Холодные медные слёзы. Седая оловянная печаль - Глен Кук

Самому-то ему не заржавело б, он способен переспать с виновницей массовых убийств, а потом с улыбкой перерезать ей горло. И хоть бы хны. Милейший мошенник мой Морли, но есть в нем этакое жутковатое хладнокровие.

Впрочем, поняв, как подействовал его удар, он попытался как-то поддержать меня.

Я думал, что долго не очухаюсь, но пришел в себя довольно быстро, хоть и был потрясен до глубины души.

— Мне надо пройтись.

Морли не удерживал меня. Я подумал, что быстрой ходьбой смогу утихомирить боль, но испытанное средство не помогало.

Не способствовало и завывание ветра за окнами, а гром действовал на нервы, как кошачий концерт в полночь.

Тогда-то я и вспомнил обещание, данное Дженнифер. Я обещал попозже заглянуть к ней. Что ж, убьем, как говорят в народе, одним выстрелом двух зайцев.

— Ты куда? — окликнул Морли.

— Так, обещал кое-кому, чуть не забыл. — Я поспешил уйти, пока он не помешал мне.

Но я вовсе не был уверен, что принял верное решение.

37

Я перегнулся через перила. Кид с Уэйном молча сидели у фонтана друг напротив друга. Кровь Чейна подтерли, Питерс ушел. Им-то чего не спится? Правда, не им одним: у меня тоже сна ни в одном глазу, несмотря на изнеможение и многочисленные раны и ушибы.

Я поднялся наверх и проскользнул на третий этаж. Никто меня не заметил. Этот домина словно создан для тайных свиданий. На цыпочках я подкрался к двери Дженнифер и постучал. Она не ответила. Учитывая все обстоятельства, я другого и не ожидал. Я толкнул дверь — заперта.

Весьма благоразумно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться принять эту меру предосторожности. Я постучал вновь. Ответа не последовало.

Ладно, шум поднимать не стоит.

Я собрался было уходить, но остановился. Не знаю, что двигало мной, но я вернулся и попытался самостоятельно справиться с замком. Пустяковая работенка — пара минут, и дело в шляпе. Я вошел и запер за собой дверь.

Дженнифер не любила темноты. С полдюжины ламп горело в гостиной, абсолютно такой же, как у ее отца. Расположения комнат я не знал, но решил, что искать Дженни нужно за той дверью, из которой обычно появлялся генерал.

Я затрудняюсь определить это помещение — точно не спальня, скорее маленькая гостиная, скудно обставленная, с большим, выходящим на запад окном. Полутемно: горит только одна свеча.

Дженнифер сидела на стуле лицом к окну. Занавески были откинуты, буря не утихала, но она крепко спала. Вряд ли она услыхала мой стук, даже если б бодрствовала.

Что теперь, умная твоя голова? Одно неверное движение — сюда набежит народ, и ты оглянуться не успеешь, как станешь евнухом.

Ладно, не впервой мне попадать в такие непростые положения. Я тронул девушку за плечо.

— Проснись, Дженни.

Дженнифер отшатнулась, подпрыгнула на стуле и заверещала. Но небеса смилостивились надо мной: очередной удар грома заглушил ее крик, а потом она узнала меня и — более или менее — опомнилась.

— Ты ужасно напугал меня, Гаррет. Что ты здесь делаешь? — прижав руку к сердцу и задыхаясь, спросила она.

Прямо признаться было неловко, и я уклончиво ответил:

— Я ведь говорил, что зайду. Я и пришел, постучался, но ты не отворила. Тогда я заволновался, все ли в порядке, взломал замок и вошел. Ты была такая бледная… Прости, я только коснулся твоего плеча, я вовсе не хотел тебя испугать.

Достаточно ли искренне звучали мои слова? По-моему, да.

Я играл эдакого чистосердечного парнишку — и небезуспешно: уроки Морли не пропали зря. Она немного расслабилась и придвинулась ближе.

— Бог мой, надеюсь, мой визг не перебудил весь дом.

Я еще поизвинялся, а затем — это казалось совершенно естественным — приобнял Дженнифер за плечи: чтоб ей было уютней. Через минуту-другую Дженни почти перестала дрожать и спросила голоском маленькой девочки:

— А теперь ты меня изнасилуешь?

Ну и ну, удружила, лучше не придумаешь. Я разразился хохотом. Напряжения как не бывало, я даже слишком разошелся, пришлось взять себя в руки.

— Я сказала что-нибудь смешное? — Мой смех задел Дженнифер.

— Нет, Дженни дорогая, нет. Я не над тобой смеюсь — над собой, честное слово, над собой. Я не собираюсь тебя насиловать. Я дико устал. По правде говоря, я в таком состоянии, что не способен изнасиловать даже бурундучка. Меня сначала подожгли, потом трахнули по башке, а потом избили до полусмерти. У меня все болит, и я чертовски расстроен из-за Чейна. Сейчас мне ничего не надо, тем более кого-то насиловать. Просто хочется побыть рядом с женщиной — чтобы мы могли утешить и успокоить друг друга.

