Кто кого предал - Галина Сапожникова

Я постепенно понял, что жители многонациональной, многоконфессиональной, огромной по географической протяженности страны оценивают, узнают, смешиваются или воздерживаются от смешения — короче говоря, вступают в отношения друг с другом, — не забывая даже на мгновение о национальности мужчины или женщины, с которыми они встречаются. Не существует суждения о человеке, абстрактного или практического, и никогда не было ни в России, ни в Советском Союзе, которое бы не принимало во внимание нацию, к которой этот человек принадлежит. Я обнаружил это, работая в поте лица, — мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в этой области больше, чем в какой— либо другой, проявляется мудрость народа, равно как ее пределы. Мы чувствуем, что популярные пословицы и поговорки содержат глубокие истины, накопленные коллективным опытом. Вот почему и принимаем их во внимание, как архетипы, — выступающие в качестве связующего моста с глубоким прошлым, которое мы все носим с собой.

Народы признают различия, а лица, эти народы представляющие, несут в своем ДНК критерии, с помощью которых эти различия тщательно каталогизированы. Исторически почти всегда различия были пережиты, интерпретированы, связаны в виде формулировки «лучшее — худшее» (очевидно, что лучшие — это мы, худшие — они). Но это не единственный способ их определить. Существуют также взаимное любопытство, зависть, восхищение качествами других, уважение, признание общности человечества. В любом случае умение узнать иностранца, чужака, будь он близко или далеко, всегда было неотъемлемым элементом собственной безопасности, индивидуальной и коллективной. Отношения между народами в каждую эпоху всегда были основаны на бесконечно изменяющейся диалектике градаций этих разно-образнейших элементов.

Отступление в отступлении: мне приходит на ум действительно криминальное историческое упрощение, которое Запад (в самом вульгарном выражении, представленном в журналистской хронике) сделал из «завоевания» Афганистана западными вой-сками после террористической операции 11 сентября 2001 года. Газеты, журналы, книги рассказывали о цивилизующей эпопее, которая в скором времени модернизирует Афганистан на западный манер: мужчины откажутся от бороды, а женщины от бурки. Певцы западного превосходства пренебрегали тем фактом, что бороды не обязательно являются признаком отсталости, в то время как они были несмываемым знаком отличия. Ускользало от их внимания и то, что определенные привычки часто имеют фундаментальное практическое значение. Афганские бороды позволяют, например, таджикам отличить себя от узбеков либо от хазаров. И наоборот. То есть это больше, чем украшение, это сигнал, немедленно читаемое предупреждение даже с большого расстояния. Прочитать этот сигнал в тех конкретных условиях становится важным, чтобы сохранить жизнь тому, кто его демонстрирует. Повсеместное «обривание», спроектированное предполагаемыми завоевателями, в любом случае сработать не могло. Что касается бурки — то афганские женщины вместе со своими мужчинами должны решать сами, когда эта ткань в общественной жизни деревни станет излишней. Эту задачу следует решать не Западу, еще и потому, что он явно продемонстрировал, что не знает, как это сделать. За последние пятнадцать лет Афганистан не только не был приручен или завоеван: афганцы продолжают носить свои бороды, и даже столица — Кабул, не говоря уже о горной местности, полна женщинами в бурках.

Почему я начал с Вильнюса и дошел до Афганистана? Потому что думаю, что мы, европейцы, могли бы извлечь из этого очевидного и заслуженного поражения множество полезных уроков. Мы находимся в эпицентре массовых и неконтролируемых миграционных процессов, в которых разные цивилизации, до недавнего времени почти неизвестные друг другу, оказались в тесном контакте, сразу, резко, из-за изменений «окружающих условий». Не они изменили свои условия: это сделали мы. Страдая от нашего насилия они революционизируют и нашу жизнь, ведь мы не смогли предсказать последствия того, что делали. Взрывные искры, которые мы сейчас наблюдаем, являются эффектом мощных трений, гигантских исторических линий разломов, которые беспорядочно сталкиваются; культур, существующих в разных «временах», некоторые из которых до сих пор живут в разных веках и в настоящее время вынуждены выставлять в унисон с нашими ритмами свои часы, которых они никогда не имели.

Их «фактор времени» полностью несовместим с технологией глобализации. В прошлом политические институты разных стран, используя почти всегда достаточно высокий уровень принуждения, могли предотвратить острые взрывы. Советский эксперимент был в этом смысле особенно эффективным. В том многонациональном обществе — историк Михаил Гефтер определил Россию как «мир миров» — многие пожары были потушены силой. Там, где не было возможности потушить, их оставляли в состоянии покоя под пеплом. Все вспыхнуло только тогда, когда с распадом реального социализма умерло совместное воздействие пропаганды и партийного интернеционализма, а также карающего меча Советского государства.

Сейчас другая эпоха. И времени, чтобы остановить или ослабить взрыв, больше нет. То немногое, что осталось, рискует сгореть в шуме многих интересов, сталкивающихся в хаосе глобального кризиса Империи.

В украинском случае потребовалось четверть века национальной независимости, чтобы вновь разжечь все контрасты, всю ненависть, накопившуюся в прошлом. Западом были потрачены огромные объемы капитала, чтобы возродить ненависть, находящуюся в состоянии покоя, чтобы купить телевизоры и газеты, которые эту ненависть должны были размножить, чтобы нанять армии интеллигенции и должностных лиц, настоящих и будущих decision makers, готовых запрыгнуть на повозку победителя. Операция сработала. Украина была захвачена Западом. Свежая пролитая кровь разрушила последние мосты. В результате Украина потеряла Крым, который «вернулся домой», то есть в Россию, прежде чем ему пришлось бы заплатить свою дань кровью. Но какое это имеет значение для Империи? Возвращение Крыма в родную гавань послужил поводом для укрепления санкций против России, чтобы держать ее под тяжестью отрицательных суждений «международного сообщества». Чтобы как-то оправдать расширение присутствия военной техники НАТО, которая все более тесно окружает Россию. Идея о том, что Россия напала на Украину, в настоящее время застряла в мозгах сотен миллионов людей. Состояние когнитивного диссонанса, в котором сейчас пребывает европейское общественное мнение, не позволяет им видеть, что это Запад напал на Украину, разваливая ее и превращая в колониальный придаток Соединенных Штатов Америки.