Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй! – воскликнул Джимми, и его лицо снова изменилось. – Так нечестно!
– Ты о чем?
– Давать ему столько же, сколько и мне! Деньги нужно разделить так, как мы делили пантроны! У меня ведь их было тридцать пять, а у него только пятнадцать!
На секунду Эскотт потерял дар речи. Он посмотрел на Джеймса Арчера-младшего на сей раз не как на ребенка, ласково и снисходительно, а как на взрослого мужчину.
– Хорошо, – наконец произнес адвокат. – Это предмет для взаимного соглашения. Нам необходимо его присутствие, и тогда мы сможем уладить дело.
Джимми вскочил на ноги.
– Я все сделаю, – мрачно проронил он. – Сейчас приведу его сюда.
– Будет гораздо быстрее, если мы кого-нибудь за ним пошлем, а ты подождешь здесь. Как его зовут?
– Эрик Снайдер. Рыжий такой. Живет на Гумбольдт-стрит, дом триста девятнадцать. Учится в четвертом классе…
Эскотт нажал на копку на письменном столе. Дверь открылась, вошла та же девушка.
– Попросите мистера Тайлера привезти сюда Эрика Снайдера. Гумбольдт-стрит, триста девятнадцать. Все верно. Рыжеволосый, учится в четвертом классе. – Когда секретарша ушла, Эскотт снова повернулся к своему клиенту. – Хорошо. Теперь давай все подсчитаем, чтобы быть готовыми к его приходу. Итак. Если разделить десять долларов в той пропорции, в какой вы делили патроны, получается семь долларов тебе и три ему. Правильно?
– Нет, вроде как неправильно. – Джимми снова выглядел настороженным и нахохлившимся. – Три бакса за пятнадцать пантронов шибко много. – Он нахмурился. – Мне бы карандаш и бумагу.
Эскотт с готовностью выполнил просьбу.
Глава 9
Кеннет Чемберс, шериф округа Силверсайд, покосился одним глазом на плевательницу, стоявшую в восьми футах от его кресла, прицелился и смачно сплюнул табачную жвачку, попав прямо в цель.
– Да, я знаю, – растягивая слова, произнес он. – Я все об этом знаю. И уж можешь мне поверить, у Сквинта Харли явно рыльце в пушку.
Билл Таттл, шериф округа Парк, сидевший за столом в своем офисе, произнес ворчливым от жары, не говоря уже о других неприятностях, голосом:
– Кен, да у тебя просто зуб на Харли.
– Ну и что с того? Меня можно понять. Разве не он прикончил Чарли Бранда прямо в сердце моего округа, а потом вышел сухим из воды исключительно потому, что какие-то умники сказали, что пуля была выпущена не из его ствола? И они называют это наукой! Можно также измерить мою задницу, чтобы определить, где я в последний раз сидел! – Он снова смачно сплюнул и едва не промахнулся. – Коли на то пошло, разве он не мог подменить патрон, задумав недоброе?
Таттл тяжело вздохнул:
– Послушай, Кен, я очень внимательно следил за этим судебным процессом. И я тебе вот что скажу. По моему беспристрастному мнению, и ты, и, как там его, прокурор вели себя как два деревенских дурачка. У тебя вообще ни черта не было на Харли, кроме того, что он ошивался неподалеку. Но ты с упорством пьяного пер вперед, пытаясь его прижучить. Если бы ты нашел при нем деньги или место, где он их спрятал, вот тогда был бы совсем другой разговор.
– Он был виновен, как медведь, запустивший лапу в пчелиный улей.
– Может, был, а может, и нет, но тебе следовало это доказать. И вот нате вам! Ты являешься сюда в такую жару, чтобы добавить проблем, словно мне своих не хватает! Разве я не ясно сказал тебе вчера по телефону, что Харли никаким боком к этому не причастен? Он просто поднялся наверх попросить у Джексона денег и обнаружил там девицу с дымящимся револьвером в руке.
– Плевать я хотел на то, что ты вчера сказал! – упрямо произнес Чемберс. – Я ни секунды не сомневаюсь, что Харли – не такая уж невинная овечка. Какого рожна он потащился к Джексону на ночь глядя?! C какой стати он вообще к нему поперся? Последние полгода, после того как эти полоумные присяжные отпустили его на свободу, Джексон отказался иметь с ним дело, и, насколько я понимаю, Харли получал какие-то крохи с барского стола Берта Дойла из Ларами и с тех пор сидел на голодном пайке. Ну и где сейчас Харли? Небось, ты отпустил его восвояси?
– Естественно, нет. Он мой ключевой свидетель.
– Черта с два! Он будет одним из обвиняемых. – Шериф округа Силверсайд снова сплюнул. – Я собираюсь его хорошенько поджарить.
– Только не в моем округе. – Если поначалу Таттл был просто ворчливым, то сейчас стал воинственно-сварливым. – Ты что, хочешь разозлить моего ключевого свидетеля, лишь бы потешить уязвленное самолюбие? Номер не пройдет! У нас нет никаких доказательств причастности Сквинта Харли и ни малейшей причины его подозревать. Кен, ты хороший сосед, и наши округа граничат, но будь я проклят, если позволю тебе пугать овец в моем загоне. Дело и без того довольно темное! Возвращайся-ка ты домой и лови себе на здоровье угонщиков скота! Я бы с большим удовольствием поменялся с тобой местами… Прошу прощения.
На столе зазвонил телефон, Таттл снял трубку и, послушав, сказал:
– Пусть войдет.
– Ладно. Пожалуй, пойду прогуляюсь… – начал Чемберс, вскакивая с места.
– Нет уж, оставайся. Иначе моим ребятам придется сесть тебе на хвост. Это всего-навсего священник. Побудь здесь, пока мы с ним не потолкуем.
Дверь отворилась, и в кабинет вошел преподобный Руфус Тоала. Свою нелепую соломенную шляпу он держал в руке, черный сюртук был застегнут на все пуговицы, прилипшая ко лбу прядь черных волос завивалась над левой бровью. Он вошел, вытянув свободную руку, и произнес глубоким мелодичным голосом:
– Да благословит вас Господь, брат Таттл! О да, конечно, я знаю брата Чемберса, а точнее, я его узнаю. Конечно, я видел его на процессе, когда судили того несчастного человека за убийство Чарльза Бранда. Да упокой Господь его душу!
Кен Чемберс, что-то буркнув себе под нос, вернулся на место. Таттл, придав голосу несвойственную ему сердечность, произнес:
– Присаживайтесь, доктор Тоала. Присаживаетесь. Могу я быть вам чем-то полезен?
– Хвала Господу, можете! – Руфус Тоала, со своей обычной неторопливостью, повесил соломенную шляпу на спинку стула, устроился поудобнее на сиденье, выпрямил спину и сложил руки лодочкой перед собой. – Да, можете, брат Таттл. Вы можете впустить в свое сердце истину и воспользоваться ею как путеводной нитью. Божественная истина принадлежит Господу нашему, Ему одному, и лишь она одна вечна, но, увы, существует и