Поединок. Выпуск 15 - Анатолий Алексеевич Азольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В автозаке разговаривать запрещено, да никто и не пытался, даром что в газетах компании наподобие этой называли словом «мафия». Тоже — мафия… Уже на предварительном следствии лопались связи и обязательства, на воле казавшиеся нерушимыми. На первых же допросах эти люди открещивались от сердечных друзей, через месяц в СИЗО предъявляли всю как есть подноготную начальства и с потрохами продавали подчиненных, ну а через полгодика, случалось, брат покупал снисхождение следствия полным перечнем мерзостей брата.
Несколько шагов от автозака до ступеней суда он прошел по самой настоящей воле. Мельком видел гражданские автомобили на стоянке, гражданские растрепанные деревья, да и здания вокруг без оград, без решеток он видел, и совершенно доступны были его глазу обнаженные плечи и гладкие смуглые руки женщин, и подвывал уносящийся по улице без конвоя троллейбус, — но взгляда ни на чем не задержал Назар, чтобы не тревожить душу. Милиция перед подъездом растолкала надвое разноцветную, пестро пахнущую толпу любопытных, и грязно-синяя колышущаяся шеренга протекла сквозь секущие взгляды — милосердия не было ни в одном.
В спецкомнате, откуда их будут выводить для дачи показаний, им разрешили сесть, и сразу же некоторые достали из карманов тетрадки и зашелестели. Задолго готовились они к этому дню, имея шанс изменить судьбу к лучшему. Не заглядывая в их тетрадки, знал Назар, что будут говорить на суде эти люди. Да, скажут, преступления совершали, но были втянуты первым лицом, приписывали проценты и присваивали многие тысячи рублей по персональным его указаниям, и если брали на прежних судах на себя всю ответственность, то исключительно из страха перед ним, еще державшим крепко поводья власти. (Несчастный Георгий, шелестеть бы и тебе сейчас шпаргалкой!) А другие солидные сразу же задремали, пользуясь покоем спецкомнаты, — эти вполне довольны своими приговорами и дразнить судьбу не собираются. Разве истина имеет значение? Значение имеет приговор.
Три часа одного за другим вызывали солидных, последним красноскулый прапорщик из конвоя выкрикнул Назара, и кто-то тихо буркнул ему в спину; не нудохайся там давай — обед… Закинув руки за спину, Назар проследовал за громыхающими сапогами по коридору, привычно слыша такое же громыхание позади, и был введен в знакомый зал судебных заседаний, где некогда судили и его. И первое, во что вцепился сам собою его взгляд, был человек за барьером.
С утра распогодилось, и с воли во всю застекленную стену зала било пыльное солнце. Первое лицо отвечало Назару со скамьи подсудимых спокойным, даже благожелательным взором, не оставляющим сомнений, что оно философски принимает превратность своей руководящей судьбы. Но — дерг, дерг — седоватые усики встрепетывали.
Судья, уловив зевок в кулак, прочитал его, Назара, данные из листка и в той же механической тональности спросил:
— Когда, за что, при каких обстоятельствах вы давали подсудимому взятки? Какие суммы?
Судья понравился Назару, это многое значило,
Стальная шевелюра, крупное старческое лицо, но глаза, увеличенные очками, глянули цепко и живо — мудр по годам, однако интереса к людям еще не изжил. Осоловелые от судоговорения заседатели Назару были безразличны. Добродушная улыбочка толстяка прокурора и чересчур красивые очки адвокатессы понравиться, конечно, не могли, да бог с ними — знакомые желтые стены зала, аляписто крашенный герб республики над судейскими креслами придавали почему-то уверенности. Назар подумал, до чего же привык жить среди незнакомых лиц, если даже знакомые стены могут добавить уверенности.
— Уважаемый суд, — начал он. — Для нашего… бывшего нашего министерства начальник управления не такой уж большой человек. На этом процессе я тоже небольшой человек. Тем не менее я собираюсь сообщить суду очень важную вещь, поэтому прошу разрешения…
— Суд не принимает апелляций, — сухо сказал судья, отразивший сегодня семь попыток свидетелей обелить себя отказом от предыдущих показаний. — Отвечайте только по существу поставленных судом вопросов.
— Это не апелляция, — несколько растерялся Назар. — Я не прошу пересматривать дело. Я о другом…
— Тем более, — сказал судья. — Только по существу,
— Хорошо, — сказал Назар, — но существо не только в суммах…
Вскинув сивую бровь, судья позвенел металлическим карандашом по графину.
— Первый раз я передал ему восемнадцатого сентября восемьдесят второго года тысячу пятьсот рублей, второй раз в мае, не помню числа, восемьдесят третьего— три тысячи, потом вплоть до ареста к каждому празднику передавал по две тысячи, — перечислял Назар.
— Новый год, Первое мая, Седьмое ноября — по шесть тысяч в год?
— По десять. Вы не посчитали Восьмое марта, то есть подарок его супруге, и подарок самому на день рождения.
— Упустил, виноват, — усмехнулся судья. — И сколько же всего, с подарками?
Так написано же в моих показаниях.
— А вы повторите
— Тридцать шесть тысяч пятьсот.
Заседатели скучающе таращились на него. На этом процессе звучали более значительные цифры. Однако судья будто оживился.
— Вы все время говорите «передал», а не «дал», как другие. Почему?
— Эти деньги мне частями приносили начальники облупраблений, я их складывал в сейф, такая у меня была функция, а перед соответствующей датой передавал.
— Функция… — покачал головой судья — Вам что, эти самые начальники говорили, для кого приносят деньги?
— Считалось, что на нужды министерства — гости, сувениры, приемы… до указа ведь было Сколько существует министерство, всегда было так, и я не смог бы поломать это правило, даже если бы хотел.
— А почему вы не хотели?
Назар откашлялся, но отвечать не стал, а судья посмотрел в свой листок и не стал настаивать, спросив вместо этого:
— Какой ущерб от приписок установлен по вашему управлению?
— Больше сорока миллионов.
— Вы боролись с приписками?
— У нас такого слова даже не было. Корректировка, маневр — вот как это называлось. Мы знали — корректировка делается в интересах республики, чтобы на будущий год, не дай бог, не срезали фонды и чтобы в отчетном году хозяйства концы с концами свели, выдали людям зарплату. Разве можно бороться с интересами республики? Даже он, — Назар кивнул на первое лицо, — этого не смог бы.
И судья покосился туда же задумчиво поверх очков и кивнул, как будто признавая ограниченность возможностей первого лица. Но спросил о другом:
— Сколько вы заплатили подсудимому за свое назначение на должность?
Назар побурел:
— Он сам перевел меня из области в аппарат. Зато потом мне это стоило…
— Свободы, еще бы, — перебил судья. — Прокурор, есть вопросы?
— Непременно! — растянул улыбочку толстячок-добрячок. — Свидетель, вы перечислили только что суммы, которые дали… хм, передали подсудимому. Ну а себе-то сколько оставили?
