Юг в огне - (Бирюк) Петров

Все здесь мирно, покойно, и просто не верится, что рядом с этим тихим уголком гремят громы войны, потоками льется кровь...

Лучи закатного солнца окрашивали водные просторы багрянцем. Где-то далеко ударяет церковный колокол. Эхо летит по водной глади, все дальше и дальше уносясь и замирая...

Из-за ветвей краснотала, залитого водой, осторожно высунулась лохматая голова Сазона. Он огляделся и, убедившись, что кругом никого нет, выплыл из кустарника на каюке. Загребая веслом, он быстро поплыл к берегу. На дне каюка, на траве, лежал с забинтованной головой Конон Незовибатько и тихо стонал.

- Помолчи ты, Конон, - уговаривал его Сазон. - Не тяни за душу... Вот зараз причалю к берегу. Может, тут наши где.

- Що ты, Сазон, со мной возишься?.. - с трудом говорил Конон. - На який дьявол я тебе сдався?.. Все едино же помру... Зараз сбрось меня в воду, утопну и усе... Одному же тебе свободнее... а со мной сгибнешь... Ей-богу, сгибнешь...

- Помолчи ты, дьявол! - сердился Сазон. - А то доведешь, что вот так и гвоздану по башке, - угрожающе поднимал он весло.

Незовибатько смотрел на усердно гребущего Сазона влажными глазами, тяжко вздыхал.

- Чудной ты, братику, - шептал он. - Ей-богу, чудной... Бачь, що робишь, втору неделю со мной возишься. А за яким лешим, а? - И, словно в бреду, бессвязно продолжал: - Я ж помню, як ваши казаки секли наших шахтеров... Ух, и секли ж, сволочи!.. Злоба у меня супротив них до сей поры на сердце лежит... А ведь ты ж тоже казак... А дывись, який!.. Дурья ты голова... Ей-богу, дурья!.. И зачем тебя маты на свит билый родила, такого дурня, а?..

- Помолчи, Конон!.. Богом тебя прошу!..

- Сердце же, Сазон, - прерывающимся голосом говорил Конон, - може зараз лопне...

Сазон аккуратно клал весло на борт каюка, заботливо наклонялся к раненому, прикладывал к его сердцу мокрую тряпицу.

- А зараз легче?

- Л... легше...

- А голова болит, а?

- Ломит... Моченьки нема...

Сазон клал и на голову Незовибатько влажную тряпицу.

- Потерпи, милок, - берясь за весло, говорил он. - Как только До наших доберемся, так зараз же тебя в околоток положим... Там тебя, браток, доразу фершала отремонтируют...

Незовибатько тяжко вздыхал.

- Да все едино ж я, должно, умру...

- Не брешь! - обрывал его Сазон. - Ум-ру-у... Все мы помрем, когда время придет. А зараз умирать не гоже, надобно советскую власть отвоевывать...

- Правду кажешь, - снова вздыхал Конон.

Добравшись до берега и сойдя с каюка, Сазон осмотрелся. Вечерело. Кругом пустынно. Сазон тоскливо посмотрел на Конона.

- Есть хочешь, а?

- Ни, - слабо замотал тот головой. - Ни хочу... Водички б...

Сазон напоил его.

- А мне, милок, ох и жрать же охота, - признался он. - Быка б съел... Тебе б, конешное дело, зараз горячего молока.

- Ни хочу...

- Не ври! Говорю, надо молока, стало быть, надо... Но вот где взять?.. - И он снова тоскливо оглянул пустынный берег. - Постой... Никак, кто-то идет, - сказал Сазон и присел за куст, зорко высматривая.

Пошатываясь на слабых ногах и опираясь о костыль, по берегу шел старик с пушистой белой бородой. Дед часто останавливался, нагибаясь, что-то рассматривал, срывал какие-то цветы, траву, клал в сумку, висевшую через плечо. Когда он подошел близко к Сазону, тот, выскакивая из-за куста, крикнул:

- Здорово, дедуня!

Старик от изумления и испуга даже присел.

- Испугался, дед, а? - засмеялся Сазон.

- Ой, родимец ты мой! - приложил желтую, морщинистую руку к сердцу старик. - Ну и испугал же... Ты кто же такой, а?

- Как видишь, самый настоящий человек.

- Вижу... что человек... Но какой? Может, разбойник?

- А ты боишься разбойников, дед?

- А чего их бояться?.. Человек я бедный, убивать меня не за что... А ежели убьют - не побоюсь... Девяносто годков на свете живу. Пора и честь знать... А вот, по правде тебе скажу, нечистой силы боюсь... Чего ты тут делаешь-то, мил человек?..

- Купаюсь.

- Ты со мной шутки-то не шуткуй, - осерчал старик. - Ты кто?..

- А если скажу кто, ты не предашь меня?

- Нет.

- Поклянись.

- Истинный господь, не предам, - поклялся старик. - Чтоб мне провалиться на этом месте.

- Красный я, - шепнул Сазон.

Но старик был немного глуховат и не расслышал.

- Кто?.. - подставил он ухо.

- Красный. Большевик.

- А-а... - понимающе протянул старик и строго посмотрел на Сазона. А не брешешь?

Тут уже очередь наступила клясться Сазону.

- Вот тебе господь, красный, - перекрестился он для убедительности.

- Стало быть, ухороняешься?

