Хо - Raptor

— Я же говорил, что это может тебя напугать. И потом, я сам был уверен, что вам повезло, до того момента, пока не услышал, что во всём этом деле замешано Хо.

— Хо? Так это не обычное слово. Что же это тогда? Имя? Название? Явление?

— Я и сам не знаю, что оно обозначает, хотя изучаю феномен Хо целый год, и уже многое в этом постиг. Уверен лишь в том, что там, где появляется Хо, не будет ничего хорошего. Хо — это: Мрак, кровь, ужас, боль, зло, ненависть, смерть. Оно играет подсознательными страхами, которые присутствуют в каждом из нас. Оно само является воплощением кошмара. Оно нестандартно. Обычные страшные вещи, имеющие стандартную основу, могут пугать одних людей, а других — оставлять равнодушными, или напротив — даже притягивать, привлекать. Хо же аморфно по своей ужасной структуре, ибо подстраивается под каждый разум индивидуально, изучая его слабые стороны — его страхи, тревоги, сомнения. И оно бьёт по этим слабым местам, превращая самого отважного героя в трусливого ребёнка. Но самое страшное даже не в этом, а в том, что от Хо нет спасения, — Евгений закончил это мрачное объяснение шелестящим молитвенным шёпотом.

Глаза у Ольги расширились, как у маленькой девчушки, слушающей перед сном страшную бабушкину сказку. Она с трудом смахнула с себя давящее оцепенение и ровным голосом спросила:

— Кто оно?

— Не знаю, — пожал плечами собеседник. — У него так много воплощений, так много образов. Оно очень похоже на призрака, хотя по сути своей существо материальное. Я бы отнёс его к песочным людям, слышала о таких?

— Нет. Никогда.

— Ну, это такие мифические создания, которые могут усыплять людей, проникать в их сны и даже управлять ими. Хо не подходит под общепризнанное определение песочных людей, но тем не менее очень сходно с ними в своём поведении.

— Ага. Значит ты хочешь сказать, что к Насте пристаёт песочный человек по имени Хо?

— У вашей Насти большие проблемы — вот что я хочу сказать. Её уже ничто не спасёт. Рано или поздно оно убьёт её. Вы будете думать, что с ней случился сердечный приступ, кровоизлияние в мозг, или она вдруг бросится за борт, или вскроет себе вены — но это только вы так будете думать. И правильно. Так и думайте. Если хотите, чтобы с вами такое же не случилось.

— Значит это какая-то болезнь?

— В точку. Заболевание, недуг, чума. Единственная болезнь, при которой больной мечтает не о выздоровлении, а о смерти. Смерть — это избавление.

Ольга сжалась в комочек. Её дыхание участилось. Гортань пересохла. Всё её тело бросало то в жар, то в холод. Евгений говорил непонятные, но чрезвычайно страшные вещи. Страшны они были тем, что она, кажется, понимала их смысл, но ещё не до конца это осознавала сама. Как будто это уже было в ней заложено с рождения, а он сейчас лишь напоминал ей об этом. Он говорил омерзительно красиво, представляясь ей пауком, плетущим свою смертоносно-ажурную паутину. Она трепетала, ощущая стальные канаты тоски, которые всё сильнее и сильнее сжимали артерии тугими питоньими кольцами. Хо, Хо, Хо — огромной ночной бабочкой порхало вокруг них незнакомое и пугающее слово. Кто же оно?!!! Оля потёрла пальцами виски, чувствуя, как напряглись под подушечками раздувшиеся от избыточного кровяного давления горячие подрагивающие вены. Несчастная девушка погружалась в зловонное болото ужаса всё глубже и глубже. И он это понимал, глядя, как она съёживается, теряет свою гордыню и прыть, сдаётся практически без боя. Он чувствовал это, ощущал каждой своей клеточкой, страдая, одержимый чудовищной враждебной силой, но играющий по правилам этой ненавистной проклятой игры. Она слишком быстро проигрывала ему. Это ненужно. Это неинтересно. Единственная зацепка, которую можно использовать против него, чтобы спасти её. Хватит! На сегодня хватит. Нужно заканчивать.

