Талиесин - Лоухед Стивен Рэй

— Я не хотел тебе мешать, — сказал он.

— Но раз уж ты мне помешал, неужто ты усугубишь свою вину, отказавшись со мной посидеть? — Говоря, она смотрела не на него, а в котелок.

Талиесин видел, что сесть ему некуда, только на мокрую от росы траву.

— Я постою, госпожа, — сказал он и добавил: — Провинюсь ли я еще больше, если спрошу твое имя?

— Спрашивай, — отвечала девица. Она снова улыбнулась, и на этот раз Талиесин понял, что над ним смеются.

— Не буду, — отвечал он. — Можешь думать, что я невежа.

— Вот как? Ты знаешь, что я думаю? — спросила она, глядя из-под ресниц. Талиесин заметил, что жилка у нее на шее забилась чаще. — Тогда ты видишь самую суть вещей. Коли ты можешь проникнуть в мои мысли, тебе не составит труда угадать и мое имя.

— Мне пришло в голову несколько разных слов, — отвечал Талиесин, — только не знаю, какое из них выбрать.

Девица взмахнула веером, пар поплыл по воздуху, и внезапно Талиесину показалось, что это она, сидя здесь, насылает на долины туман и мглу.

— Зови меня, как хочешь, — сказала она. — Имя — всего лишь звук на ветру.

— Да, но у звуков есть смысл, — сказал Талиесин. — У имен — значение.

— И как же ты назовешь меня? — спросила она почти робко. При этих словах что-то почти неуловимо изменилось в ней, в ее манере держаться, и Талиесину показалось, что перед ним совсем другой человек. — Ну? Не знаешь?

Она не дожидалась ответа, но продолжала торопливо:

— Видишь? Смысл не так легко угадать. По мне, лучше уж звук на ветру, чем тщетная погоня за бесполезной целью.

— Занятное ты существо, — рассмеялся Талиесин. — Сама ставишь вопрос и сама на него отвечаешь. Это нечестно.

Девица покраснела, ее щеки вспыхнули пунцовым румянцем. Она быстро повернулась к певцу, яростный огонь блеснул в зеленой глубине глаз. На миг перед ним предстал дикий зверек, готовый юркнуть в глубокую лесную нору, спрятаться и залечь. От нее исходила жаркая волна гнева и страха, которую Талиесин ощутил кожей.

— Я чем-то тебя задел? Прости, я не нарочно.

Выражение исчезло так же быстро, как появилось, и девица улыбнулась притворно-застенчиво.

— Звук на ветру, как он может задеть?

Она перевела взгляд на котел, достала пригоршню листьев и стала по одному бросать их в воду.

— Меня зовут Моргана.

Моргана…

Талиесин смотрел на девицу, а имя эхом отдавалось в его ушах. Скользкая тьма заклубилась вокруг, как пар из котла, подхватила дух Талиесин, закачала, словно морская волна под опасной скалой утлый челнок. Он пошатнулся и еле устоял на ногах.

Он знал, что прикоснулся к дикой, нерассуждающей силе, вроде той, что гонит к берегу волны. Он встречал ее прежде — однажды, давным-давно — в лице лесного владыки Цернунна. Тогда ему тоже стало невмоготу от страха, и он сбежал.

С тех пор он стал старше и многое узнал о силе старых богов. Это природная сила, стихийная, рожденная от земли, связанная с деревьями, холмами, камнями, звездами, луною и солнцем. В ней много тьмы, но не вся она — зло. Поэтому ее не следует безоглядно страшиться, а надо лишь не дразнить, как гадюку, когда та поднимет чешуйчатую голову и обнажит ядовитый зуб.

На этот раз Талиесин не обратился в бегство. Он в отличие от многих друидов никогда не стремился овладеть стихийной силой. Хафган говорил, мол, дело это глупое и опасное, природную силу не приручить, не узнать, как пользовались ею в древности. Те же, кто пытался к ней прибегать, до конца жизни жалели, если вообще оставались в живых.

Моргана смотрела на него с любопытством.

— Опять невежливо, — вздохнула она. — Девушке положено говорить, что ее имя ласкает слух. — Она встала и шагнула к Талиесину. — Неужели я настолько тебе противна?

— Прости меня, госпожа, — произнес Талиесин. — Я делаю оплошность за оплошностью.

— Не прощу, певец, — сказала Моргана, подходя ближе и складывая губки в чарующую улыбку. — Я требую возмещения.

