Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский

11 сентября. Понедельник. Ив. Вас. Попов гостеприимно меня устроил ночевать в своем кабинете, и я отлично выспался. Рано утром он уехал в Москву; его сборы я слышал сквозь сон. Встав в 71/2 часов и напившись чаю, я предался в остающиеся у меня до Академии свободные часы чтению Маколея и благодаря полнейшей тишине прочитал довольно много. Затем был в Академии и разъяснял темы для рефератов. Из Академии возвращался в Москву с о. Иларионом и с С. С. Глаголевым, с которыми беседовали на тему о нашем критическом финансовом положении. Они предупреждали, что скоро в Академии наступит финансовый кризис, т. к. из суммы, присланной на содержание личного состава, производятся всевозможные другие расходы, т. к. на эти также неотложные расходы денег пока еще не присылается. Поговорив с ними, я погрузился в чтение сочинения Чижа, окончившего ист[орико]-фил[ологический] ф[акультет] студента, о северной общине. Против меня на одной из станций сели железнодорожник и офицер. К удивлению моему, железнодорожник начал ругать современный беспорядок, разные комитеты, дороговизну их содержания. Офицер критиковал решительно все стороны жизни после переворота: финансовое разорение, отсутствие суда, отсутствие безопасности. Потом они вполголоса заговорили о Корнилове с большим сочувствием. К удивлению, мне удалось сесть на Каланчевской площади в трамвай. Я доехал до Мясницких ворот, а оттуда, пользуясь хорошей ясной погодой, прошел домой по линии бульваров пешком. В нашем переулке я встретил Л [изу] и Надю. Л [иза] отправлялась встречать Миню на Курский вокзал. Ожидая их, я продолжал чтение Маколея, и мы обедали в 10-м часу вечера.

12 сентября. Вторник. В газетах – отставка обер-прокурора Синода Карташева, вызванная, как он сам пишет в прошении об увольнении, «невозможностью работать вследствие засилья социалистов». Его обязанности будет пока исполнять С. А. Котляревский. Я был в Архиве МИД и занимался там статейным списком майора Вейде. В Архиве – большое движение: архитектор и подрядчик заняты разными измерениями, вопросом об устройстве каких-то дверей и т. д. Это – приготовления для переезда в Москву Министерства иностранных дел, которое разместится в Архиве. Моей работе помешал появившийся в Архиве Гр. Гр. Писаревский с рассказами о разных делах в Варшавском университете. Вернувшись из архива, я был занят укладкой дров в сарай. Вечером у меня преосв. Сергий, Богословские, Готье. Оживленный разговор и всеобщее негодование по поводу текущих событий. Липа пришла со своим хлебом и сахаром. На блюде у нас было подано немного рыбы, далеко не столько, чтобы быть сытыми. Это стоило 14 рублей. Арбуз – 2 р. 50 к., и все так. На такой почве неизбежны взрывы.

13 сентября. Среда. Утром – биография, но сделать удалось немного. Совсем не то, что в деревне, постоянно мешают и отрывают. После завтрака с Шуриком занимались укладкой дров в сарай. Сытин прислал мне 4 тысячи рублей за учебники. Звонки по телефону отрывали меня и от укладки дров. К 5 час. я пошел в Университет на полукурсовой экзамен. Вечером у меня Флоровский и Д. Н. Егоров. Германия предлагает Франции и Англии все уступки, согласна удовлетворить все их требования с тем, чтобы ей предоставлена была свобода действий на Востоке – куда относит и нас214. Большего позора России переживать никогда не приходилось. Мы исключены из европейских держав и отнесены в группу Персии, Китая, Турции и т. п.

14 сентября. Четверг. Утро провел за чтением Маколея, которым наслаждался. После завтрака прорвалась плотина: пришел А. П. Басистов, Мусенька [Летник], двое Липушат, С. К. Богоявленский, Кизеветтер, посланный от Сытина, О. И. Летник, Пичета, принесший книгу, М. М. Егорова. Только что я расположился укладывать дрова в сарай, когда пришел Алексей Павл. [Басистов]. Я извинился перед ним и продолжал при нем эту работу. Немножко и он мне помогал. Мне хотелось закончить дело, что и удалось: все дрова были убраны. С Липушатами мы переносили вещи, хранившиеся летом в кладовой. Итак, было несколько часов физического труда.

15 сентября. Пятница. Был на Кузнецком мосту в банке Джамгаровых, куда отнес полученные от Сытина 4 000 руб. за 4-ое издание 1-ой части и 3-е изд. 2-ой части учебника215. Оттуда прошел в университетскую библиотеку, где, разыскивая литературу о Петре в Англии, пробыл до 3 ч. дня и не все нашел. Видел Кизеветтера и Ив. Вас. Попова. Вечером у нас продолжение вчерашнего потока гостей: Надя, Михайловский, Алексей Павлович [Басистов], Писаревский. Последний обращался ко мне за темой для медальных сочинений.

