Двери во Тьме - Андрей Круз

– Туда и дорога, – сказал я.

– Да… наверное. Ладно, я буду работать. Вы… вы отдыхайте. Да, отдыхайте. – Он поднялся из кресла, подошел ко мне и протянул руку. – Теперь я сам найду вас, когда буду готов. У нас осталось всего одно дело. А потом мы будем говорить с новой властью, потому что тогда станем незаменимыми. Годится?

– Вполне, – заулыбался я, изо всех сил изображая искреннюю радость.

Потому что не верил теперь Милославскому ни на грош.

Мы так и меняли людей на точке – другой работы у нас не было. Настя начала заниматься оборудованием аэродрома в Захолмье, заодно с летной школой. Место нашлось, на второй день начали подвозить инструмент и оборудование, причем многое выделили со складов Горимущества.

Неожиданно приехал Болотов с дочерью – хотели со мной поговорить. Я отделался неправдой, сказав, что записи Серых были им уничтожены, – Валиев все ему врал. Как я и ожидал, тот приманивал Болотова как раз тем, что знал, где бумаги. Посидели в ресторане, поужинали, потом разошлись, вежливо попрощавшись. На следующее утро машина Болотова и машина его охраны отправились в Углегорск – наводить связи с новой властью.

«Кредитная акула» Могилевич возглавил Горбанк. Шалва заплатил нам с Федькой премию за найденную плавконтору. Я все глубже и глубже влезал в городские дела Захолмья и попутно организовал стрелковый клуб. С баром, естественно. Дело оказалось неожиданно популярным, и я даже устроил турнир по пистолету, автомату и карабину, в котором победил в пистолете, к немалой собственной гордости.

А еще мы ждали, когда объявится Милославский.

Объявился он уже после Нового года, который мы отпраздновали у Тенго, с шашлыком и фейерверком. Милославский приехал вместе со сменой охраны точки, при этом их грузовик тащил за собой прицеп с «бомбардье». Приехал с вечера, нашел наш дом по адресу, зашел в гости.

– Завтра, – сказал он, попивая чай с неизменным у нас печеньем. – Хотел было вас одного позвать, – обратился он ко мне, – но решил, что Анастасия Владимировна тоже захочет увидеть. Поедете? – уточнил он уже у нее.

– Поеду, конечно.

– Тогда… Владимир, вы Федору скажите, что мы завтра без него, хорошо? Не все всем надо знать – Ивана Зарубина я тоже, как видите, не позвал. Получится – хорошо, не получится – тихо и без большого сраму вернемся обратно. Годится?

Ну ничего другого и не ожидал, пока все по плану.

– Почему же нет? Годится, разумеется, – согласился я и спросил в свою очередь: – Так все же записи помогли?

– Вынужден признать, что помогли. – Милославский допил чай и отставил кружку. – Из них стало понятно, чего нельзя делать. Любая информация полезна, а вы привезли много информации. Ладно, пойду я в гостиницу. Завтра в девять утра у ангара с вашими снегоходами, так?

– Так, – сказал я, поднимаясь. – Я провожу: надо Федьку предупредить – он как раз в гостинице остановился.

– Он сюда не переехал?

– Пока нет… – Я пропустил Милославского перед собой, затем достал из шкафа сапоги, начал натягивать. – Приезжает за день до того, как нам на выезд, и потом обратно.

– Надо же, и не лень, – удивился профессор. – А мне здесь нравится – куда лучше, чем в Углегорске жизнь. Нет вот этого всего… наследия какого-то мрачного, что ли, не давит здесь на сознание. Если все у нас получится и выйду на покой – здесь и поселюсь. Тем более что от «прохода» недалеко.

– Все же здесь планируете жить? – Я топнул каблуком в пол, пропихивая ногу в сапог, затем снял с вешалки тулуп.

– Владимир Васильевич, ну сколько мне там осталось? Я уже немолод, а скоро стану просто дряхлым. А здесь передо мной еще века, понимаете? Века! Я вижу, что для себя вы этого пока не осознали, – вы не поняли, что живете не свои лет… ну, семьдесят, например, а все семьсот.

– Может, и верно. Пойдемте.

На улице было темно, но уже как-то привык к тому, что в Захолмье тварей почти не бывает, – нет здесь мест, куда может проложить тропинку Тьма. Шли, разговаривали, Милославский какие-то свои прожекты излагал, а я делал вид, что внимательно слушал. Кивал, угукал в нужных местах – в общем, изображал интерес. Затем он поднялся к себе в номер, а я нашел Федьку – в ресторане, естественно. И не одного, а с дамой – худой и немного носатой девицей, которой раньше не встречал с ним. Извинился перед ней, отозвал Федора в сторону на несколько минут.

– Федь, Милославского видел?

– Нет, – немного удивился он. – А что, здесь профессор?

– Здесь, сам приехал.

– В смысле?.. – он не закончил фразы.

