Ястреб халифа - Ксения Медведевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обоих поставили на колени на узком каменном балконе перед мокрой лентой моста. С пленных содрали доспехи: один отекал под хлещущим ливнем в одной рубахе, на другом остался яркий зеленый кафтан.
– Это начальник гарнизона аль-Кадирийа, – ткнул в того, что в одной рубахе, пальцем Хасан.
Пленник поднял короткостриженую голову. С волос и с острой черной бородки стекала вода. Он посмотрел сначала в лицо Хасану, потом, задирая лицо, на стоявшего на первой ступени лестницы нерегиля.
И плюнул ибн Ахмаду на сапог:
– Тьфу на тебя! Предатель! Таким, как ты, в аду не дают даже гнойной воды!
Командующий Правой гвардией лишь усмехнулся и ткнул пальцем в человека в зеленом шелковом кафтане:
– А это Халид ибн Зайяд. Видишь, Тарик, нас почтил своим присутствием сам шестой имам Зайядитов.
Стоявший на коленях человек, щурясь, смотрел в низкое давящее небо над скалами.
Нерегиль подошел к пленным и негромко проговорил, обращаясь к командиру гарнизона павшего замка:
– Что же ты не умер? Зачем отправил впереди себя харим господина? Ты должен был погибнуть, защищая его…
– Они стали шахидами, – прохрипел чернобородый, тяжело поводя облепленными мокрой белой тканью плечами. – Им лучше быть в раю, чем в твоих лапах, кафир.
Свистнуло и звякнуло. С глухим вскриком человек обвалился с рассеченным лицом на плиты пола. Тарик неспешно встряхнул окровавленными ножнами.
– Повесьте его на мосту. За ноги, – сказал нерегиль. – Мы поможем тебе стать настоящим шахидом.
И, уже не обращая внимания на утаскивающих пленника гвардейцев, Тарик посмотрел на зайядита:
– Где же твой махди, о Халид? Вам, беднягам, все никак не повезет: вашего предыдущего спасителя повесили в Муге, а до этого столь некстати открывшийся скрытый имам покончил с собой в аль-Анбаре. Полководцы халифа каждый раз побеждают ваших таинственных посланников – вам еще не наскучило поднимать мятежи?
Подставив лицо прохладным струям дождя, зайядит молчал. Нерегиль фыркнул:
– Повесьте его на базарной площади Нисибина. В большой компании его единоверцев. Слышишь, Муслим?
И самийа обернулся к сидевшему на верхней ступени лестницы молодому тысячнику. Тот, бережно придерживая висевшую в перевязи руку, встал и поклонился.
– Где этот трусливый засранец? – бросил он молодому каиду, державшему конец веревки, которой был связан зайядит.
Тот покачал головой:
– Прости, сейид. Мы не успели. Они вот, – тут он кивнул на неподвижного пленника, – убили Ибрахима аль-Кадира и сожгли тело. Во дворе вон того домика – видите, третий от стены замка?
И ханетта указал на беленький квадратик под треугольной черепичной крышей. Над домиком действительно поднимался редеющий черный дым.
Тарик медленно кивнул – и сделал знак увести пленного. И поморщился – с моста донеслись вопли человека, который не желал переваливаться через перила.
– Им тоже было нелегко умирать, сволочь, – прошипел нерегиль, щурясь и глядя на уже болтающееся в воздухе, дрыгающееся тело в белой рубашке.
– Да что с тобой, братишка, – не выдержал Хасан. – Я не стал ничего говорить, но сам-то посуди: он лишь выполнял приказ своего господина. Я бы тоже не отдал свой харим врагу!
А нерегиль весь перекосился и топнул ногой:
– А обвинят во всем меня! Меня!
Развернулся и, звеня наплечными пластинами панциря, зашагал прочь.
– А что такого случилось?.. – пробормотал Хасан.
Нет, пожалуй, человеку сумеречника не понять. Любят же аль-самийа говорить загадками…
Ибн Ахмад обернулся к сидевшему все это время на нижней ступени Исхаку ибн Худайру. Может, хоть начальник тайной стражи хоть что-нибудь объяснит?
Тот, приподняв край влажной, покрытой крошечными капельками абы, внимательно смотрел вслед нерегилю.
– Спешит, – усмехнулся, наконец, глава тайной стражи.
– Куда? – поднял брови Хасан.
– Увы, не туда, куда надо.
И ибн Худайр снова закрылся абой.
Командующий Правой гвардией пожал плечами и обернулся обратно к мосту. Вопли казнимого стихли, и бессильно повисшее тело раскачивал сильный ветер.
– Кого отправишь в столицу с пленными?
Смазливый мальчишка бережно наклонил над здоровенной чашкой длинный тонкогорлый кувшин из позолоченного хрусталя. Вино тонкой струйкой забилось о круглое серебряное донышко.
Между Хасаном и Тариком стояла большая бронзовая жаровня, и поднимающийся от углей жар заволакивал извивающимся маревом обескровленное лицо нерегиля. Тот лишь покачал головой – и отставил так и не пригубленную чашу.
