Каштаны на память - Павел Автомонов

«Зачем, куда он меня везет?..» Он раскрыл глаза и увидел в руке Шмеля парабеллум. Глаза у кавказца горели огнем.

Колеса автодрезины ритмично постукивали на стыках. «Молчит абрек-басурман! — снова глянул Пужай одним глазом на Шмеля. — Если б нужна была ему моя жизнь, мог бы прикончить меня вместе с господином Ноймером на дворе или в хате. Даже без выстрела — кинжалом!..»

Мукагов сидел неподвижно, держа пистолет наготове. «Значит, я им зачем-то нужен! — перевел дух Пужай. — Зачем?.. Чтобы отправить на ту сторону фронта, отдать под суд?..»

И снова вздрогнул Пужай. Что он там скажет в свое оправдание?..

«Убегу, — решил он вдруг. — Лучше уж шею свернуть, чем попадаться в лапы парашютистов-пограничников…» Пужай набрал воздуха, словно хотел нырнуть глубоко в воду, но именно в эту секунду цепкая, как когти орла, рука схватила его за шиворот.

— Помилуй бог! Я сидю, понимаешь, смирно!.. — испуганно вскрикнул Пужай.

Шмель ослабил свои «когти», и пленный потер короткую и толстую шею, о которую можно было гнуть ободья.

«Судьба», — вздохнул Пужай. Конечно, он бы не встретился со Шмелем, если бы его не перевели в гарнизон гауптмана Ноймера, охранявший важный объект — железнодорожный мост. Тут, конечно, жизнь не то что в лагере. Есть что есть, есть что пить, в речке рыбка водится. А по субботам Пужай с гауптманом ездят в гости к госпоже, то есть фрау Изольде, которая служит на станции в жандармерии. Чем не жизнь! Так на тебе — черти принесли Шаблиевых парашютистов и сюда! Можно подумать, что генерал Шаблий лично из своего штаба следит за каждым шагом Пужая.

— Остановить дрезину! — приказал Мукагов, положив руку на плечо моториста.

Водитель нажал на тормоз так, что он засвистел. Дрезина прошла по инерции метров тридцать и остановилась.

Ветер совсем стих. С лугов и лесов доносило запах сена и хвои. Закат уже погас, стало темнее.

— Да зарда махшанад! — выругался Мукагов.

— Это что?.. Будешь расстреливать? — всполошился Пужай.

— Я сказал: «Не сомневайся, все сделано!» — ответил Шмель, посмотрев на вырубку.

Оттуда к линии спешила группа людей. Они положили поперек рельсов длинный шест и стали прикреплять его проволокой к дрезине. Другие ставили какие-то ящики и тряпичные манекены. Третьи пристраивали на дрезине снаряды. Кто-то присвечивал фонариком с синим стеклом. На снарядах Пужай прочитал надпись:

«Гитлеру — смерть!», «Пятая застава», «Привет от «катюши»!»

Пужай теперь все понял: парашютисты посадят его на дрезину, чтобы он направил ее на мост! Пужай схватился за живот. Но тут же услышал насмешливый голос Шмеля:

— Нет, тут ты не пойдешь в кусты, как под Полтавой! Стыдись, трус!

У Пужая испуганно забегали глаза. Кто-то снял с его головы фуражку и приказал:

— Раздевайся!

Перепуганный Пужай сел, чтобы сбросить сапоги. Но рука, еще более сильная, чем у Шмеля, схватила его за ворот и подняла, хотя и был он с центнер весом. Пужай задрал голову и… узнал еще одного. Это был главный минер отряда Опенкина.

— Не сапоги снимай, а френч для чучела, если сам не хочешь прокатиться на «катюше»! — насмешливо посоветовал Гутыря.

Кто-то помог Пужаю сбросить китель, который тут же напялили на чучело. Для другого манекена подошла одежда моториста, который за все время этой экспедиции не промолвил ни слова. Снимая френч, моторист наконец заговорил:

— Гитлер капут! Гитлер капут!

«Может, сейчас убежать?» — подумал Пужай.

— Не ерзай! — с ненавистью бросил Шмель и обратился к группе: — Таня! Бомбы носить — мужская работа! Присмотри лучше за этим типом.

— Есть, товарищ командир! — прозвучал негромкий девичий голос.

К Пужаю подошла девушка с автоматом, висевшим у нее на плече, деловито поинтересовалась: — Немец?

— Власовец, — с презрением сказал Шмель. — Старый знакомый.

Мукагов отвернулся и подошел к бойцам, которые колдовали у дрезины.

Каждый работал четко, знал, что делать. Теперь уже не немец, а партизанский моторист завел двигатель, он зачихал, стреляя газами, а потом зарокотал ровно, эхом отдаваясь где-то на лугах.

На автодрезине примостился Гутыря: он решил для надежности подвести ее возможно ближе к мосту.