И он, сделав задумчивое лицо бывалого психиатра-профессионала, продолжил:

— Что я могу вам посоветовать в данной ситуации? Не оставляйте её одну ни на минуту. С ней постоянно должен кто-нибудь находиться. Даже, я извиняюсь, в уборную её должен кто-то сопровождать: или ты, или Лида. Но одну её не оставляйте ни при каких обстоятельствах.

— А что с ней может случиться? — с лёгкой хрипотцой, вызванной душащим её страхом, перебила его Ольга.

— Я бы ей не позавидовал, — Евгений поморщился. — Думаю, что она покончит жизнь самоубийством.

Последние слова он произнёс таким саркастическим тоном, словно это было заведомо ложное утверждение. Оля вздрогнула. Это была последняя черта. Она и так узнала слишком много для начала. И он остановился, вернув долгожданную улыбку на своё мертвенно-бледное лицо.

— Но это произойдёт только если вы оставите её одну, — ободряюще заверил он Ольгу. — Будьте с нею рядом, старайтесь отвлечь её от неприятных мыслей, и тогда ничто не будет ей угрожать. Ваша дружба — это лучшее средство борьбы с Хо во всех его проявлениях. Да хватит про Хо. Возможно, что все эти подозрения беспочвенны. Мы лишь наводим тень на плетень. Лучше расскажи мне про себя. Чем занималась всё это время? Как живёшь? Как у мамы дела? Мы ведь столько лет с тобой не виделись.

Резкая перемена тональности его речи, с угрожающе-пугающей на добрую, приветливую, дружескую, немного обескуражила совершенно растерявшуюся Ольгу. Она не сразу смогла переключиться от мрачных раздумий к лёгкой непринуждённой беседе, встав в какой-то мысленный тупик. Но, не смотря на это, такой контраст в переходе с одной темы разговора на другую, неожиданно позволил ей моментально сбросить с себя тяжёлые цепи нарастающего в душе страха, оставив лишь какую-то глупую неопределённость, словно всё сказанное до этого было лишь какой-то несуразной шуткой. Страх исчез, лопнув словно большой мыльный пузырь, расплывшись в воздухе кривыми тающими призраками. А Евгений умиротворённо вздохнул, видя как чёрные когтистые руки, трясясь от бессильной ярости, медленно сползают с её нежной шейки, которую едва не сжали в смертельном захвате, подобно строгому ошейнику, всего лишь минуту назад. Они опускаются ниже, ощупывая изгибы её ключиц, сплывая по волнующей упругой груди, растворяясь, распадаясь, исчезая. Осыпаются на тонкие колени чёрным бесформенным тленом и исчезают совсем. А девушка даже и не подозревала о существовании этих страшных рук. Она ощущала их, но не видела. И слава богу, что не видела… Нельзя… Нельзя их видеть!

Время потекло дальше, и Ольга, спасённая от лап удушающего страха, уже давно что-то шелестела своим мелодичным певучим голоском, как будто где-то у неё внутри играли на свирелях сказочные пастушки. Говорила она про то, как закончила институт, как искала работу, как продвигалась по жизни через многочисленные удачи и неудачи. Говорила о своей семье. О том, что мама её в полном порядке, что она всё также живёт одна и, слава богу, не болеет и чувствует себя совершенно замечательно, и только по ней очень скучает. Рассказывала о новых и старых друзьях, о каких-то особо запомнившихся происшествиях. Говорила скорее не ему, а самой себе, очевидно, чтобы окончательно отделаться от остатков мрачных мыслей, оставшихся в её голове. Чтобы забыться. Переключиться на положительное. Евгений удивлялся, как у неё получалось так понятно, полно, и, вместе с тем, в предельно сжатой форме, излагать всё это. Кратко, уверенно, без лишних слов, словно чёткий доклад толкового аспиранта на кафедре. Речь струится красиво, понятно, завораживающе. Никаких междометий. Только красивая строгость слов. За несколько минут ей удалось изложить то, что не каждый способен рассказать и за полчаса, а многие не уложатся и за час.