– Да что с тобой, братишка? – снова рассердился Хасан. – Сейчас время радоваться, а не печалиться. Судьба не дала нам стать врагами, и мы снова сражались щитом к щиту! Разбили неприятеля! Изменники схвачены, их войско рассеяно! Не обижай удачу кислым видом – слышишь, братишка?
Но Тарик упрямо мотнул головой:
– Этот поход… он с самого начала не задался. Я не понимаю почему…
Хасан расхохотался – искренне и громко:
– Да ты, я смотрю, избаловался мгновенными победами! Халиф Умар ибн Фарис осаждал столицу два года, пока не подавил прошлый мятеж Зайядитов!
– Старый Тахир ибн аль-Хусайн погиб… Хороший был полководец. И верный… А в руки мне попали совсем не те люди…
– Они никогда не выдают тело того, кого провозгласили тайным имамом, – покачал головой ашшарит. – Никогда. И чем тебе не те люди ибн Казман и ибн Бакийа? Племянник вазира бросился на меч – да простит его Всевышний! – но эти-то двое у нас в руках! Разве не кажется тебе достойным удивления, что дважды предавший халифа ибн Казман примет смерть, которую его отец измыслил для главного вазира?
Тарик брезгливо сморщился:
– Да уж, вы, ашшариты, горазды на выдумки… Впрочем, я еще в Куртубе говорил, что этого юнца незачем миловать, – ибо он все равно обратит оружие против нас. Оказалось, я был прав.
Хасан молча кивнул. Тогда, на приеме у халифа, он промолчал – но в глубине души согласился с оравшим перед троном Аммара ибн Амира нерегилем. Оставлять мятежников в живых – все равно, что оставлять тлеющими угли костра в сухой степи. Мятежи щедро заливают кровью их главарей – или они вспыхивают снова и разрастаются в пожирающий государство пожар.
В косяк двери, скрытой висевшим в проеме ковром, поскреблись.
– Войди, Самуха.
Под ковер прополз мальчишка из джунгар, которого Тарик поймал тогда на улицах Мурэна. Юный невольник почтительно припал к толстым хорасанским коврам, щедро покрывавшим весь пол просторного покоя.
– Говори.
– Голубь из столицы, сейид. С посланием от Саида аль-Амина, вольноотпущенника эмира верующих.
Нерегиль оставил способного молодого ханетту с тысячей воинов в качестве Левых дворцовых гвардейцев.
– Дай сюда.
Мальчик быстро подполз на коленях к нерегилю, снова прижался лбом к ковру и почтительно протянул господину деревянный поднос с крошечным свитком. Нерегиль взял его, развернул и углубился в чтение. Хасан, покручивая ус, думал, что ибн Худайр наверняка уже знает то же самое. Один он, ибн Ахмад, остался не у дел – и в полной безвестности. Впрочем, таков удел воина – узнавать все последним и делать то, что тебе приказывают.
Впрочем, пока ему жаловаться не на что: аль-Кадиры славились богатством, а казну предпочитали хранить в горных замках, считавшихся неприступными. Теперь их золото досталось войскам Тарика и Хасана.
Ибн Ахмад снова поглядел на гулямчонка, разливавшего вино. Как его звали – Зариф? Почувствовав взгляд, мальчик покраснел. Хасан посылал ему подарки и письмо с нежными стихами, но Зариф все вернул. И написал, что не хочет переходить к другому господину. Что ж, в книгах наставлений написано, что, если возлюбленный хранит верность хозяину и не желает продажи, ревновать и настаивать бесполезно – сердцу не прикажешь…
Так что пора возблагодарить Всевышнего за ту помощь, что Он уже послал, – к Хасану вовремя пришли сведения о разгроме войска братьев Умейядов в столице. Ибн Ахмад воздержался от опрометчивых и поспешных действий и отступил. А потом Всевышний снова помог: Хасан узнал, что от молодого Ибрахима бегут люди из страха перед нерегилем. Эмиры соседних крепостей прислали к ибн Ахмаду послов с богатыми дарами и обещаниями выплат золотом, если он вступится за них перед Тариком. И Хасан, подумав и все взвесив, перешел на сторону сумеречника и вступился перед нерегилем за этих благоразумных людей. Тарику он объяснил свое решение ненавистью к зайядитской секте – самийа не понял бы правды. И не принял бы ее – Тарик презирал золото и слабость людей к золоту. А так всем вышло благо от Всевышнего – и нерегилю, и Хасану, и эмирам крепостей.
Меж тем Тарик окончил чтение письма и поднял глаза. Жестом отпустил Самуху. И красавчика-кравчего. А когда ковер за мальчиками упал, тихо сказал:
– Я возвращаюсь в столицу, Хасан. На Шамаху тебе придется идти одному. В Мадинат-аль-Заура восстание. Какой-то зайядитский проповедник привел целое войско сумасшедших людей. Они встали лагерем под стенами Баб-аз-Захаба и осадили дворец.