— Пошел! — скомандовал Гутыря, будто десантникам в самолете перед прыжком.

«Катюша» двинулась. Что-то кричал и решительно махал руками Шмель, но из-за шума мотора Гутыря не услышал голоса командира. Да если бы и услышал, то не спрыгнул бы сразу.

— Да он с ума сошел!

— Прыгай!

Солдаты охраны моста включили прожектор, который рыскнул по линии, нащупал дрезину и манекены на ней. Прожектор погас, и в это время Гутыря прыгнул вперед по ходу машины, покатился с насыпи.

Ворота были открыты: гарнизон ждал своего коменданта, как и всегда в субботу. Автодрезина уже у моста. Стук колес на стыках звонко отдается в ушах. Еще секунда. Дрезина влетела между ферм моста, и в то же мгновение шест ударился о боковые стояки, с треском ломаясь и вырывая взрыватели из мин. Еще несколько метров прокатилась партизанская «катюша»…

Потом грохнуло с необычайной силой. В звездное небо взмыло высокое яркое пламя, осветив луга, реку, темную полосу леса, фермы моста, которые задергались и стали падать в воду.

Могучая вспышка и громовой взрыв ослепили партизан, заложили им уши. Какие-то секунды они стояли, словно завороженные, не сводя глаз с воды, темная гладь которой отражала огненный столб.

В это мгновение Пужай решился: была не была! Другой случай вряд ли и представится. Пока партизаны радовались победе и переживали за своего минера, который мог и свернуть себе шею, прыгая с дрезины, Пужай резко отскочил в сторону, а потом рванул по лугу, поросшему невысоким кустарником, вобрав большую голову в плечи и размахивая руками.

— Стой! Стрелять буду! Стой! — услышал он за спиной девичий голос.

Раздалась короткая автоматная очередь. Пужай истошно закричал и упал. Когда Таня и Шмель подошли, он неподвижно стоял на коленях, уткнувшись лицом в болотную кочку.

Из темноты, слегка прихрамывая, вынырнул Гутыря. Шмель сказал с упреком:

— Еще бы покатался на дрезине несколько секунд и… пошел бы наш главный минер на дно кормить сомов и раков!

— Ерунда, Шмель. Дело сделано! Что тут за пальба?

— Власовца пришлось прикончить. Побежал. Как раз тогда, как вы катились с насыпи! Хитрый… — объяснила Таня.

— Мы перерезали артерию, которая питала фашистов под Киевом! — весело сказал Шмель. — И сделали это в стиле Ильи Гавриловича! А ты вроде не рад, Устим?

— Почему же? Нам просто повезло: мост не развалился, а только сорвался с быков, — ответил Гутыря. — Думаю: сколько времени нашим придется восстанавливать этот мост?

— И сколько же?

— Месяца три. А немцам, очевидно, уже не придется им пользоваться. А все потому, что удар сверху. Трахнуло бы снизу — считай, с мостом покончили навсегда.

Группа ходко двинулась от линии через луг к лесу. Вдруг затрещал кустарник, и из него вышел мальчик с узелком в руках.

— Коля-маленький! — первой бросилась к нему Таня.

— Что это за узелок у тебя? — спросил Гутыря.

— Прихватил колбасы, помидоров, хлеба и горилки! Как табак и трубка, казаку в дороге пригодятся! — бодро ответил Коля. — Ага… еще и початки взял. Вот чем фрау Изольда угощала коменданта и того кургузого дядьку… — Поискал глазами Пужая. — А где же он?

— Побежал доедать колбасу… к богу в рай! — иронически заметил кто-то из партизан.

— А ты что, бегал во двор за початками? — укоризненно покачал головой Гутыря. — Да комендант же мог в любую минуту выйти из хаты.

— Он и вышел. Наверно, учуял: что-то не так. Открыл двери, а граната как шарахнет — и смерть немецким оккупантам! — восторженно воскликнул хлопец.

Тем временем радист приготовил рацию к сеансу связи и взял у Гутыри бумажку с радиограммой.

— «Штаб. Генералу Шаблию. Полковнику Веденскому. Мост уничтожен. Идем на новое задание к месту дислокации отряда. Мукагов. Гутыря», — вслух прочитал радист.

6

Обходя вражеские гарнизоны и засады, иногда вступая в бои с ними, группа Андрея Стоколоса и Максима Колотухи с двадцатью партизанами вот уже около двух месяцев шла от одного партизанского лагеря к другому по районам Житомирщины и Киевщины, вдоль железной дороги Киев — Коростень. Останавливались лишь для того, чтобы договориться с командованием отрядов о планах будущих действий. В некоторых отрядах уполномоченные генерала Шаблия задерживались на несколько дней, иногда принимали с Большой земли мины, патроны и медикаменты. А однажды на сигналы Андрея Стоколоса приземлились семь парашютистов — радистов для партизанских отрядов, с которыми штаб еще не имел связи.