На рубеже двух столетий. (Воспоминания 1881-1914) - Александр Александрович Кизеветтер

II

Конец лета и начало осени 1906 г. ознаменовались бурными революционными эксцессами и столь же бурным усилением карательных репрессий. В Кронштадте и в Свеаборге разыгрались настоящие военные восстания, сопровождавшиеся зверским убийством солдатами и матросами всех офицеров. Террористические акты беспрерывно следовали один за другим: убийство варшавского генерал-губернатора Вонлярлярского, убийства генералов Мина, Козлова, покушение на Скалона, Каульбарса и проч. и проч. 12 августа террористы проникли на дачу Столыпина на Каменном острове в приемный день и бросили там разрывной снаряд ужасной силы. Столыпин остался жив и невредим, но его дети были искалечены, и большое количество людей, находившихся в тот момент на даче, было убито.

19 августа в порядке 87 ст. был издан закон о военно-полевых судах для местностей, объявляемых на военном положении или на положении чрезвычайной охраны. По этому закону в таких местностях военно-полевому суду мог быть предан человек, учинивший любое преступление, если только совершение его было очевидно и потому не нуждалось в расследовании. Такой суд открывает свои действия немедленно по открытии преступления, и приговор, им вынесенный, немедленно представляется на утверждение ген. — губернатора или командующего войсками и тотчас приводится в исполнение. Сплошь да рядом — в порядке ускоренного судопроизводства, при отсутствии защиты — приговаривались к смертной казни. Военно-полевые суды получили тогда самое усиленное применение, и таким образом весь период времени между роспуском первой и созывом второй Думы был наполнен кровавой борьбой двух терроров — подпольного и правительственного. В такой-то обстановке приходилось готовиться ко второй Думе и вести новую избирательную кампанию.

Я приехал осенью в Москву из-за границы с намерением возобновить свои научные работы и погрузиться в писание второй диссертации. Однако эти мечты тотчас разлетелись прахом, и еще на целый год пришлось мне отложить их осуществление. Вернувшись в Россию, я понял, что в этот напряженнейший момент исторической жизни нечего было и думать отойти от выполнения обязательств, которые вытекали из моей связи с к.д. партией.

В начале августа Столыпин сделал попытку ввести в состав своего кабинета некоторых умеренно-либеральных общественных деятелей. Он вступил в переговоры с Гейденом, Шиповым, кн. Е. Трубецким, Кони, проф. Виноградовым, М. Стаховичем. Эти лица не отвергали предложения принципиально и бесповоротно, но ставили условие, чтобы общественным деятелям в кабинете было предоставлено не менее семи мест, дабы они могли оказывать реальное влияние на политику кабинета. На это условие Столыпин не шел, а общественные деятели, к которым он обращался, не желали взять на себя роль легкой закраски бюрократического кабинета. Так ничего и не вышло из этих переговоров.

К осени выяснилось, что, вопреки пессимистическим предсказаниям многих, правительство решило непременно созвать вторую Думу в начале 1907 года. Итак, предстояло готовиться к новым выборам. Было ясно, что эти выборы будут происходить при гораздо более сложной обстановке, нежели предшествующие. Во-первых, радикальные социалистические партии на этот раз совершенно отбросили тактику бойкота. Надо сказать, что уже и в выборах в первую Думу кавказские с.-д. меньшевики в конце концов приняли участие и провели на них небольшую кучку своих депутатов. Теперь же и с.-p., и н.-с., и с.-д. большевики решили отказаться от бойкота Думы, и возникала мысль — во многих местах и осуществившаяся — о заключении предвыборного блока всех партий левее к.д.; если не ошибаюсь, только твердокаменные большевики от этого блокирования отказались.

В то же самое время и крайне правые гораздо энергичнее готовились теперь к проведению в Думу своих депутатов. Разгон первой Думы они учитывали как признак для себя благоприятный и собирались нанести последний удар и радикалам и либералам. Грингмут, Шмаков, Никольский и другие ораторы реакционного направления стали устраивать шумные митинги в провинциальных городах, а затем в Киеве собрался открытый разрешенный властью съезд "Союза русского народа", на котором произносились самые воинственные речи с требованиями восстановления самодержавия.

А в конституционных группах, стоявших правее к.д., обнаружился раскол. Шипов, Гейден, М. Стахович вышли из Союза 17 октября, т. е. откололись от Гучкова и составили партию "Мирного обновления", к которой примкнул и Е.Н. Трубецкой. То была группа, желавшая занять промежуточное положение между октябристами и кадетами, — по отношению к программным положениям склонявшаяся более к к.д., а по отношению к тактике ближе стоявшая к октябристам, причем важнейшее значение имело ее отрицательное отношение к "Выборгскому воззванию".

Было ясно, что ввиду сложности этой политической обстановки положение партии к.д. будет еще более трудным, нежели в предшествующую избирательную кампанию. Ей предстояло выдержать перекрестный огонь слева и справа. А в то же время власть явно решила сколь возможно сильнее стеснить свободу ее деятельности: "Вырвать кадетское жало" — таким крылатым словечком обозначена была тогда задача администрации в ее попытках воздействовать на предвыборную кампанию. Прежде всего к.-д. партии было отказано в регистрации ее устава. Затем последовало воспрещение созвать IV съезд партии. Между тем съезд был совершенно необходим. Партия должна была установить и выразить свое отношение к деятельности своей фракции в первой Думе и наметить директивы для будущего, а главное — необходимо было вырешить столь всех волновавший и вызвавший большие споры вопрос о "Выборгском воззвании". "Воззвание" кое-где распространялось, и хотя практического последствия отсюда никакого не получалось, но уличенных в распространении арестовывали и привлекали к ответственности.

Так как в разрешении съезда было отказано, — второй и третий съезды собирались в Петербурге открыто, — то было решено собрать съезд в Гельсингфорсе без разрешения. Съезд и состоялся там 24–28 сентября. Все приехавшие туда члены съезда — их набралось довольно много — заняли целую гостиницу. Приятно было провести несколько дней в этой дружной компании. Конечно, гвоздем съезда был вопрос о "Выборгском воззвании". В сущности, не было сомнения в том, что это "Воззвание" утратило всякий смысл, раз только стало известно, что Дума будет созвана и что правительство никакого coup d’etat не замышляет. В ЦК прошел проект резолюции, смысл которого сводился к тому, что самая идея пассивного сопротивления на случай нарушения властью конституции признается правильной, но при данных обстоятельствах нет основания применять этот прием политической борьбы. Этот проект резолюции и был предложен съезду. Прения длились два дня. Многие в горячих речах представляли дело так, что отказ от применения "Выборгского воззвания" будет равносилен решению идти в Каноссу и нанесет непоправимый удар политическому авторитету партии. Пламенную речь в защиту резолюции, предложенной ЦК, произнес Родичев. Против резолюции и за применение "Выборгского воззвания" горячо говорили Колюбакин и Мандельштам. И.И. Петрункевич выступил с энергическим призывом к тому, чтобы все члены съезда прониклись стремлением избежать раскола и найти согласительное