Очерки японской литературы - Николай Конрад

Перед самым концом года — 28 декабря — это положе­ние достигает своего напряжения. О-Йоси устраивает му­жу истерическую сцену. Осыпанный упреками, Дзюнно­скэ убегает из дому вместе с Сйдзуэ. Они уныло бродят по улицам предпраздничного (перед Новым годом) Токио и попадают в тихий парк Уэно. И здесь выясняется, что Сйдзуэ уже давно любит Дзюнноскэ и что в его собствен­ном сердце тоже уже не раз готова вспыхнуть любовь к этой девушке, столь близкой ему по духу. Оба понимают, что судьба сыграла с ними злую шутку. Однако и Сйдзуэ не желает расстраивать счастья о-Йоси, и Дзюнноскэ — под влиянием слов Сйдзуэ — сознает, что он чуть не погу­бил любимую, ни в чем не повинную жену ради своего честолюбия. Поэтому он принимает решение подавить в себе пустые мечтания о неизвестной Мскспкс п вернуться к жене, как любящий муж, ц постараться свое >) любовью вернуть утраченное душевное спокойствие.

Нам сейчас несколько трудно понять, чем именно это цропзведение вызвало тогда большое движение в мире читателей и критики. А то, что такое движение было, до­казывают многочисленные отзвуки на <<28 декабря». Сколько можно судить но этим откликам, дело сводилось к следующему.

В японском обществе того времени был чрезвычайно сильно распространен тин молодого человека, мечтающего об успехе в жизни, о большой и необычайной деятельности, мечтающего о том времени, когда на него будут обращены всеобщие взоры, когда он сделается героем дня. Литера­тура до сего времени такого героя не давала. Рассказ же Утида Роаи — худо ли, хорошо ли, по такого молодого человека вывел. И притом облек его мечтания о жизнен­ном успехе в оболочку дум о грандиозных предприятиях в Мексике. Конечно, реальная Мексика здесь не играет ни­какой роли. Важна была идея — идея большого дела на широких просторах «неподнятой целины». И чем фанта­стичнее были такие мечтания, тем больше услаждали они пробивающую себе дорогу в жизнь молодежь того време­ни. Поэтому даже эта подробность — мечтания именно о «Мексике» — привлекала читателей. Тем более же при­влекала общая ситуация рассказа: вероятно, очень многим из честолюбивых юношей тех лет приходилось сталкивать­ся с семьей, женой и т. л. И сопоставление двух женских образов — двух разных типов — также отражало типичную картину момента. Очень много споров вызвал и конец: очень многие, вероятно, думали, что на месте Дзюнноскэ они поступили бы иначе.

Поэтому рассказ Утида Роан, независимо от своего идейного и художественного уровня, получил особое зна­чение в японской литературе эпохи Мэйдзи и вошел в ее историю как первый образец сякай сёсэцу.

Примеру Роан последовал ряд писателей: Огури Фуё, Гото Тюгай, Токуда Сюсэй ц другие. Наиболее значитель­ным произведением этой первой волны социальной бел­летристики был вышедший в 1902 году роман Токутоми Река (1868—1927, Рока — литературный псевдоним) «Куросио» .

Если Утида Роап в своем рассказе исходил от мечтаний молодого человека своего времени, то Токутоми Рока исходил из дум человека зрелого. Первый говорил от тех, кого породил режим, созданный революцией Мэйдзи, вто­рой— от тех, кто в этой революции сам участвовал. Утида ставил вопрос: к чему стремится молодое поколение, рож­денное революцией? Токутоми поднимал вопрос, естест­венный для деятелей революции: к чему она, эта револю­ция, то есть их труды, в конце концов привели?

