То, что действительно важно - Владимир Корн

На следующий день к вечеру мы его преодолели. И действительно, найти вход в ущелье, в конце которого и начинался перевал, без помощи Кирста было бы очень затруднительно. Сама природа старательно запрятала его среди нагромождения огромных валунов. Боюсь, что попади я в эти места снова, мне пришлось бы немало потрудиться, чтобы его обнаружить. Вероятно, Кирст использовал какие-то ориентиры, дабы найти проход.

Уже на другой стороне, когда мы преодолели гряду, он указал нам направление для дальнейшего пути. Но и без этого несложно будет разобраться, трудно проехать мимо тракта, пересекающего треть Империи. Дело было под вечер, и Кирст остался с нами на ночлег, чтобы с утра отправиться в обратный путь.

Еще до сумерек Тибор умудрился добыть серну, и нам с Крижоном предстояло счастье отведать ее мясо уже во второй раз. Наше счастье оказалось в сильно урезанном виде, поскольку дичь, добытая Тибором, была весьма преклонных лет. По этому поводу Чемир, наш повар, съязвил, что горе-охотник застрелил животное, которое спряталось в кустарнике, чтобы спокойно умереть от старости. Поступок, конечно, гуманный, но как на охотнике Чемир ставит на Тиборе жирный крест.

Тот вполне достойно парировал выпад, заявив, что Чемир со своим талантом повара может любое мясо превратить в нечто дерьмоподобное. В какой-то степени он прав, единственное, что у Чемира получалось здорово, это лепешки, пышные, мягкие внутри и с хрустящей корочкой, о чем Тибор и не преминул лишний раз ему напомнить.

Вот именно с такой лепешкой в руке я и стоял следующим утром, наблюдая за тем, как уезжает Кирст. Лепешка была только что испечена, и от нее шел одуряющий аромат свежего хлеба, а аргхал, плясавший под Кирстом, великолепен. Не нужно быть ни специалистом, ни ценителем, ни просто любителем, чтобы это увидеть. Не только мой взгляд, взоры всех наших людей были прикованы к его лошади. Вот Кирст еще раз коротко всем кивнул и ударом пяток послал коня вперед. Мы же стояли и смотрели ему в след.

Вспомнив, наконец, про лепешку, я поднес ее ко рту, когда мне на плечо легла огромная черная морда.

Не нужно быть догадливым человеком, чтобы понять, насколько быстро я отскочил в сторону.

Передо мной стоял аргхал и тянулся мордой к лепешке, той, которую я все еще продолжал сжимать в руке.

Я даже головой помотал, зажмурив глаза, настолько это было невероятно. Нет, аргхал ни куда не исчез, и все также продолжал тянуться к хлебу. Черный как уголь-антрацит и такой же блестящий, взнузданный и с седлом, сбившимся набок. С этим-то как раз все понятно, подпруги не затянуты, а вот откуда он взялся? Материализовался из моей мечты?

Я отломил кусок лепешки и протянул коню. Тот осторожно взял его с моей ладони бархатными губами. Позабыв обо всем, я скормил всю лепешку. Затем приблизился к нему и расседлал. Он ходил так достаточно давно, потому что седло успело основательно натереть ему бок. Конь взглянул на меня, как мне показалось с благодарностью. "Ну-ну, Артуа — усмехнувшись, подумал я — сейчас он тебе еще спасибо скажет, на общеимперском".

Нет, благодарности я не дождался. Вместо этого аргхал ткнул меня носом, требую добавки. Когда я обернулся, чтобы попросить у Чемира еще лепешку, то обнаружил, что за нами наблюдают все. Даже Кирст успел вернуться и сейчас стоял, держа свою лошадь под уздцы, глядя на нас. Я скормил коню вторую лепешку, когда рядом образовался Оседор. Он тоже решил угостить коня хлебом.

Но не успел он приблизить руку к морде коня, как тот клацнул зубами возле самой его кисти.

Оседор озадачено отошел в сторону.

Я знаю, как отучить любую лошадь от такой привычки. Необходимо всего лишь сварить репу, насадить ее на прут, спрятать в рукаве и протянуть лошади. Лошадь не умеют выплевывать, а вареная репа обожжет весь рот. Пары таких экзекуций хватит для того, чтобы отучить самую кусачую лошадь. Вот только пусть посмеет кто-нибудь к нему приблизиться с той самой репой, я его самого заставлю ее проглотить.

Подошел Кирст, и осмотрел коня. Он что-то сказал на своем родном языке и лишь затем перевел на доступный:

— Это лошадь Изерниля.

Изерниль, это тот, кого мы обнаружили самым первым. У его людей было еще два аргхала, а этот, видимо, сбежал от людей, убивших его хозяина. Вот только как он здесь оказался, непонятно.

