Замок из песка - Анна Смолякова

— Ни в чем я не уверена! Просто девчонки предупреждали, что он моими координатами интересовался. — Я достала из кармана куртки носовой платок и промокнула кровь.

— В принципе похоже… Ребята за тобой от самого Дома культуры поехали.

— А ты-то сам что там делал?

— Гулял, — Антон усмехнулся. — Афишки ваши искал. Хотел балет какой-нибудь посмотреть, культурный уровень повысить…

Из его рассеченной брови тоже сочилась кровь и, стекая по скуле, капала на шарф. Костяшки пальцев на правой руке были сбиты.

— На, возьми платок.

— Спасибо, у меня свой есть. — Брезгливо осмотрев шарф, он заправил его обратно под куртку. — И вообще, если нормально себя чувствуешь, пойдем уже. К Жанне Викторовне, наверное, своей собралась?

Я молча подтянула к себе сумку, выгрузила из нее остатки битого стекла, с сожалением оглядела мокрую коробку конфет и тоже бросила ее в ближайшую канаву. На правую ногу наступать было все-таки больно. Но успокаивало то, что боль казалась скорее ноющей, чем резкой.

— Что же Иволгин твой тебя не провожает? — спросил Антон, подавая мне руку. — Все-таки не белый день, всякое может случиться.

— У него свои проблемы. И вообще, Антон, я тебе еще в прошлый раз пыталась объяснить…

— Все, все, все! — он торопливо замотал головой. — Жалею, что поднял эту тему… Давай лучше о чем-нибудь другом: о балете, например… Что будешь в Праге танцевать?

— Одетту-Одиллию, — сухо отозвалась я. — Три спектакля. Что-нибудь еще интересует?

— Не хочешь, можешь не рассказывать. Я не заставляю…

Рука его была такой близкой и надежной, от темной куртки едва уловимо приятно пахло дорогой кожей. Поддерживал он меня бережно, но не более того… А впереди уже виднелся дом Жанны Викторовны. На кухне горел свет. Наверное, готовилось тесто для утренней стряпни.

В подъезде тоже было светло. Развернув меня к лампе, Антон еще раз критически всмотрелся в мое лицо:

— Хозяйку свою, конечно, напугаешь… Кстати, можно мне с ней не встречаться? Давай я тебя просто до квартиры провожу, а в дверь уж как-нибудь сама позвонишь… И смотри, больше по ночам одна не шастай, особенно по таким закоулкам.

— Подожди! То есть ты хочешь сказать, что мы сейчас на лестничной клетке просто скажем другу «до свидания», и все?

— А тебе чего бы хотелось? — Мне показалось, что взгляд его на секунду стал ищущим и напряженным. Но зато в голосе столь явственно звучала ирония, что я чуть не задохнулась от ярости.

— Мне бы хотелось… — слова тяжело срывались с моих губ, — мне бы хотелось, чтобы ты не тащился со мной до квартиры, а развернулся сейчас на сто восемьдесят градусов и пошел к своей машине. А еще хотелось бы, чтобы ты перестал по-идиотски околачиваться возле ДК. Надо мной уже смеются, да и Алексею неприятно.

— Договорились, — Антон усмехнулся и застегнул кнопку на рукаве куртки. — Ну, тогда пока?

Если бы он сказал «прощай», это бы прозвучало нелепо и пафосно. Но он просто и страшно бросил «пока».

— Пока! — в тон ему легко ответила я и забежала в подъезд…

Жанна Викторовна, узрев мои боевые раны, и в самом деле едва не рухнула в обморок.

— Ой, бедная ты моя! Да что же это такое творится? Куда милиция смотрит?! — причитала она, бегая вокруг меня с ватой и перекисью водорода.

— Жанна Викторовна, подождите! Меня искал кто-нибудь? Адрес мой новый спрашивал?

— Спрашивали. Два раза… Девочки звонили, сказали, что танцевали с тобой вместе. И мужчина еще. Какой-то родственник из Северска.

— Так и сказал: «из Северска»?

— Нет, я спросила, а он подтвердил.

Я поморщилась и отцепила от ссадины прилипшие ватные волоконца:

— Из всех родственников у меня в Северске — одна двоюродная тетка. Незамужняя. Я там, правда, жила пять лет. Но на квартире. Понимаете?

Жанна Викторовна, похоже, ничего не поняла. Но на всякий случай, прикрыв рот ладонью, ахнула. А потом, совсем как Антон полчаса назад, спросила:

— А Алексей твой что же? Почему он тебя одну ночью отпустил?

— Да пошел он к чертовой матери! — Я упала головой на стол и всхлипнула. — Я его уже ненавидеть скоро начну!.. Ну, почему, почему все так глупо получается?

К счастью, у меня не оказалось ни вывихов, ни растяжений, одни ушибы. Разбитую губу удалось замазать гримом, а сверху каким-то бельгийским тональным кремом, роскошно разрекламированным в «Фармаконовской» аптеке. К воскресенью мое лицо уже выглядело вполне прилично. Кроме того, повседневная и уже поднадоевшая куртка осталась висеть дома в прихожей. Для первого в моей жизни выезда за границу я надела белый свингер с мягкими складками, черный шелковый шарф и черные ботинки на высоком каблуке.

Похоже, мы с Иволгиным составляли красивую пару. На нас оглядывались и в автобусе, и в людном гулком зале Шереметьева-2. Алексей сильно похудел за последний месяц. Скулы заострились, глаза словно бы запали. Но это только добавляло ему особой, печальной романтичности. Впрочем, сегодня он был веселее и оживленнее, чем обычно. Галантно подавал руку, нес на плече мою сумку, охотно шутил и улыбался. Потом ушел курить с ребятами, а я осталась с малокурящими Светкой и Наташкой, которые тут же наперебой принялись восхищаться изысканным ароматом моего «Трезора». Обсудив и духи, и свингер, и даже итальянские колготки, девчонки плавно перешли на Иволгина и дружно решили, что он самый красивый мужчина в нашей труппе.

— Чего тебе только не хватает? — заметила Светка.

— В каком смысле, не хватает?

— Да ты ведь не любишь его. За три километра видно, что не любишь…

Сидя в самолете и разглядывая розовые облака за иллюминатором, я тоскливо размышляла о том, что будет дальше. Как долго мне еще придется участвовать в нелепом шоу под названием «Круглые сутки на сцене Анастасия Серебровская» и чем это шоу в конце концов закончится? Нас вполне могли разоблачить, особенно если учесть бурную энергию Ирки Лапиной, активно действующей в этом направлении. В результате мог получиться скандал с Рыбаковым. А мог и не получиться… Упрямому и издерганному Иволгину невозможно было объяснить одну простую вещь: если главного балетмейстера устроит то, что мы делаем на сцене, ему будет глубоко плевать на наши фамилии… Но Алексей, похоже, предпочитал плыть по воле волн и отчаянно не желал заглядывать в будущее…

В Праге был полдень. Обычный теплый полдень сентябрьского дня. Как ни смешно, но мне почему-то казалось, что, ступив на бетонное покрытие чешского аэродрома, я немедленно почувствую: вот она — заграница, чужая, непохожая, странная! Но и небо было как небо — голубое, в дымке легких облаков, и солнце как солнце, и люди, поднимающиеся по трапу в соседний самолет, — тоже совершенно нормальные.