Однако этот вопрос был поставлен в романе несколько своеобразно. Автору показалось удобнее дать свою оценку существующего порядка с позиций человека старого мира, с позиций сторонника не киотоского лагеря эпохи рево­люции Мэйдзи, а деятеля лагеря «Бакуфу». Нужно пом­нить, что в годы революции в рядах «Бакуфу» было не­мало подлинно передовых людей, думавших н о парламен­те, и даже о республике. Одним из таких передовых дея­телей лагеря «Бакуфу» и был в свое время — по мысли автора — герой романа Хигаси Оабуро. После победы киотоского лагеря он удалился с политической арены и поселился в уединении — в родной деревне в Коею, мрач­но наблюдая из этого угла все происходящее. Тем време­нем лица, водворившиеся в правительстве,— н прежде всего премьер-министр граф Фудзисава,— нуждаясь в под­держке своих бывших политических противников, сохра­нивших еще большое влияние, взяли курс па «примире­ние» с ними с целью использования их в своих интересах. Фудзисава шлет письмо за письмом к Хигаси, приглашая его в Токио. Однако Хигаси не поддается этим зазывани­ям и продолжает оставаться в своем уединении. Неожи­данно болезнь глаз вынуждает его все же покинуть де­ревню, и он едет в Токио лечиться. Здесь он встречается со всемогущим Фудзисава. Тот вводит его в политический мир, заводит речь о предоставлении ему поста губернато­ра. Однако Хигаси из своего знакомства с политическим миром выносит только одно впечатление: революция Мэйд­зи была сделана напрасно; результат получился только тот, что вместо власти Бакуфу установилась олигархия кланов Сацума и Тёсю. Негодование накипает в сердце Хигаси, старый боец не в состоянии более наблюдать мол­ча, п однажды на торжественном собрании, где собрались все крупнейшие деятели правительства, разражается гро­мовой обличительной речью, ставя вопрос: что они сдела­ли для народа? Оп отказывается от поста губернатора, бро­сает лечение, хотя ему грозит слепота, и едет обратно в деревню. Здесь он ждет своего сына, которого оы на по­следние средства в свое время послал учиться в Англию, мечтая сделать из него бойца за действительное осущест­вление идеалов революции. Но когда сын наконец возвра­щается, он застает уже совершенно слепого, находяще­гося в полной нищете, умирающего старца. Потрясенный сын в слезах хватает руки отца, он чувствует, что они хо­лодеют. Старый боец умирает, и его последние слова: «Япония погибнет. Если не перевернуть нынешний мир, Япония погибнет».

Крайне знаменательно, что Токутоми устами Хигаси нападает на правительство главным образом за то, что оно ничего не сделало для крестьян: «Недавно неподалеку от моей деревни — из-за налогов — разразился крестьянский бунт, и главари были брошены в тюрьму. Вы полагаете, что они бунтуют с радости? Совсем нет. Вы, что купаетесь в золоте из государственной казны, может быть, подумае­те: что такое пять иен, да и то меньше, в год налогу. А для мужика пять иен — это жизнь. Круглый год он обливает­ся потом в работе, ходит в грубой хлопчатобумажной одежде, ест пшеничную кашу,— и не в состоянии внести налоги. А не внесет налогов, у него продают с молотка. Отнимают от него все — даже татами, даже сковородки. А на что идут эти налоги? Вы строите на них вот эти «Ююканы», шьете парадные мундиры, пьете заморские вина, едите заморскую пищу. Пляшете. Заводите содержа­нок. Гуляете с гейшами. Все это — народный пот. Когда я подумаю об этом, я не могу проглотить ни кусочка вот этой рыбы, что лежит передо мной. Настоящее правительство — это такое правительство, которому народ подчиняется с радостью. А где те, кто подчиняется с радостью вашему правительству? Кто так говорит — это одни только ваши льстецы. Вы обманываете императора, вы водите за нос народ. Но народ не будет глупым бесконечно».

Политическая острота романа усиливалась тем, что в нем под прозрачными псевдонимами выведены главней­шие политические деятели эпохи. Так, например, цен­тральная мишень нападок — Фудзисава — не кто иной, как знаменитый Ито Хиробуми, «творец» японской консти­туции, глава правительства того времени.

Даже отдельные детали ситуации, и те взяты из зло­бодневной действительности тех дней. Так, например, «Ююкан», построенный, как говорит Хигаси, на деньги, отнятые у крестьян, ото известный «Камонкан» — здание для банкетов, балов н маскарадов, построенное в 1883 го­ду по почину тогдашнего министра иностранных дел Иноуэ для «создания обстановки, благоприятной для сбли­жения с иностранцами», что якобы «должно помочь кампа­нии за пересмотр неравных договоров».

Току томи Рока представляет одну из самых замеча­тельных фигур японской буржуазной литературы. Брат знаменитого Токутоми Сохо — вождя «Минъшся» и редак­тора журнала «Кокумин-но томо», он работает сначала вместе с ним, борясь за идеи демократизма. Но уже тогда в нем постепенно просыпается социальный реформатор. Со всем пылом юности (он родился в 1863 г.) он отдает­ся самым острым проблемам современности, горячо пере­живая «обманутые надежды» мелкой буржуазии и внут­ренние противоречия ее умственного и морального уклада. И очень рано, уже в 1890 году, то есть когда ему всего только двадцать три года, выявляется, по какому пути он — как социальный реформатор — в дальнейшем пойдет: в этом году происходит его первое знакомство с Л. Тол­стым. Он публикует в «Кокумин-но томо» чуть ли не пер­вую в Японии серьезную статью о Толстом. Критика бур­жуазного общества, данная Толстым, производит на моло­дого японца колоссальное, впечатление, и отныне Толстой постепенно становится его идейным вождем. В 1897 году он издает биографию Толстого, также первую биографию великого писателя в Японии. Однако па первых порах его внимание привлекают проблемы семьи, те противоречия, которые появляются в японской семье, где сталкивается старое и новое. В 1898 году он начинает печатать свой пер­вый большой роман «Хототогису» («Лучше не жить»), ко­торый сразу же превращается в сенсацию.