– В этом самом смысле и есть, – подтвердил я его догадку. – Ты завтра не едешь.

– Уверен? – насторожился он.

– Распоряжение начальства. И… наверное, так и надо.

Федька хмыкнул с сомнением, покрутил в пальцах папиросу, постучал ею о портсигар.

– Вов, что-то мне это не очень нравится. Мы же обговаривали.

Теперь уже я понял, что он имеет в виду: мы действительно об этом говорили. Но все должно идти так, как должно идти, – слишком много всего мы поставили на это, для того чтобы пытаться все менять на ходу.

– А по-другому не сработает – мне надо, чтобы все раскрылось, понимаешь? Само раскрылось, – а для этого по его нотам петь требуется.

– И мне что теперь?

– Тебе? – Я задумался. – Тебе надо подождать до послезавтра. Если мы оба не вернемся, то… вот второй ключ от дома. – Я достал из кармана связку ключей, отсоединил один. – Заходи. В спальне комод, в верхнем ящике коробка, там все деньги – мне они уже не понадобятся. Туда же ключи от машин брошу. Потом пойдешь к нотариусу… знаешь где?

– Нет.

– Вот офис Тенго, так? – передвинул я его портсигар по столу. – Вот так вход. Обходишь справа – вот здесь флигелек кирпичный, там контора. Я все распоряжения оставил, только удостоверение покажешь. Понял?

– Да понял я, только… как-то того, знаешь… Не в кайф мне это все.

Вид у Федора и вправду был расстроенный. Ну все верно, я по нему тоже скучать буду – сдружились, чего уж теперь.

– Ладно, Федька, давай, ненавижу долго прощаться. – Мы встали и обнялись, после чего я пошел к выходу.

Ну вот и все. Как-то не верится мне в то, что мы оттуда вернемся. Так или иначе. Не предусмотрено это ни моими планами, ни планами Милославского. И с этим мы заранее смирились – или пан, или пропал.

Дошел до дома, разделся в прихожей. Настя была в спальне, собирала рюкзак.

– Зачем? – спросил я, не вдаваясь в подробности, но она меня поняла:

– Не знаю. Странно куда-то отправляться совсем без вещей. И просто не могу себе места найти – а так хоть чем-то занята.

– Я думаю, что там, – я указал большим пальцем себе за спину, подразумевая при этом свой слой, откуда я провалился, – ничто из этого не понадобится.

– Мы к тебе домой попадем?

– Не знаю. – Я подошел к комоду и тоже почему-то начал перебирать вещи. – Может, и ко мне. Куда выбросит.

– А если выбросит в тундру какую-нибудь?

– С чего бы это? – удивился я. – Это уже ни в какую теорию не вписывается. В мой сарай и попадем, как мне кажется.

– И как мы там?

– Не знаю, видно будет. Возьму деньги и документы – и поедем в гостиницу. Разберемся. Не суть. Главное… ты сама знаешь, что главное.

Она подошла ко мне, обняла, сцепив руки у меня за спиной:

– Ты меня любишь?

– Больше жизни.

– А если у нас не получится?

– Получится. Мы вот так, как сейчас, – я прижал ее к себе. – И что бы нас ни ждало там, мы все равно будем вместе.

– Хорошо. Я тебя тоже люблю. И тоже больше жизни, что бы ты себе ни думал.

– Хотите за руль? – предложил мне Милославский, стоя у двери «бомбардье», в багажник которого его молодцы закидывали какие-то сумки.

– Не откажусь. Никогда на такой не ездил.

– Говорят, обычная машина, ничего сложного, – добавил он.

– Я тоже так думаю. Ладно, увидим.

Все были какими-то сосредоточенными и молчаливыми, даже двое «упродов», теперь уже просто вохровцев, – управление расформировали, а его остатки придали комендатуре. Но хлопцы остались те же самые, которых мы возим туда через неделю. Расселись, я завел двигатель, хрипловато затарахтевший за спиной: моторный отсек был сзади. Затем машина тронулась с места, легко поехала по укатанному снегу дороги, вполне нормально реагируя на повороты управляющих лыж. Затем мы продавили сугроб и выбрались на целину.

И опять ничего страшного не случилось. Да, появилось какое-то усилие, но ехали бодро, только снег шуршал и скрипел под полозьями и гусеницами. Настя сидела справа от меня, задумчиво глядя в окно на проплывающие мимо заснеженные поля, перелески, на низкое небо, затянутое облаками, которые так и продолжали понемногу подсыпать снега на окружающий мир.

Вот и все, наступил момент истины. Все кусочки головоломки стали на свои места, образовав картину. Надеюсь, что они действительно на своих местах и я ничего не перепутал, потому что исправить то, что мы сделаем, уже не получится. Скоро все решится. Не думаю, что Милославский будет тянуть время, – я по лицу вижу, как ему не терпится сделать то, к чему он так долго стремился. И мы к этому стремились, пусть совсем и по-другому.