нахве.

Тут подбежал Джордж. Боже мой, и Джордж! Все они тут заодно. Помню, я в тот момент подумала, знает ли обо всем этом Мелинда.

Улучив момент, Карл спросил меня, что я делаю и что вообще происходит.

– А ты его спроси! - воскликнула я, и тут же все взгляды обратились с меня на Сэма. - Он ведь вам все обо мне рассказал… Господи, Сэм, да ты ведь украл мой дневник. Украл мои мысли и чувства, как последний вор!

Уж не помню, высказала я ему все это именно в таких словах или просто кричала, стараясь вбить в него эту мысль, но почему-то запомнила, что одновременно расплакалась. По правде говоря, оглядываясь на все это сейчас, я сама себе удивляюсь. Я совершенно не тот человек, который способен устраивать сцены при посторонних людях. Наверное, неудачный исход искусственного оплодотворения совершенно подорвал мои душевные силы, а тут на меня обрушилось еще и такое.

Потом Сэм и Карл одновременно взяли меня за руки, чтобы отвести в сторону. Сэм при этом бормотал какие-то оправдания, а Карл пытался успокоить меня и что-то мне объяснить. Вдруг Сэм на него окрысился.

– Что ты лезешь не в свое дело! - закричал он с видом человека, который тоже вот-вот заплачет. - Я все про тебя знаю!

Карл был явно изумлен. Похоже, услышать такое от Сэма он ожидал меньше всего на свете.

– Но послушайте… - начал он, однако я не дала ему и слова сказать. Я обернулась к Сэму.

– Да, это правда, Сэм! - заорала я на весь павильон. Тут уж действительно все начали пятиться и расходиться в разные стороны, даже шотландский режиссер, который не производил впечатления человека, которого легко смутить. - Ты все знаешь про нас с Карлом! Ты знаешь, что я была у него и мы с ним целовались. Ты все обо мне знаешь, правда? Потому что ты украл мои чертовы мысли! Так вот: получи еще один кусочек меня, и можешь не благодарить меня за этот подарок. Тебе больше не придется шарить по чужим дневникам, чтобы узнать одну маленькую новость! Я тебя ненавижу! Ненавижу так сильно, как я даже не думала, что могу ненавидеть кого- то. И я больше не хочу ни видеть тебя, ни говорить с тобой…

Так я ему это и сказала. В этих или в других словах, но именно это. И я отвечаю за каждое свое слово. Я его ненавижу.

Потом я выбежала из здания, а Карл и Сэм оба бросились за мной вдогонку. Если бы это не был худший день во всей моей жизни, я бы, пожалуй, нашла это забавным.

Так мы и стояли там втроем на тротуаре Докленда, Сэм отчаянно пытался доказать мне, что он вовсе не собирался поступать как последняя скотина и делать то, что делал, а Карл напряженно выжидал момент, когда можно будет вмешаться в разговор, но все не мог решиться.

– Сэм, ты слышал, что я сказала, - обратилась я к нему. К этому моменту я уже немного успокоилась - по крайней мере настолько, чтобы посмотреть ему в глаза. - Однажды я тебе говорила, что если ты это сделаешь, я уйду от тебя, и теперь я собираюсь сделать именно это.

Он попытался хоть что-то возразить, сказал, что я сейчас просто не в себе, что это у меня гипертрофированная реакция на неудачу с искусст венным оплодотворением. Гипертрофированная реакция. Эту фразу я вряд ли когда-нибудь забуду.

– Сэм, ты же читал мой дневник, - сказала я. - Ты знаешь, что иметь от тебя ребенка было моей самой заветной мечтой в жизни. Все, теперь этому конец. Больше я этого не хочу. И я рада, что Дик и Дебби умерли! Слышишь? Я рада, что их никогда на хрен и не было!

Мгновение он молча смотрел на меня и был не в состоянии произнести ни слова. Потом он заплакал.

Он понял, что потерял меня.

Сегодня я впервые открыл этот файл - дневник - в своем компьютере с тех пор, как закончил писать сценарий, с тех пор, как мы с Люси в последний раз обнялись, и с тех пор, как я в последний раз был счастлив.

Прошло уже три месяца, и пожалуй, за все это время не было ни минуты, во сне или наяву, когда бы я не тосковал по Люси всем сердцем.