Прекрасная монашка - Барбара Картленд

— Она уехала одна? — спросил герцог, и голос его звучал абсолютно спокойно.

— Да, ваша светлость.

— Горничная с ней не поехала?

— Нет, ваша светлость.

— Пригласите ко мне ее горничную.

— Слушаюсь, ваша светлость.

С озадаченным и несчастным видом Дальтон вышел из комнаты. Через несколько секунд он вернулся вместе С Нинеттой, миниатюрной веселой французской девушкой, которой леди Изабелла поручила прислуживать Аме. Она была очень молода и, очевидно, испытывала благоговейный страх перед герцогом Мелинкортским.

Нинетта присела перед ним в реверансе, выпрямилась и застыла, теребя в пальцах край передника и опустив глаза.

— Насколько я понимаю, ваша госпожа сегодня рано утром уехала отсюда?

— Да, ваша светлость.

— Она не сказала, куда направляется?

— Нет, ваша светлость.

— Подробно перескажите мне, как все происходило.

— Вчера вечером я дожидалась мадемуазель, чтобы помочь ей раздеться. Она разделась, после чего сказала мне: «Возьмите с собой мои часы, Нинетта, и возвращайтесь ровно в четыре утра». Я сделала все именно так, как распорядилась мадемуазель Аме. Когда я вошла в ее комнату в четыре утра, она извинилась за то, что ей пришлось так рано разбудить меня. Она всегда была очень добрая и любезная, ваша светлость.

— Да, да, знаю, — нетерпеливо согласился с ней герцог. — Продолжайте же!

— Она послала меня за мистером Дальтоном, а когда я привела его, мадемуазель отослала меня обратно спать.

— И это все?

— Нет, ваша светлость, не совсем. Мадемуазель Аме сказала, что, когда ваша светлость спросит о ней утром, я должна буду отдать вам вот это.

Все еще дрожа от страха, Нинетта извлекла из кармана передника какое-то письмо.

— Вам надо было сказать мне об этом письме, и тогда я принес бы поднос, — упрекнул девушку Дальтон, когда она протягивала послание герцогу.

Его светлость, однако, поспешно пересек комнату И буквально вырвал конверт из дрожащих пальцев горничной.

— Теперь все, вы свободны, — резко проговорил он.

Нинетта и Дальтон повернулись и направились к двери, но, когда они были уже на пороге, герцог остановил слуг.

— Да, еще… Как была одета мадемуазель Аме, когда уезжала из дома? — спросил он.

— На ней был темный плащ, ваша светлость, — ответила Нинетта, — а под ним какое-то белое платье. Я не помогала ей одеваться и никогда прежде этих вещей у нее не видела.

— Больше она ничего не взяла с собой?

— Больше ничего, ваша светлость.

Дверь закрылась за Нинеттой и Дальтоном. Герцог Мелинкортский сел за туалетный столик. Какое-то время он был неподвижен и смотрел на это письмо, на котором было написано всего одно слово: «Монсеньору».

Прошло еще несколько секунд, и он разорвал конверт; первое время буквы, написанные четким и красивым почерком Аме, казалось, плясали у него перед глазами, и герцог не мог прочесть ни единого слова. Потом, усилием воли заставив себя собраться с мыслями, он успокоился и начал читать то, что написала ему Аме.

«Монсеньер, я люблю вас. Вам это хорошо известно, но я должна повторять это снова и снова, чтобы вы никогда, ни на одно мгновение не усомнились в том, что это — сущая правда, я люблю вас. И потому, что люблю вас так сильно и знаю — вы тоже любите меня, я пришла к мысли, что мы не можем, устраивая свое счастье, приносить несчастье другим людям.

Я опасаюсь не только за судьбу моей матери, но и за будущее королевы. Вчера мы оба делали вид, что не составит ни малейшего труда скрыть от всего мира, кто я есть на самом деле, но я не настолько глупа и простодушна, чтобы, не понять: рано или, поздно, а правда в се равно откроется. И тогда пострадаю не я, потому что нет ничего, чего впоследствии мне пришлось бы стыдиться; но для моей матери и Ее Величества последствия были бы ужасны. Кроме того, мы с вами хорошо представляем себе, какую злобную клевету в качестве оружия используют враги королевы, как они будутрады применить открывшиеся факты, которые неизвестно как обернутся впоследствии для Франции.

Мы не сможем убить свою любовь, монсеньер, зная, что обеспечивая себе счастливое будущее, приносим несчастья, а возможно, и беды другим людям. И поэтому вчера днем, когда мы сидели с вами в туалетной комнате в доме моей матери, я решила, что обязательно должна вернуться в монастырь. Я обязана принять постриг и провести остаток своих дней там.

Пожалуйста, монсенъор, немедленно возвращайтесь в Англию; не пытайтесь у видеться со мной или уговорить меня изменить свое решение: мы оба знаем, что оно правильно и только так мне и следует поступить.

Я люблю вас, как уже говорила прошлым вечером, и буду любить вас всегда. Берегите себя, дорогой монсенъор. Я буду всегда молиться за вас, и где бы вы ни оказались, что бы с вами не случилось, моя любовь всегда останется с вами…

Аме».

Герцог Мелинкортский долго смотрел на это письмо, а потом закрыл лицо руками. Однако, когда он спустился вниз к завтраку, то был уже полностью собран и владел собой. Изабелла и Хьюго ждали его, и по выражению их лиц его светлость понял: Дальтон уже сообщил им о том, что произошло сегодня ранним утром. Тихо всхлипнув, Изабелла протянула ему руку.

— Как это понимать, Себастьян? — спросила она. — Дальтон сообщил нам, что Аме куда-то уехала этой ночью, и одета она была в ту одежду, в которой сбежала из монастыря.

Ровным, лишенным каких бы то ни было чувств голосом, герцог Мелинкортский рассказал им обо всем, что случилось вчера днем, когда они с Аме находились в доме принцессы де Фремон.

— Опять этот герцог де Шартре! — воскликнул Хьюго.

— Да, опять он, — согласился его светлость, — и в этот раз, хотя ему это и неизвестно, Филипп де Шартре мне отомстил.

— Что вы собираетесь делать? — спросила Изабелла.

Герцог взглянул на часы:

— К этому часу Аме уже добралась до монастыря. Я немедленно направляюсь туда же во второй карете. Когда первая карета вернется, дайте лошадям немного отдохнуть, после чего пусть Хьюго последует за мной.

— В монастырь де ла Круа? — спросил Хьюго.

— Нет, на побережье, — ответил герцог Мелинкортский. — Я заеду в монастырь и заберу Аме с собой в Кале.

Если вы по дороге нагоните меня, мы поменяемся каретами. Если же нет, тогда встретимся на борту моей яхты, Судно выйдет в море сразу после того, как в порт прибудут дорожные кареты с моим багажом.

— Все будет сделано в точном соответствии с вашими распоряжениями, — обещал Хьюго. — Карета уже ждет.

Лошади, конечно, не так резвы, как ваши собственные, но тоже достаточно хороши.

— Вы уверены, Себастьян, что нам не следует поехать туда вместе с вами? — спросила леди Изабелла. — Если бы мне удалось поговорить с Аме, то я смогла бы — у меня нет ни малейших сомнений — переубедить ее и заставить изменить свое решение.