- Хоронюсь, дед, - признался Сазон. - Да я не один, дедушика, со мной раненый товарищ, вон в каюке, - показал он. - Другую неделю с ним блукаем по красноталу. Третий день не евши... У тебя, дедушка, не будет кусочка хлебца?.. Дай, ради бога, с голоду умираем.

Старик вынул из сумки краюху хлеба и подал Сазону. У того жадно блеснули глаза. Он начал торопливо есть.

- Ишь, бедняга, изголодался-то как, - сказал жалостливо старик. Товарищу-то дай кусочек...

Сазон устыдился. Он так был голоден, что забыл обо всем на свете, кроме этого куска хлеба. Он метнулся к каюку.

- Конон, - подал Сазон ему кусок хлеба. - На, родной, пожуй... Старичок, дай ему бог здоровья, дал...

- Ни хочу, - отмахнулся Конон.

- Ну съешь же кусочек, - просил Сазон. - Ведь тоже ничего не ел... Ослаб...

- Не хочет, а? - сочувственно спросил старик.

- Не хочет, - сокрушенно развел руками Сазон. - Молочка б ему теперь горяченького... Пользительное дело... Да где ж взять...

- Достанем молочка, - пообещал старик.

- Да ну? - удивился Сазон. - Ты не колдун?

- Колдун, - серьезно подтвердил старик.

- Не, в самом деле, а?

- В самом деле, колдун, - мотнул бородой старик, и в его мутных, старческих глазах заискрились хитрые огоньки. - А ты колдунов боишься?

- Да не, - засмеялся Сазон, доедая краюху. - Не то что боюсь, но как-то непривычно с ними дело иметь...

- Хе-хе-хе! - дребезжащим смешком добродушно рассмеялся старик. Ведь это смотря какие колдуны, - сказал он. - Есть колдуны злые, а есть добрые... Я колдун добрый... Не бойся меня...

- Да я не боюсь, - почесал затылок Сазон. - В такую минуту не токмо с колдуном, но и самим сатаной можно дело поиметь, лишь бы прок от того был.

- О! - помрачнел старик, укоризненно покачав головой. - Зачем ты его черное имя на ночь глядя поминаешь?

- Да это я шутейно.

- Не надо и шутейно, - строго проговорил старик, - твой товарищ идти-то может али нет?..

- Слаб он дюже.

- Слаб не слаб, а оставлять его тут нельзя. Вот зараз стемнеет, посмотрел старик на небо, на котором уже вспыхивали первые звезды, - и поведем его ко мне. Я тут недалечко живу. Там мы его и полечим... Я ведь травами умею лечить... Есть у меня такая травка от ран... Быстро раны затягивает.

Поговорив еще некоторое время, старик снова взглянул на небо. Теперь совсем уже стемнело. Оранжевые, зеленые, желтые звезды усыпали синий бархат неба.

- Ну, теперь можно, - сказал старик. - Никто не увидит. Поведем-ка раненого...

Но Сазон, переминаясь с ноги на ногу, не двигался с места.

- Ну ты чего ж? - спросил старик.

- Боюсь, - признался Сазон.

- Ну и глупец же ты, - с укором промолвил старик. - Я тебе клятву дал... Какая мне корысть тебя предавать, ежели у меня у самого два внука в Красной Армии находятся? Может, знаешь их?.. Ванька и Митрошка Кочановы?..

- Как же, дедушка, - соврал Сазон. - В одном полку служили... Один такой чернявый, а другой белявый.

- Не ври, оба рыжие.

- Правда, рыжие, - согласился Сазон.

- Так я самый настоящий дед их - Григорий Пудович Кочанов... Ежели в сам деле знаешь, так они должны тебе обо мне сказать, потому как любят деда, гордятся им...

- Как же, говорили! - вскричал Сазон. - Много рассказывали... Говорят, такой, мол, у нас дед сурьезный да красивый... До сей поры, мол, добре водку пьет...

- Брешешь, - отрезал старик. - Годов уже двадцать не употребляю... Ну, пойдем, а то ведь он может и помереть, ежели ему помощи не дать...

Они подняли из каюка стонущего Незовибатько и медленно, часто отдыхая, повели его к дому старика.

XXX

Дед Григорий Пудович жил с такой же древней женой, как и сам, на отшибе, верстах в двух от хутора Крутого, в небольшом пятистенке. Место здесь было живописное, глухое. Маленький домик, довольно уж ветхий и замшелый, крытый побурелой соломой, весь зарос садом. За садом простирался небольшой лесок.

Огромные вербы и тополи в этом леске вечно шумели своими вершинами. У подножия стволов, где всегда пахло острой прелью прошлогодней листвы и грибами, бежал звонкий ручей с родниковой водой. Вода в ручье до того была холодна, что если выпить глоток, так сразу зубы заломят.

Дед Пудович был из иногородних, в прошлом - искусный коваль. Своей работой он славился на всю округу. Лучше его, бывало, никто не мог подковать коня или сделать ось на тачанку. Но более двадцати лет назад во время ковки жеребец ударил деда, и он перестал заниматься кузнечной работой. Теперь его увлекало другое. Он собирал веснами целебные травы и лечил ими. Объяснялось ли это случайностью или, быть может, в самом деле его травы чудодейственно влияли на больных, но только народ признавал его хорошим лекарем. Со всех сторон приходили к нему больные. Старик никому не отказывал, лечил всех от самых разнообразных болезней. К нему за исцелением приезжали даже из Ростова, Новочеркасска и других городов именитые барыни, не находившие помощи у известных медиков.