Талиесин отступил на шаг. Она протянула руку и коснулась его плеча.

— Куда ты, Талиесин? Побудь со мною, господин лета.

— Почему ты так меня назвала? — резко и хрипло произнес Талиесин. — Где ты слышала это имя?

Моргана улыбнулась еще сильнее.

— Разве Аваллах не подарил тебе земли?

— Подарил, — смущенно произнес Талиесин. — Вчера ночью.

Моргана подошла вплотную. От ее уст пахло яблоневым цветом.

— Они зовутся Летние земли, — пропела она притворно наивным голоском. — Значит, ты — господин лета. — Она коснулась его щеки и поцеловала.

Прикосновение ее кожи обожгло, как огонь или лед — застывшее пламя. И вновь Талиесин почувствовал, что дух его влечется к ней. Какая-то часть его существа хотела быть с ней, насладиться ее ласками.

Разумная его часть содрогнулась от поцелуя, словно от оплеухи. Небеса померкли, земля заходила ходуном. Он вырвался и побежал, оступился, упал на четвереньки, вскочил и побежал снова.

— Вернись, Талиесин, — нараспев повторяла Моргана. Он обернулся и увидел, что она манит его рукой. — Ты вернешься ко мне, Талиесин… вернешься…

Харита вошла в сад и увидела Талиесина, когда тот выходил из рощицы. Она привязала серого рядом с его конем и торопливо пошла навстречу.

— Что случилось? — Радостная улыбка сползла с ее лица. — Что с тобой?

Он притянул ее к себе, чувствуя умиротворяющее тепло.

— Ничего, — сказал он. — Ничего не случилось.

Она отстранилась на расстояние руки.

— Ты уверен? У тебя был такой испуганный вид, что я подумала…

— Ш-ш-ш… пустяки. Ничего не было. — Талиесин приложил палец к ее губам. — Ты здесь, а все остальное неважно.

— Мне нельзя было приходить, — твердо сказала она, высвобождаясь из его объятий. В следующий миг она смягчилась и сказала: — Ой, Талиесин, ничего не выйдет. Отец очень зол на нас. Он не позволит нам пожениться.

— Почему? — Он снова попытался притянуть ее к себе.

Она не давалась.

— Я давно не видела его в таком гневе. Вчера он отказался со мной говорить.

— Но он же дал нам земли, — напомнил Талиесин. — Если наши народы станут соседями, не понимаю, почему нам не стать мужем и женой.

— Все не так просто, и ты отлично это знаешь. — Она повернулась к нему спиной. — Я тебе говорила: нам не суждено быть вместе.

— Харита, — твердо сказал он. — Взгляни на меня.

Она вновь повернулась к нему, лоб ее был нахмурен.

— Ты знаешь, что нужна мне. Хочешь ли ты этого?

— Неважно, что я хочу.

— Почему? Зачем такое самоотречение? Разве ты не достойна любить и быть любимой?

— Любить? — Харита печально покачала головой. — Не говори мне о любви, Талиесин.

— Тогда скажи, каким словом тебя покорить, и я произнесу его. Я скажу, чтобы звезды небесные стали твоим венцом; я скажу, чтоб цветы полевые стали твоим платьем, чтоб ручей стал напевом в твоих ушах и тысячи жаворонков услаждали твой слух; я скажу, чтоб ночная тишь стала тебе ложем, полуденный зной — покрывалом; я скажу, чтобы пламя всегда озаряло тебе путь, а золото блеском своим наполняло твою улыбку; я буду говорить, доколе суровость твоя не смягчится и сердце твое не оттает.

— Красивые слова, певец. Можешь включить их в свою песню, — послышалось из-за деревьев.

Харита вихрем развернулась на голос.

— Моргана! — Она обвела взглядом деревья и дорожки, но там никого не было. — Моргана, где ты? Выходи, и побыстрее!

Долго ничего не было слышно, потом зашуршала цветущая ветка и выступила Моргана с нехорошей улыбкой на губах.

— Ревнуешь, сестрица? Не злись! Это только игра, праздное любопытство и ничего больше.

— Что ты тут делаешь? — возмущенно спросила Харита, заливаясь краской.

— Мы встретились чуть раньше, — пояснил Талиесин, стараясь разогнать напряжение. — Мы немного поболтали, пока я ждал. Я не знал, что это твоя сестра.

— Ты не говорила Талиесину обо мне? — невинно поинтересовалась Моргана. — Почему? Боялась, что я его уведу?