В альковах королей - Жюльетта Бенцони

Девушка была прекрасно обучена науке любви, и потому уже очень скоро твердая плоть вошла в ее нетронутое лоно. «Священный бодрствующий», тот самый жрец, что недавно беседовал с невестой бога, внимательно прислушивался к доносившимся из брачных покоев звукам, а однажды даже подкрался на цыпочках и заглянул внутрь. Когда он понял, что таинство свершилось, он шагнул к самому краю террасы и семь раз воздел руки к небу. Это было знаком для толпы, собравшейся у подножья храма. Тут же поднялся невероятный шум: люди поздравляли друг друга с тем, что бог вновь даровал Вавилону урожайный год, а его женщинам – плодовитость. После этого горожане предались веселью и буйствовали до самого утра.

Вот как чествовал Вавилон ту девственницу, на которую пал выбор бога Мардука. Она была очень молода, и ее тело только-только начало приобретать женственные изгибы, а груди – полнеть и наливаться. Жители Двуречья плохо разбирались в анатомии и сильно опасались злых демонов, которые почти наверняка обитали во влажной и теплой темноте девственного лона. Именно поэтому девственность почти всегда приносилась в дар богам. Едва лишь дочери достигали половой зрелости, как отцы отводили их в храм и просили жрецов, облаченных тайной силой, лишить девочек невинности. Таким образом жрец отводил опасность от будущего мужа, который мог смело ступать по проторенной другим дороге.

Насколько пугали древних запечатанные девичьи лона, можно судить вот по этим стихам:

Четыре вещи недоступны моему пониманию.Четырех вещей я не знаю:Путь орла в небесах,Путь змеи по камням,Путь корабля в открытом море,Путь, по которому идет мужчина в теле девушки.

Итак, сначала были жрецы или божества, которые лишали девственниц невинности; с появлением же христианства их место заняли другие. Воин, ставший господином, потому что проявил чудеса храбрости (или хитрости), получал так называемое «право первой ночи» – право рисковать собой, овладевая своей юной рабыней. Но время шло, и тяжкая обязанность древних превратилась в приятную привилегию. Многие средневековые властители пользовались «правом первой ночи» только в том случае, если речь шла о настоящей красавице. Женихи, разумеется, бывали недовольны, но их или запугивали, или щедро награждали.

Однако далеко не всем древним богам везло так, как вавилонскому Мардуку, которому дарили великолепную свадебную ночь. К примеру, суровая Ассирия вовсе не баловала своего бога Набна в тот день месяца иджиар, когда ему предстояло свидание со жрицей. Никаких оргий, никакой девственницы, с готовностью утолявшей любое желание божества или же того, кто его замещает. Ни один смертный – даже царь! – не смел представлять бога на земле. Только золотое изваяние, украшенное эмалью, появлялось в покоях жрицы, которая на другой же день провожала бога, спешившего обратно на небо.

«В этот день в городе Ниневия освящали постель жрицы, и бог приходил к ней в опочивальню. Назавтра он возвращался к себе, в свои небесные чертоги…» На земле, к сожалению, он успевал сделать очень мало.

Освятив свою постель и поднеся божеству положенные богатые дары, жрица брала мягкую камышинку и почтительно смазывала ноги изваяния душистым маслом. Потом она трижды приближалась к постели и трижды смачивала этим же маслом и ее. Затем женщина кланялась богу, целовала его ноги и какое-то время – совсем недолго! – сидела рядом со статуей.

Очень скоро появлялись жрецы. Они приносили богу жертву, сжигая благоуханный кусок дерева. Потом они размешивали пепел в вине и выпивали его. После этого для новобрачных устраивалось пиршество. Длинные столы покрывались нарядными скатертями, и за них усаживали золотые и серебряные изваяния богов – самых сердитых и злобных из всего ассирийского пантеона. Жрецы, выказывая всевозможные знаки почтения, прислуживали этим безмолвным гостям. Заканчивалась же «ночь страсти» всеобщей молитвой за царя и просьбами к богам даровать победу его оружию.

На восходе солнца беднягу Набна возвращали в его мрачный храм. Статую устанавливали на повозке и провозили по окрестностям. Затем он ненадолго задерживался в священной роще, где хмурые бородатые жрецы опять воздавали ему почести и приносили жертвы. Набн принимал подношения, но ему, наверное, было невыносимо скучно, потому что во всей роще не было ни одной девственницы, которая подарила бы ему ласки и свою невинность.

А затем Набна везли в его святилище, и он не покидал его весь долгий год. И никаких развлечений! Только вечно серьезные жрецы, певшие свои гимны, возжигание ароматных палочек да омовение ног. Правда, иногда в храм приводили пленников или непокорных рабов, и Набн с удовольствием наблюдал за тем, как льется к его подножию горячая человеческая кровь.

Любой народ заслужил своих богов. Набн был не слишком-то веселым и добрым божеством, и Ассирия, страна, поклонявшаяся ему, пала под ударами мидийцев и вавилонян. Она оставила после себя статуи крылатых быков с человеческими лицами да знаменитые барельефы из дворца Саргона в Хорсабаде…

– Боги, будьте милостивы ко мне, – молила юная вавилонянка, дожидаясь своего небесного супруга в высокой башне Э-темен-анка. – Сделайте так, чтобы я понравилась господину нашему Мардуку, чтобы он не гневался и не прогнал меня. Иначе все люди погибнут от голода, и опустеет Вавилон!..

И долгие годы боги прислушивались к этим мольбам. Вавилон был могучим и богатым, и жители его презирали все прочие народы. Но пронеслись века – и этот город исчез с лица земли. Однако из глубин времени поднимается к нам нежная и страстная свадебная песнь:

Твою ласку мне вручи.То, что сладостно тебе как мед, —возложи на него твою руку.Как одеяньем, покрой его рукою,Как дорогим одеяньем, покрой его рукою!

Гарем Амона

Ипет-рессу-Имен. Этот величественный огромный храм в честь бога Амона был выстроен в Стовратых Фивах по приказу божественного фараона Аменхотепа III (Аменофиса). Это был могущественный правитель, один из тех фараонов, при ком процветал Египет. Когда-то его первая – то есть главная – жена красавица Техе сказала ему, ласкаясь:

– Мой повелитель, скоро праздник царя всех богов. Ты всегда делаешь мне подарки в этот день. – Она качнула головой, и в ее ушах заколыхались тяжелые золотые серьги, украшенные эмалью (цена их была непомерно высока: деревню на берегу Нила получил за них один финикийский торговец). – Но… прости, супруг, если ты велишь мне замолчать, я подчинюсь, да только лучше бы я все-таки договорила… Позволишь сказать?

– Говори, говори, – улыбнулся фараон. – Ты же знаешь, когда я с тобой, я предпочитаю слушать. Все равно тебя не переболтаешь.