Князь Благовещенский: Князь Благовещенский. Наместник. Пророк - Виталий Сергеевич Останин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вывод? Все-таки видения – проявление дара. Скорее всего, так. Не боярского, царского возможно. Это неприятно, это пугает, но маловероятно, что это опасно. Значит, паника побоку и рассматриваем только версию с пробуждением дара. И еще раз – у Антошки такое было, и ничего с пацаном не случилось. Носится по закоулкам резиденции, как в зад пчелой ужаленный!
С непередаваемым облегчением я оторвал лицо от подушки и вдохнул полной грудью. Какой ты все-таки трус и паникер, Антошин! Смотреть противно! Одно радует – никто не видел.
В дверь постучали. Слуга-китаец, как какой-то официант в ресторане, молча сервировал небольшой столик в углу бумагой и карандашами и так же беззвучно, как вошел, покинул комнату. Вовремя! Надо все записать. Каждую долбаную деталь!
Усевшись за стол, я прикрыл глаза, сосредотачиваясь перед работой. И сразу же вспомнил реплику старого китайца с экрана ноутбука. «Мы не можем позволить оппозиции использовать ситуацию…»
Слова политика! Эти интонации и построение фраз я узнаю в любом из миров! Китайского политика. И высоко летающего, кстати. Стоп! А не императора ли я видел? В последнем видении? Это же легко проверить! Господи, ну хоть на одну здравую мысль ты разродился, Антошин! А то верещишь, как баба, слушать противно!
Я достал смартфон и вбил в поисковике «император Чжу Ли». И с удовлетворением стал разглядывать лицо старого минца, виденное всего каких-то минут десять-пятнадцать назад. Фотография седого, с длинными усами, одетого в расшитый желтый халат и смешную черную шапочку владетеля империи окончательно убедила меня, что я не псих. Именно его я видел глазами… получается, его сына. Чжу Юаня? Человека, с которым мне встречаться завтра. Скорее всего, так. Точнее смогу сказать, только когда услышу его голос. Он у него… характерный такой.
О чем говорили император и наместник в моем видении, было неясно. Я застал самый конец разговора, понять из которого можно было только одно – стороны обсуждали дела государственные. Больше из этого мне ничего не выжать. Тогда переходим к картинке, которая появилась под занавес. Той, где злобный ван заливал все вокруг белым огнем. Как этот кошмар, в котором люди превратились в факелы, был связан с беседой отца и сына? Не просто же так мне это в один момент привиделось? Хотя могло и просто так – что я знаю о природе видений?
Потратив еще десять минут, я записал свои видения на бумагу и собрался было лечь спать и как-то уговорить свой разогнанный мозг отдохнуть. Но тут смартфон сообщил о получении сообщения. Оживив экран, я обнаружил, что пришло письмо от Алмаза. Татарин, видать, тоже не спал и воспринял мою просьбу порыть Сеть на предмет информации по пифиям со всей серьезностью. Вздохнув для порядка – сна пока не предвидится, – я погрузился в чтение.
Спустившись утром в холл посольства, я стал свидетелем непонятной и немного пугающей сцены. Или неловкой – тут как посмотреть. В кресле сидел в совершенно растрепанных чувствах Петр Лунь, а рядом с ним стояла – и утешала его! – Яньлинь. По крайней мере, так я воспринял картину. Хотя как ее еще воспринять-то? Мужчина сидит, уронив лицо в ладони, а женщина стоит рядом и успокаивающе гладит его по плечу.
При моем появлении оба замерли, будто я застал их за чем-то неприличным, и тут же поспешили разорвать дистанцию. Точнее, попыталась Яньлинь, сделавшая пару шагов прочь от кресла с чиновником. А тот остался сидеть, но уже в не столь трагической позе.
– Что-то случилось? – спросил я нарочито небрежно, как воспитанный человек, стараясь смотреть в сторону.
Лунь тут же бросил на берсерку умоляющий взгляд, расшифровать который не составило бы труда и ребенку: «Пожалуйста, ничего не говорите!» Уже открывшая было рот женщина резко закашлялась, будто подавившись чем-то. И посмотрела на Петра Игнатьевича с укоризной.
– Семейные проблемы… – выдавил в это время чиновник. – Ничего такого.
Выглядел он при этом так, будто у него мама сейчас умирала. Врать Лунь не умел совсем.
– Может, мы можем как-то помочь?
Обычно я не лезу в чужие проблемы, да еще и с предложением помочь. Во-первых, у меня своих по брови, а во-вторых, как правило, такая доброхотская инициатива выходит боком. И тебе, и тому, кому помогаешь. Но тут, не иначе как из-за присутствия Яньлинь, вдруг полез.
– Правда, не стоит, – вяло отозвался Петр Игнатьевич. – Это личные дела, вам это совсем не интересно…
На этом месте я бы и остановился – и так зашел много дальше, чем обычно. Но вмешалась женщина. Верно говорили евреи: Бог сотворил мужчину и отдыхал, а сотворил женщину – и все потеряли покой.
– Расскажите все Игорю! – потребовала она, забыв о том, что ее вообще-то просили молчать. – Он хороший человек и наверняка придумает, как вам помочь!
Разумеется, после такой лестной характеристики от красавицы-берсерка пути к отступлению для меня были закрыты. Осталось только идти вперед. Что я и сделал, приблизившись к креслу, в котором сидел Лунь.
Тот вскочил и затараторил:
– Игорь Сергеевич, я не должен… У вас и своих проблем хватает… Вы не должны!.. Я сам!
– Давайте вы не будете говорить мне, что я должен делать, а чего не должен, – мягко, но, надеюсь, веско произнес я, опуская руку на плечо чиновника и усаживая его обратно в кресло.
До визита к наместнику еще оставалось полно времени, так что я мог себе позволить побыть тем, кем меня видела симпатичная женщина.
Еще с минуту Лунь не решался начать, отговариваясь своей незначительностью и моей занятостью, а затем, неожиданно для самого себя, начал рассказывать. Путано, нескладно, я сперва даже не сообразил, о чем он говорит.
– Теперь им придется уехать! Род Фэн живет в Гуанчжоу уже четыре поколения, и вот теперь им нужно уехать! И никаких объяснений, Игорь Сергеевич, понимаете? Никаких объяснений! Просто потому, что мы ваны, а с ванами можно не церемониться!
– Петр Игнатьевич! – практически рявкнул я на него. Столкнувшись с этим словоблудием, я понял, что на самом деле до визита к наместнику не так уж и много времени осталось. – Извольте взять себя в руки и говорить толком!
Кстати, поймал себя на мысли, что стал использовать здесь устаревшие слова и обороты. Все эти «извольте» и «потрудитесь». Атмосфера, видимо, располагала.
Чиновник от моего окрика дернулся, пробормотал «да-да, конечно!» и пару раз смачно хлестнул себя по щекам.
– Прошу простить, Игорь Сергеевич! Происшествие совсем выбило меня из душевного равновесия! Я расскажу по порядку, да-да!
Он поднялся, наконец, из кресла,