Драконовы сны - Дмитрий Скирюк

— Да у тебя тут целый огород, — с оттенком уважения сказал Жуга. — Вот уж не думал, что всё это можно разводить под крышей, да ещё зимой!

— Мне по лесам слоняться некогда, — Гертруда выкопала целый куст вместе с корешками и землёй, и мотнула головой. — Если ты передашь мне во-он тот горшок, дело пойдёт быстрее. А потом займёмся твоей рукой.

Выкапывать растения Жуге было не впервой, но вот садить ещё не приходилось. Он с любопытством наблюдал, как гадалка насыпала на дно горшка золы, расправив корни, аккуратно разместила там куст, добавила земли и примяла сверху пальцами.

— Пожалуй, всё, — она заглянула в опустевшую кадку. — Вовремя мы: ещё б неделю, две, и кадку бы разворотило. Взгляни, как стенки раскрошились.

— А поливать разве не надо?

— Растения сразу после пересадки не поливают — слишком много ранок на корнях, могут загнить. Пойдём.

Она ополоснула руки, без слов вручила травнику кувшин с водой и удалилась. Вернулась она, уже переодевшись в небесно-голубое, отороченное белым мехом платье, и сразу принялась за дело.

Теперь, рассматривая свою руку, Жуга уже не удивлялся, но всё равно не мог понять, как это было проделано.

Наконец послышались шаги, Герта вошла и положила наконечник перед травником на стол.

— Вот. Возьми, — она расправила юбки и опустилась на стул. — Отдашь Вильяму. И знаешь, что, — она потеребила подбородок, — скажи ему, чтоб подыскал для своих стрел что-нибудь другое.

Жуга настороженно покосился на треугольный кусочек металла. На тёмном бархате сталь отливала синевой, но выглядела совершенно обыденно. Он взял наконечник в руки и вновь не ощутил ничего особенного. Перевёл взгляд на гадалку.

— Я ничего не чувствую. Никакого волшебства. Он отравлен?

— Нет, яда нет. А вот волшебство как раз есть. Заклятие латентно, то есть, сейчас оно в спящем состоянии. Его нетрудно обнаружить, если постараться. Попробуй, например, нагреть его на свече.

Жуга подчинился. С минуту он держал кусочек стали над чадящим фитильком, затем достал и осторожно потрогал пальцами.

— Холодный.

— Так часто бывает с предметами, заряженными магией. Смотри ещё.

Она подвинула к себе коробку, вынула оттуда щепотку пудры и рассыпала её по столу. Вокруг наконечника образовалось белое неровное кольцо, но на само железо не попало ни пылинки.

— И подобных тестов много, — Герта отряхнула руки. — Наверное, ты и сам когда-нибудь ими пользовался.

— Мне как-то не приходило в голову, — признался Жуга. — Ну, хорошо, это мне понятно. А в чём суть самого заклятия?

— Трудно сказать, — Гертруда пожала плечами. — Чары очень сложные, многоступенчатые и, как я уже сказала, спящие. Я не смогла в них разобраться. Невозможно понять, какая нитка свилась в середине клубка, не размотав его. А активировать такое заклятие может только очень мощный выплеск энергии.

Слова Гертруды всё больше настораживали травника. За напускным спокойствием гадалки проглядывало нечто большее — волнение, тревога или даже страх. Он не мог понять, лишь чувствовал, что снова что-то упускает. Почему-то перед глазами всё время маячили руки гадалки, выкопанный куст… Жугу не покидала мысль, что он когда-то уже испытывал подобное, и при очень странных обстоятельствах. Ему вдруг стало душно. Травник распустил завязки ворота.

— В твоём рассказе, — продолжала Герта, — есть одна зацепка: история Эйнара. В большинстве случаев магия затевается во исполнение какого-то желания. Волшебник тратит на это очень много сил, всякий раз подобные действия связаны со смертельным риском. Чародеи издавна бьются над поиском источника магической подпитки, но чаще расходуют собственную силу.

— Хватит ходить вокруг да около, Герта, — хрипло сказал Жуга. — Откуда берут такую силу? Что может её дать?

— Жизнь. Ты мог бы догадаться сам: оружие всегда забирает жизнь. Я кое-что слыхала про Эйнара. Маг такого уровня вполне мог создать артефакт, способный выполнить единственное, самое заветное желание, забирая взамен всю энергию жизни. Ему было всё равно, что будет потом. Ты говорил, что у него была заветная мечта — стать дельфином? Я думаю, что он им стал.

Травник был потрясён. Он не мог не признать, что Эйнар нашёл поразительное и страшное в своей простоте решение проблемы. Желания уравнивались в цене, ты вставал перед выбором: либо жить, смирившись с тем, что твоя мечта никогда не сбудется, либо получить то, что хотел, но потерять себя. Но дело было даже не в этом. Человек мог мечтать стать правителем мира, а на деле — всего лишь хотеть, чтоб загнулся поганец сосед. Если Олле в глубине души хотел дурачиться и веселиться безнаказанно, остаться навсегда ребёнком, скользить всю жизнь по грани между сном и явью, он получил такую возможность.

— Яд и пламя… — пробормотал Жуга. — Их же там полбочонка… Куда ему столько?

Гертруда пожала плечами.

— Возможно, Эйнар сделал несколько пробных партий таких наконечников. Думаю, на дне лежат первые, ещё неудачные экземпляры. Но меня в этой истории взволновало другое.

— Что?

— Подумай сам. Ведь это наконечник для стрелы, а стрела — дистантное оружие. Убивает на расстоянии. Эйнар не мог стрелять в себя.

— Так значит…

— Да. Его убили.

Оба умолкли и уставились на лежащий на столе наконечник стрелы.

— Вот потому я и советую вам спрятать его подальше. Никто не вправе решать чужую судьбу. И никто не знает своих желаний.

Прошло немало времени, прежде чем травник вновь решился нарушить молчание. Он сунул наконечник в кошель, завязал его и положил в карман.

— Послушай, — он провёл рукой по волосам. — Эта самая аура… Как ты собиралась её смотреть? Что для этого надо?

— Да ничего не надо, просто посиди спокойно. Смотри сюда.

Она выставила на стол небольшое квадратное зеркальце, и на травника с той стороны стекла уставилось его же отражение. Жуга помедлил и отвёл глаза. Вновь затеплились свечи, гадалка занавесила окно и что-то зашептала. Травнику подумалось, что Гертруде без помощи свечей редко удавалось колдовство. Жуга нахмурился — что-то здесь было не так. Огонь…

Он перевёл свой взгляд на зеркало и еле сдержал крик. В первый миг ему показалось, что волосы у него на голове вдруг встали дыбом. Но тут же стало ясно, что волосы здесь не при чём — мерцал сам воздух над его головой. Свечение было матовым, неярким и неоднородным, в нём были полосы разных цветов, какие-то отростки, всё это двигалось, лениво извивалось, колыхалось, словно водная трава. Одни из них были длинными, другие — чуть короче, концы иных и вовсе уходили в темноту. В зеркале Жуга казался себе каким-то непонятным чудищем.