Я разливался соловьем. Учитесь. Ставлю восемь против пяти, что таким манером можно уломать любую, самую непорочную девственницу, уговорить ее пригреть и утешить вас. Это несложно — прикиньтесь безобидным, беспомощным, простодушным, жаждущим материнской ласки — и готово дело.

Слово за слово… Я вел свою партию безукоризненно, а ведь ничего не планировал, все на вдохновении. Через пятнадцать минут мы очутились в постели. Еще через пятнадцать минут мне пришлось напомнить себе, что я безобидный, беспомощный и ищу только поддержки.

А славно все-таки просто полежать с кем-то рядом, особенно если до этого вас били, обижали и вообще травили, как волки травят хромую лисицу. Но, лежа рядом с такой девушкой, недолго и позабыть обо всей этой мясорубке.

Мы пошептались — в основном о вполне невинных вещах, но… Почему-то она не могла лежать спокойно, вертелась как юла. Я же теперь чувствовал себя относительно свободно. Вот Дженни шевельнулась, нащупала что-то, вздрогнула.

— Это то самое и есть — о чем я думаю?

Намек понятен.

— Да, прости ради Бога, ничего не могу с собой поделать. Наверное, мне лучше уйти. — Разумеется, я не собирался уходить. Нет, от Гаррета вам этого не дождаться.

— Не верю. Нет, это невозможно.

Почему невозможно? Обидно, ей-богу.

На некоторое время все картины, бури, раны и болячки вылетели у меня из головы. Спали только урывками: почти всю ночь мы раздвигали границы возможного.

Тем не менее утром я возненавидел лишь свое бренное тело. Я ощущал себя столетним старцем, но голова была ясная — не считая простуды. Я поцеловал Дженни в лобик, в носик и в подбородок и только потом заторопился к себе — пока не проснулись домочадцы.

Уэйн и Кид не покинули свой пост, хотя Кид клевал носом, а Уэйн — тот просто растянулся на бортике фонтана и громко храпел. Кухарка сердито гремела посудой и бранилась, даже с четвертого этажа я слышал ее голос. Интересно, чего она разошлась? Ничего, скоро узнаем, что стряслось с этим оплотом сдержанности и стоицизма.

Поднявшись наверх, я, прежде чем углубиться в свой коридор, взглянул на балкон напротив. Блондинка пристально смотрела на меня. Я нерешительно махнул рукой, она не ответила. «О Господи, начинается выяснение отношений», — простонал я и направился к двери.

Сперва я подумал, что белокурая красотка опередила меня, но потом понял, что передо мной портрет. Это было так странно и жутко, что я повернул картину изображением к стене.

— Хорошо провел время?

Морли развалился в огромном кресле. Похоже, он только проснулся.

— Потрясно.

— То-то, смотрю, рожа у тебя довольная, прямо лоснится. Ступай умойся, скоро завтрак. — Ему что, не терпится отведать кухаркиной стряпни?

— Я, пожалуй, пропущу завтрак. Лучше сосну немного.

— Ты на работе, Гаррет. Ты не имеешь права укладываться спать, когда пожелает твоя левая нога.

— Вот почему хорошо, когда ты сам себе хозяин.

Но Морли прав. Он даже не догадывается, насколько прав. Я, конечно, могу завалиться поспать часок-другой, но, если кого-нибудь за это время убьют, он много лет будет являться ко мне в страшных снах.

— Согласен, пошли.

Теперь Морли выглядел самодовольным и торжествующим. Ублюдок, знал, чем меня взять. Я прошел в туалетную и побрызгал в лицо водой. Морли торчал на пороге.

— Пойду-ка я поскорей навещу кухарку, — заявил он, — а то ты всех баб перещупаешь, а я останусь с носом.

— Опять не повезло, дружок. Кухарку я уже давно покорил.

Морли недоверчиво фыркнул.

— Пришлось поспешить. Я знал, что ты на нее накинешься, как мотылек на огонек. — Я вытер лицо. — Но, с другой стороны, не хочу становиться тебе поперек дороги, мешать счастью друга. Она как раз в твоем вкусе. Только, чур, шафером буду я.

— Не изощряйся. Я не дерусь с безоружными.

— Угу.

— Это диета твоя сказывается. Надо потолковать с кухаркой. Правильное питание — вот путь к спасению генерала, а вовсе не легионы врачей и ведьм.

— Ты приготовился защищаться?

—‘ Чего?

— Последнее предупреждение, приятель. Вижу, ты опять завел старую песню — о мясе, сельдерее и вареных сорняках.