Лишний свиток - Антон Чернов

— Госпожа Ардаруме — сильнейший Мистик на Вварденфелле из известных. Займётся твоим обучением, Рарил.

— Не так, Тани, — сквозь губу, но неожиданно невозможно красивым и девичьим голосом пропела долговязая старуха. — Я на восьмом, а то на девятом месте в негласном рейтинге.

— Сильнейший из тех, кого можно назвать мером, — уточнила Танусея, кивнув. — И тех кто учит.

— Я — не учу, — отрезала Ардаруме, а на ехидный жест Танусеи в мой адрес сделала ещё более засранскую морду. — Это, — произнесла она так, как будто перед ней не симпатичный Рарил Фир, а прорвавшиеся результаты её многовекового запора, — исключение. И Тани, после этого — между нами нет долгов.

— Как и договаривались, Арда, — очень удачно скопировала Танусея опускание век под видом кивка.

Дылда в ответ так же опустила глаза, а я уже начал скалиться, предвкушая зрелище состязания двух старых кошёлок, на тему “кто мигнёт менее глубоко под видом кивка”. Но сквалыжные перечницы соревноваться не стали, лишив меня такого занимательного зрелища.

— Рарил, я буду тебя учить. Пять дней, с этого момента. Через пять дней я доставлю тебя в это место, — обращаясь ко мне, как к умственно неполноценному, сквозь губу трындела желтожопая бабка. — Сейчас мы телепортируем. Будешь сопротивляться моей магии — сдохнешь. Или, если очень повезёт, будешь искалечен. Я предупредила, — сообщила она потолку кабинету и начала колдовать.

Ну ипануться, мысленно возмущался я, стараясь ненароком не колдовать. Подсунули, чтоб её никс-гончая жвалами отымела, наставницу. Вот же сволочная бабка Танусея, и подружка сердешная у неё под стать… Точнее — хуже.

Тем временем злостное бабкино колдунство подхватило меня и её, выворачивая реальность наизнанку. И потащило по странному, в чём-то схожему, а в чём-то отличному от альмсивишного “рекламного плаката” месту. Чёрно-золотому, как ни парадоксально это звучит: темнота сплеталась с золотистыми лучами, была не “отсутствием”, а самостоятельной частью. Мистика какая-то, не без иронии отметил я результаты своих ощущений-наблюдений.

И получил по нижним ходильным лапам каменюками, довольно чувствительно, и вот уверен — злостная бабка сделала это специально.

Оказались мы на каком-то скалистом пике, невысоком и не центра Вварденфелла: не было ни лавы, ни вездесущего пепла. И всякая флора умеренно росла у подножья каменюки нашего пребывания, да и вдаль росла и колосилась.

Сама Ардаруме, ВНЕЗАПНО, вот ничего на это не намекало, оказалась на метр выше меня, стояла и заносчиво и засрански взирала на мою заслуживающую всяческого уважения персону.

— Смотри. Запоминай, — бросила она.

И стала выводить в воздухе буквы даэдрика. Ну а я — смотреть и запоминать, что делать. Через пять минут старушенция изволила раззявить хавало и проронила:

— Это — метка. Заклинание. Ты снимаешь метку с окружения, запоминая место. Потом — можешь вернуться. Понял?

— Так метку же оставляют на месте…

— Бред неучей. Ты ничего не “оставляешь”. Ты отпечатываешь место в себе. Доступно?

— Условно, — огрызнулся я.

— Приемлемо. Осуществляй. Не сопротивляйся — мне надо видеть, — с этими словами она сложила свои лапки на отсутствии груди и зансосчиво вылупилось на меня.

— И как таких Вварденфелл носит-то, — тихонечко, под нос, посетовал я.

Не из-за желтожопой бабки, услышит и хрен с ней. Но мало ли, услышит Сердце Лорхана, устыдится, да как разверзнется под нами твердь Нирна. Бабке туда и дорога, а ценный и полезный я ещё нужен.

И стал пробовать. Что-то вроде выходило, но это “что-то” прерывалось:

— Омерзительно. Бездарно. Плохо. Неприемлемо, — и прочим подобным, на каждую попытку.

— Покажите, — не стал я метать перлы своего красноречия перед тощими желтозадыми свиньями.

— Смотри.

И показала, карга злостная. Даже два раза. И в общем, как ни кошмарно признавать — её формулировка о “отпечатывании в себе” оказалась гораздо ближе к реальности, чем “общеизвестное” “поставить метку”. Ключевые точки, которые надо было предельно точно запомнить, обрамить завитками даэдрика, даже не запоминались — фигурально висели в… ну скажем так, доступности разума.

— Приемлемо, — наканец бросила бабка. — Мы телепортируемся. Поставь не менее четырёх меток.

И стала меня тягать по каким-то жопам Вварденфелла, причём сказать, чтобы я эти гребучие метки “ставил”, а точнее запоминал сразу — я и сам не могу. И без всяких бабкиных оскорбительных “безобразно”.

Причём со всей этой мотатнёй наступил вечер, а потом и ночь. Сушёной вобле, одной ногой в Каирне Душ или Холодной Гавани (ну натуральная упырица же, хоть и без характерных признаков Порфириновой Гемофилии!), спать и жрать, очевидно, было не надо. А я благословлял свою мудрую предусмотрительность, таскающую в поясной сумке стимулирующую и восстанавливающую алхимию.

В принципе, абстрагировался я от сволочизма и засранства нудной старухи, причина её докапывания именно ночью — оправдана. Потому что я привязываюсь не на визуальное обнаружение, а чувства обливионщины места, формируя метку.

И тут старушенция явила следующую грань своей злостности.

— Отвратительно, — процедила она. — Но основы усвоены. Если желаешь развиваться — практикуйся самостоятельно. Смотри, — создала она новую вязь даэдрика. — Телепортация на метку, — соизволила дать пояснения она. — Запоминай. Пробуй. Показывать не буду — не запомнил, пока мы телепортировались — пробуй как сможешь.

— А меня не прибьёт? — аккуратно поинтересовался я.

— Нет.

Врёт ведь, наверное, мысленно вздохнул я. Но устраивать истерику в стиле “не хочу-не буду” не стал, волевой я со всех сторон данмер. А стал пробовать, благо “чувство плана” у меня действительно было: что я, дурак — скакать не пойми где и не оглядываться и не причувствоваться?

И пробовал до рассвета. Очень как-то… странно и непонятно, с какими-то взбрыками, срывами. Пару раз мелькал этот темно-световой план на секунду, и меня выкидывало в произвольном месте, хорошо что недалеко от места старта. И не слишком высоко, хотя синяков я огрёб, блин.

— Пей, — протянула старуха какую-то склянку.

На это злодейское действие моя рожа исказилась настолько скептически, что даже это воплощённое засранство проняло. Приподняв ободранную бровь на полмиллиметра, она соизволила пояснить:

— Рассеивается внимание. Усталость. Ты используешь слабые зелья, уровня подмастерья. Безопасные, но малоэффективные. Пей.

Отравить ведь хочет, покатал я отраву на языке. Некрохрыч мои душевные потроха не теребил (очень надеюсь, что не пребывал в ступоре от этой злостной старухи!), так что обречённо сглотнул. И полегчало, на удивление. Наркота злостная, небось, попечалился я, продолжая