Долго разгадывать шараду не пришлось, потому что через несколько минут на луге, где возле небольшого родника мы расположились на ночлег, показалось с десяток всадников. Двое из них ехали верхом на угольно-черных конях.

Приблизившись к нам до расстояния в несколько метров, они остановились.

Так, двенадцать человек, явно не кочевники и все как один вооружены. Вооружены они так же как и мы, с той лишь разницей, что среди них нет ни одного дворянина. Но вот это-то как раз ничего не значит, не те здесь места, чтобы придавать такому слишком уж большое значение. И взгляды подъехавших к нам людей красноречиво об этом говорили.

Как то так получилось, что человек, бывший у них за главного, оказался передо мной. В его глазах тоже не читалось никакой почтительности тому обстоятельству, что перед ним дворянин.

Эти люди не бандиты, не разбойники, и единственное, что приходит в голову, что их смело можно назвать авантюристами. И они не остановятся ни перед чем, там, где пахнет неплохими деньгами. А здесь ими действительно пахло. Если продать четыре аргхала, получится чуть ли не состояние. Немного непонятно, почему они приблизились к нам вплотную. Неужели они настолько уверены в своих силах?

Или я снова прокручиваю самый плохой вариант? Весьма вероятно, что они просто хотят попросить закурить. Курить здесь не курят, так что может быть им нужна соль.

Вот только два аргхала у них, слишком уж все сходится. Интересно, как там ведет себя Кирст. Уж он-то непременно должен признать лошадей, всю свою жизнь среди них провел. Но почему-то совсем не хочется отворачиваться от их главаря, взгляд мне его не нравится и поведение. Еще один пытается сломать меня своим взором. Ну, никакой почтительности к человеку благородного происхождения, блин.

Заявить ему — "молчать, когда с тобой разговаривает подпоручик?", сорвавшись в конце фразы на визг? Но он и не говорит ничего, сидит себе на гарцующей лошади и взгляда своего от меня не отводит. Да и я вовсе не подпоручик.

И я, глядя ему в глаза, старательно поскреб в паху. Нет, ничего там такого не требовало. Вот только похожи мы сейчас на двух кобелей, и один из нас должен поджать хвост, признавая чужое главенство. И мои действия читаются так, что я прямо у него на глазах поставил свою метку на столбе поверх его метки. Не котируется здесь моя шпага, сейчас другие ценности в ходу.

И улыбочку еще добавим, полную снисходительности к щенку, который слишком рано псом себя почувствовал, еще того не заслужив.

Во взгляде моего визави что-то неуловимо изменилось. И сердце бешено застучало, сейчас, сейчас все начнется. Их больше, но пятеро наших парней стоят многого, да и Горднер не зря остался в тени.

Напряжение стало почти осязаемым и я его чувствовал. Немного согнем ноги в коленях, так получится быстрее отреагировать на любое его движение, ну и расслабимся, насколько получится, тоже для этой цели.

За моей спиной щелкнула тетива и чуть ниже среза шляпы главаря, точно в середине лба, вырос цветок из оперения стрелы. Стрелы севелугов имеет оперение из трех перьев, и это действительно было похоже на пестрый цветок. Надо же, вот это луки, стрела пробила голову насквозь.

Главарь начался заваливаться с коня в противоположную от меня сторону, и именно с той стороны раздался пистолетный выстрел. Видимо, уже в предсмертной агонии, он нажал на спусковой крючок. И этот выстрел предназначался мне.

"Кирст, я твой должник" — пронеслось у меня в голове, когда я прыжком оказался за оставшейся без седока лошадью. Потому что ни за что у меня бы не получилось так, как произошло в случае с бароном в том лесу, где Милана встретила своего дядю герцога. Не получилось бы потому, что тогда я видел, как барон направляет в меня свой пистолет, который до этого держал стволом вверх.

Сейчас все было по-другому. Пистолет я увидел бы одновременно с выстрелом, потому что всадник прикрывал его за корпусом своего коня. Такое ведь и к ножам относится, когда лезвие скрыто, за ногой, спиной, наложенной сверху ладонью другой руки, среагировать на удар практически невозможно. Ладно, чего объяснять вещи, которые знают все.

Забухали частые выстрелы, к которым добавились звуки вонзающейся в плоть стали.

Когда я появился из-за лошади, в руках у меня уже было обнаженное оружие: в правой шпага, а в левой, со стволом на лезвии, пистолет. Тяжеловат он все же для того, чтобы долго удерживать прицел одной рукой.

Цель нашлась сразу же, один из наших гостей, сидевший на аргхале. Расстояние было минимальным, чуть дальше выпада шпагой, так что промахнуться мне не удалось.