16 сентября. Суббота. Восстание в Финляндии. Незаконно собрался распущенный Сейм, и тальман сорвал печати, наложенные на двери Сейма генерал-губернатором Некрасовым216. Русские войска, стоящие в Гельсингфорсе, – все большевики не только отказались препятствовать собранию Сейма, но не допустили в Гельсингфорс посланные из Петрограда новые войска. Керенский на Демократическом совещании, вновь протанцевавший свой словесный танец, на этот раз «танец отчаяния»217, объявил, что немецкий флот, зная о положении дел в Финляндии, плывет в Финский залив. Верно замечание А. П. [Басистова], что Россия теперь, как проститутка, привыкла к своему позору и не стыдится его. Восстание Финляндии и поведение наших войск там – наш новый позор, еще плюс к сотне наших позоров. А на совещании – потоки словоизвержения, и потоки, очевидно, будут литься, пока их не заткнут немцы.

Утро за работой над биографией. Был в Румянцевском музее за книгами. Вечером упивался перечитыванием Маколея. Какая прелесть!

17 сентября. Воскресенье. Утро за работой над биографией. Куда медленнее и хуже идет в Москве работа сравнительно с деревней. В 2 часа пришел ко мне один математик, оставленный при кафедре математики, по поручению бывшего нашего студента Соловьева, желающего подготовляться к магистерскому экзамену. Соловьева этого я припомнил; он был не из особенно даровитых студентов. Живет он где-то около Брянска на заводе. Конечно, из его стремлений сдать экзамен ничего не выйдет. Но позаняться наукой в провинциальной глуши все же полезно; это предохранит его от провинциальной тины. Математик, фамилию которого, когда он переговаривался со мной по телефону, я не расслышал, исполнив поручение, вступил со мной в разговор на современные темы, по поводу того, что ученое сословие мало получает, когда все вокруг получают много, блистал передо мною своею начитанностью, постоянно бросал имена: Спенсер, Маркс, Каутский, Тойнби и т. д. и т. д., но, увлекаясь, забывал нить нашего разговора, которую я ему опять давал в руки. Пришел В. К. Мальмберг с ответным визитом и говорил о тяжелом финансовом положении музея218, где истопник требует непомерного увеличения платы и грозит уйти, если его не удовлетворят. Мы проговорили до 4 часов, и я уже не мог пойти на заседание странного, вновь открывающегося общества «Русской культуры», куда меня звал сегодня Кизеветтер по поручению Струве. Впрочем, и не жалел, так как мне это общество показалось довольно фантастичным. Мы отправились с Миней к Карцевым поздравить именинниц: Веру Сергеевну и Веру и пили у них чай, разговаривая об учреждаемых в каждом доме домовых комитетах по продовольствию. Так как население нашего двора состоит всего из 14 человек, то решили, что Вера одна и будет составлять комитет, а прислуги четырех квартир будут ходить за хлебом по очереди. Это упрощает дело и облегчит их труд, а хвосты у булочных, конечно, сократятся. В больших домах комитеты нанимают особого человека, который ходит за хлебом, доставляя хлеб на весь дом. Заезжал к нам епископ Сергий [Сухумский], привез Мине конфет и посидел одну минуту. Лиза уехала к сестрам, и мы с Миней проводили вечер за чтением.

18 сентября. Понедельник. Поездка к Троице и возвращение оттуда. Совершенно потерянный день. В 8 ч. утра я двинулся в путь и в Академию прибыл к 12. Выехал из Посада в 41/2 и домой явился к 8 часам. Итак, я пробыл в пути почти 8 часов для того, чтобы заняться со студентами 1 1/2 часа! Но занятиями я остался очень доволен. Реферат священника Соколова о Котошихине был написан очень живо, хорошо прочтен и вызвал интересный разговор. Возвратясь домой, я уже ничего не мог делать от утомления и лег спать в 10 ч.

19 сентября. Вторник. Утром у Мини было большое горе, вызвавшее плач и рыдания. Накануне он приютил откудато пришедшего котенка. Ночью этого котенка выпустили в сени. Когда М[иня] проснулся, первым его вопросом было, где котенок; он бросился его искать на дворе, не находил и несколько раз возвращался домой с горьким плачем, причитая: «Ведь он маленькое живое существо, он изголодается и погибнет от холода» и т. д., и все громче и громче рыдал. Котенок, наконец, нашелся, он и был в сенях, и Миня, успокоенный, пошел в школу.

Заседание факультета в расширенном составе с приватдоцентами, к которым Грушка обратился с приветственной речью по этому поводу. От них отвечал Д. Н. Ушаков. Заседание было длинное и будничное с массой текущих, самых прозаических дел о разных суммах, которых по большей части нет, но которые надо изыскивать, и т. д. Приват-доценты стали разбегаться, и к середине заседания остались уже одни почти профессора, обязанные заседать, потому что получают жалованье, между прочим, и за это, – в сущности же терять время попусту. Все эти дела, отнявшие добрых 31/2 часа, можно было бы единолично решить декану в какие-нибудь полчаса. Готье передвинут в ординарные профессора; Егоров получил содержание. Шли домой с ним. Вечер провел с Л [изой] у Богословских, которые завтра уезжают на Кавказ.