Дорогой папочка! Ф. И. Шаляпин и его дети - Юрий А. Пономаренко

на Чаплина, ни на какие фильмы не ходил; словом, глубоко презирал этот вид искусства, не находя в нём никакого искусства. Но как-то всё же уговорили. Но теперь нужна была музыка. С оперой Массне проектируемый фильм не мог иметь ничего общего, и нужно было, чтобы кто-нибудь написал музыку, чтобы отец мог петь. Решили обратиться к Равелю, но тот заломил такую цену, что от его услуг пришлось отказаться. Тогда обратились к другому французскому композитору – Жаку Иберу, – который не только с радостью согласился, но заявил, что ради такой высокой чести – писать специально для Шаляпина – напишет музыку даром. Съёмки проходили на юге Франции: в студии – в Ницце, а экстерьеры возле Грасса, чуть выше города, где масса цветов и, конечно, пчёл и этих южных сухих колючек, кстати, очень декоративных. Куда ни ступишь, на что ни сядешь – всё «ай!» Словом, ужас, я их смертельно боялась, хуже мохноногих, те хоть и шкодили, но больно никогда не делали.

Мы жили внизу, в Ницце, в отеле «Моборон», где в то время проживала забавная пожилая особа, называвшаяся Капитолина Макарова, вдова знаменитого адмирала Макарова. Она была строга и бонтонна, и было ей уже под девяносто. И вот отец начал премило за ней ухаживать – и ручки целовать, и ножку жать, и подмигивать, и в щёчку целовать, и называл её «моя Капитолинушка». Она страшно возмущалась и отвечала: «Фёдор Иванович, я вам не Капитолинушка». Словом, делала вид, что безумно шокирована и что Фёдор Шаляпин ведёт себя с нею, как настоящий «парвеню», сущий скандал!

Насколько мне помнится, в студиях, в Ницце, отец почти не играл, зато в горах, над Грассом, он участвовал почти во всех сценах. Нашли там даже настоящую ветряную мельницу, такой же важный для картины «персонаж», как Санчо Панса и сам Дон Кихот. Мы тогда же переехали в Грасс. Город очаровательный: зелень, цветы, фиговые деревья – влезай и ешь, сколько хочешь. Но вот полно пчёл. Просто катастрофа. Я их дико боялась и орала при одном их появлении. Кстати, не было, кажется, ни одного человека в моём окружении, кого бы пчёлы не ужалили. Ведь их было так много, что на них часто садились.

Немного позже и как раз возле мест, где снимали фильм, нашли какой-то заброшенный дом, двухэтажный с балконом. Вспомнился он мне потому, что там случилась очередная история с Михаилом Шестокрылом-Коваленко. Чем-то он не угодил отцу: то ли огрызнулся, то ли подал не то, что тот попросил, словом, отец вспыхнул как порох и, впав в настоящую ярость, схватил Михаила за костюм и вышвырнул с балкона в траву. Несчастный Михаил не на шутку разобиделся, поднялся и заковылял в Грасс, а оттуда пешком в Ниццу, так что мы его какое-то время не видели. Фильм ставился в двух версиях: французской и английской, отец пел на двух языках, но Санчо Панса было два, французский и английский. Французского играл милейший и знаменитый Дорвиль, а английского – Роби, но осёл у них был общий, – расходы были немалые, и нанимать второго осла было дорого. Так же обстояло дело с лошадью: Росинант был один.

Осёл очень полюбил Дорвиля и ходил за ним, как собака. На самом месте съёмок устроили из палаток что-то вроде кафетерия. И вот придёт Дорвиль выпить стакан пива, а за ним осёл, остановится и ждёт, а потом снова за ним. Потом, когда съёмки кончились, Дорвиль забрал осла себе, так он у него и окончил свою жизнь. А Росинанту мазали чёрным рёбра, и в таком виде принимал он на себя отца, который, к слову будь сказано, верховой ездой никогда не занимался и ездить на лошадях не умел. А теперь ему приходилось взгромождаться на бедного Росинанта в тяжеленных доспехах, с копьём и щитом, так что под конец рёбра у лошади появились натуральные, и рисовать их уже не приходилось. Дело ведь было летом, и жара стояла тропическая.

Больше всего раздражала отца сама процедура, точнее, техника съёмок: только он войдёт в роль, начнёт петь, как кто-то кричит: «купе» (то есть «остановите»). Он протестовал, доказывал, что ничего путного нельзя сделать, если картина должна состоять из сшитых вместе кусочков. Больше всех доставалось Пабсту как верховному руководителю. Его уговаривали, объясняли, что кинематограф не имеет ничего общего с театром, что здесь совершенно другая техника, он злился, ничего не понимал (или не хотел понимать), но всё же смирялся – приходилось. Думаю, что больше всего его возмущало, что здесь ему приходилось слушать и подчиняться, тогда как в театре, на сцене, все слушались и подчинялись ему. В конце концов фильм закончили, и он оказался очень хорошим, но вот как-то не пришёлся по вкусу: может быть, был слишком для фильма растянут, может быть, началась новая мода. Так или иначе, продавался он очень плохо и денег не принёс никаких никому. И даже отцу – вещь небывалая – не заплатили ни сантима! Стоил же фильм дорого: одни сцены с отцом снимались больше двух месяцев.

Зато Дон Кихот оказался отличной свахой: моя полусестра Стелла познакомилась на съёмках с Жаном де Немюром113, который был каким-то там ассистентом, и через два года он на ней женился. Потом, продолжая работать в кинематографе, он стал постановщиком и режиссёром. Фёдор, который дублировал отца во всех более или менее опасных эпизодах, влюбился в Дульсинею и женился на ней, но, в противоположность Стелле, ненадолго. Дульсинею играла совсем неизвестная актриса: пухленькая хорошенькая алжирская еврейка, её имени я уже не помню. Вот и весь мой Дон Кихот.

«Я царь ещё!»

Отец серьёзно заболел после поездки в Японию. По всей вероятности, болезнь его началась даже раньше, но мы об этом ничего не знали. Из Японии мы вернулись в мае 1937 года114. Отец вернулся немного позже. В Париж он приехал усталым и необычно бледным. Вдобавок у него появилась какая-то шишка на лбу, посередине лба. Она его сильно смущала, но он старался отшучиваться: «Ещё вторая, и я буду настоящим рогоносцем!» Доктор тоже решил почему-то её не вырезать, быть может, надеялся, что рассосётся, быть может… но я точно не знаю.

Настало лето. Я уехала в мой любимый Сен-Жан-де-Люз, а родители поехали в Австрию, под Вену, на какой-то там курорт. Отец вообще каждое лето на месяц отправлялся на этот курорт – немного подлечиться и