Промысел Господень: Летописи крови - Евгений Таранцев

Если ты не будешь бояться меня, человек, то боли не будет. Поверь, я знаю это наверняка. В свое время мне пришлось пережить нечто подобное. Но прежде, я хочу хоть как-нибудь оправдаться перед тобой. Я долго страдал, испытывая неприязнь к своему новому способу существования. Все, что было мне дорого в прошлой жизни, стало ворохом никому не нужных воспоминаний, которые со временем вытеснялись из моей головы совсем иными вещами. Сейчас я уже не смогу отрицать того, что все это было мне действительно неприятно. Но, как бы то ни было, я стал тем, кем стал. И не собираюсь противиться естеству. Я избавил от бремени жизни не одну тысячу людей. Я делал это, испытывая истинное наслаждение. Кто-то уходил быстро, насыщая меня своей кровью. А кому-то пришлось долго и мучительно умирать, захлебываясь болью.

Ты вряд ли сможешь придумать столь изысканные проклятия, которые я слышал в свой адрес. Только перед лицом гибели человеческая фантазия до конца исчерпывает свой ресурс.

Моя история проста и вместе с тем достаточно занятна. Тебе понравится.

Меня пытались убедить в том, что мой порыв, приведший к гибели семьи, этих напыщенных выродков, есть заранее спланированное волеизъявление наших богов. Но я чихал на это. С момента перерождения меняется не только наша физиология, помимо стресса, который испытывает наше тело, мы, естественно, переживаем и психологический дискомфорт. Большинство каинитов не пытаются понять, в чем же состоит истинная причина такой ломки. Но я понял это.

Представь себе, что вампир с ихором родителя получает не только качества психосоматического свойства, но и устойчивую веру в наличие некоторых канонов, чья нерушимость является гарантией существования твоего персонального универсума. Что любое нарушение, несоответствие, отход от принятых правил расценивается как величайшее преступление. Такое должно караться немедленно и жестоко.

Каково же было мое потрясение, когда я обнаружил, что семья, членом которой мне суждено было стать, не просто закрыла глаза на возможную ересь, а активно культивирует ее, выращивая семена порока и безверия в каждом своем собрате. Игнорировать такое вопиющее неуважение к канонам я был не в состоянии. Все мое естество противилось этому. Я долго искал решение сложившейся дилеммы. А потом понял, что иначе, как через уничтожение ереси, через выкорчевывание нечистых посевов, нельзя спасти остальной урожай. И орудием должен быть я сам.

Но те, кому я так смиренно молился, прося поддержки, не просто не услышали меня. Зная обо всем, Патриархи медлили с окончательным ударом. И нанесли они его именно в тот миг, когда я сам подошел к завершению собственного замысла. Они решили, что мой порыв настроен против них. И приготовили мне тяжелое испытание.

Тогда я решил, что имею право более не слушать их приказов. Я начну свою собственную войну.

Но для этого мне нужна твоя кровь, человек. Не сопротивляйся и не бойся. Тогда боли не будет.

Глава 13

Тускло мерцают люминофоры, чьи колонии искусственно привиты на поверхность нескольких полиуглеродных пилонов, укрепленных на стенах. Но этого света более чем достаточно для комфортной беседы двух старых знакомых. К тому же, перерождаясь в процессе фотосинтеза, бактерии обладали способностью менять свой цвет, отчего настроение в помещении также изменялось. Но самое удивительное, что подобные метаморфозы неразрывно связаны с тем, в каком направлении пойдет беседа. И тот из участников диалога, кому открылась закономерность таких превращений, будет иметь преимущество в разговоре, неявно влияя на его течение.

— Ян?

— Да?

— Есть в нашем прошлом таинственные истории, истинный смысл которых от меня ускользнул?

— Будь терпелив, всему свое время.

— Ошибаешься, если думаешь, что все еще обладаешь властью над временем.

— Хорошо, ты прав. Во всем. Итак, в начале я расскажу тебе о переселении.

Морщина пролегла по лицу. Глубокая морщина. Издали она была похожа на тонкую полосу тени. По мере приближения ее размер увеличивался. Сперва тонким ручьем, затем широкой рекой и, наконец, глубокой пропастью разделила она лицо на две неравные половины.

Шерхан молча стоял на берегу океана, внимательно вглядываясь в туманную дымку. Ожидание начинало утомлять его, но он был вынужден смириться с этим. Иного выбора в сложившейся ситуации не было. Возможно, что это было к лучшему.

Ватек переживал интересное состояние. Он учился терпению, что ранее было ему недоступно. Выводы, сделанные им за прошедшие несколько дней, ясно показали, насколько несовершенными были его первоначальные планы, с каким высокомерием и дерзостью пренебрег он возможностями своих противников. За что начал расплачиваться, и выставленные счета оказались слишком велики. Иные, менее сильные личности, восприми они произошедшие события как знак неизбежного поражения, давно бы опустили руки и сложили бы оружие. Но Шерхан был вылеплен из особой глины, крепкой как сталь. Он все еще был очень далек от подобных мыслей, несмотря на то что многие его соратники были готовы сдаться в любой момент, уповая на милость Патриархов. Он чувствовал это, с каждым днем волна неприятия, катившаяся от окружающих, набирала силы. Туманные знамения, если они действительно являлись таковыми, имели на каинитов, слабых духом, огромное влияние. С этим приходилось бороться. Но Ян отдавал себе отчет в том, что репрессивные методы могут только усугубить сложившуюся ситуацию, но уж никак не способствовать ее позитивному изменению. Прежде всего проблема крылась в отношении рядовых вампиров к тем силам, против которых выступил их лидер. И это была неразрешимая проблема. Движение, зародившееся внутри туманной завесы над линией горизонта, отвлекло Шерхана от гнетущих мыслей. Он напряг глаза, подался вперед. Постепенно до него стал доноситься шорох, который могли издавать только большие кожистые крылья вампира, предпочитающего полет прочим видам передвижения.

Ночь. Холодное дыхание ветра заставляет плотнее кутаться в одежды. Шум моря, по кромке берега, омывая босые ступни в соленой воде, идет человек. Он сильно сутулится, вжимая голову в плечи, руки заведены за спину. Тот, кто ожидает его уже несколько часов, стоит в некотором отдалении, опираясь спиной на базальтовую глыбу, единственного свидетеля климатической трансформации, имевшей место на этом берегу. Он поднимает голову и смотрит на приближающегося. Хотя никто не произносит ни слова, им обоим все ясно. Вместо приветствия они обмениваются кивками и весьма многозначительным молчанием. Пришедший хочет что-то объяснить, но уверенный жест собеседника прерывает его. Не стоит, сверх уже сказанного лишним будет любое слово. Но все же для долгого молчания наступит более подходящий момент, а пока им есть что сказать. Пауза будет длиться ровно до тех пор, пока один из них не наберется смелости нарушить тишину. Но для лишних свидетелей звук речи утонет в реве прилива.